«Все, ребята... конец»

2 октября, проснувшись, Бурков, как повелось, отправился будить Василия Макаровича: «Я постучался к Шукшину. Дверь была не заперта. Но я не вошел, а от двери увидел... рука, мне показалось, как-то... Я чего-то испугался. Окликнул его. Ему же на съемку было пора вставать. Он не отозвался. Ну, думаю, пусть поспит. Опять всю ночь писал. Я пошел по коридору и столкнулся с Губенко. "Николай, — попросил я, — загляни к Васе, ему скоро на съемку, а он чего-то не встает..." Он к нему вошел. Стал трясти за плечо, рука как неживая... потрогал пульс, а его нет».

Николай Губенко рассказывал: «Я выскочил из каюты полуодетый, полтора километра бежал до съемочной площадки, прибегаю, сидит Юсов Сергей Федорович на кране, Володька Досталь рядом, смотрят на меня, говорят: "Коля, кто умер?!" То есть у меня на лице было такое, что...»

Анатолий Заболоцкий вспоминал, что в беседе с ним Георгий Бурков о том, как на теплоходе узнали о смерти Шукшина, рассказал следующее: «"Утром на последнюю досъемку ждут. Нет и нет, уже одиннадцать часов, — в двенадцатом зашли к нему, а он на спине лежит, не шевелится". Кто зашел, ни я не спросил, ни он не говорил». Детали в рассказах Буркова расходятся — по первому видно, что дело происходило рано утром. Кроме того, вряд ли Николай Губенко мог быть полуодетым в двенадцатом часу.

На столе Шукшина лежала очередная амбарная книга, рукопись повести «А поутру они проснулись...». В этом жутковатый каламбур судьбы — автор-то не проснулся.

Вызвали милицию, прокуратуру. Следователи осмотрели каюту. Один из них написал в амбарной книге: «Последняя запись. Была открыта тетрадь при осмотре места в этом месте».

Эта амбарная книга сейчас находится в музее Шукшина в Сростках. Кроме повести, в ней есть народный рецепт от язвы желудка и рабочая запись: «Контингент и экзистенциализм — два слова, которых В. никогда не смог правильно произносить».

«Сначала пошел слух, что танк задавил Штирлица-Тихонова. Потом выяснилось, что умер Шукшин. Сначала народ не поверил, а потом было страшное горе. Шукшина ведь все знали по "Калине красной" — у него была настоящая слава», — рассказывал Николай Иванович Дранников, житель станицы Клетской, участник съемок фильма «Они сражались за Родину», впоследствии создатель и руководитель Волгоградского регионального отделения Российского центра искусств имени Шукшина.

По Москве известие о смерти Шукшина пронеслось, как лесной пожар. Валентин Виноградов вспоминал: «Ночью на "Мосфильме" доснимал последние кадры "Земляков", кто-то вдруг крикнул с улицы: "Шукшина убили!"»

Гроб в Москву отправили на военно-транспортном самолете. Его сопровождали Губенко, Бондарчук, Бурков и Юсов. Николай Губенко рассказывал, что все старались находиться поближе к кабине пилотов, только бы не смотреть на страшный груз. Гроб застопорили веревками и цепями, но его все равно бросало по огромному пустому нутру самолета.

Алексей Ванин вспоминал, как встречал гроб в Москве: «Я отснялся в "Они сражались за Родину" и улетел в Москву, потому что основная моя работа была тренером сборной СССР. Мне позвонили: "Вася помер". Взял ребят-борцов, поехал в аэропорт. Бондарчук был пепельного цвета. Шукшин был в металлическом запаянном гробу, а сверху — деревянный ящик. Мы оставили гроб в Институте Склифосовского, строго приказав не вскрывать без нас...»

Надо было сообщить Федосеевой. К ней поехали Бондарчук, Губенко и все остальные. Лидия Николаевна вспоминала, как раздался звонок, она открыла дверь и увидела их страшные лица. У Бондарчука не хватило сил произнести слово «умер», он сказал, что Василий тяжело заболел, но она все поняла и закричала: «Нет! Нет!»

Алексей Ванин рассказывал, как они вернулись в морг: «Когда приехали — гробы разломаны, Васю вскрыли. Три сторожа дежурят, а когда вскрыли, кто — неизвестно...» Он ошибся — вскрытие провели еще в Волгограде. Официальная причина смерти — сердечная недостаточность.

За похоронной суетой никто не вспомнил про Алтай. Первой в Сростках о смерти Василия Макаровича узнала библиотекарь Дарья Ильинична Фалеева: «4 октября 1974 года мне позвонила Першина Анна Яковлевна, заведовавшая в Бийском райкоме отделом пропаганды и агитации, сказала, что нужен материал о Шукшине. Зачем, спрашиваю. Надо написать некролог. Василий Макарович умер. Страшно все перевернулось в голове. Так хотелось верить, что это ошибка, что он живой.

Мария Сергеевна жила тогда уже в Бийске, в кооперативной квартире, которую ей купил Василий Макарович. Телефона у нее не было. Решили звонить Наташе. Побежали к ее золовке, Зое Овсянниковой — она работала телефонисткой, наверняка знала телефон Наташи. Она позвонила, начала осторожно спрашивать, что слышно в Бийске. "А что может быть слышно? Ничего не слышно", — ответила Наташа. Она еще ничего не знала» [Ащеулов, Егоров: 104].

Наталье надо было как-то подготовить мать, но как это сделать, она не представляла. Мария Сергеевна вспоминала: «Приходит Наташа, говорит: "Мама, поедем в Москву, что-то с Васей". А не говорит, что умер. Я и верила, и не верила. Я ведь ехала к нему к живому» [Слово о матери Шукшина: 27].

Они полетели в Москву. В самолете Наталья увидела, что какой-то мужчина читал газету с большой фотографией Шукшина, и постаралась ее загородить. Только в Москве, когда к ним навстречу вышли люди с черными от горя лицами, Мария Сергеевна все поняла. Проплакавшись, пошла в церковь заказать поминовение. Она рассказывала: «"За кого?" — спрашивают. "За Шукшина". — "Ты уже сороковая сегодня". Пришлось объяснять, что я мать ему» [Бийчане о Шукшине: 53].

Сначала Шукшина собрались похоронить на Введенском кладбище — на Новодевичье по заупокойной иерархии того времени у него не хватало регалий. Но Сергей Бондарчук ледоколом пошел по кабинетам, добрался то ли до Косыгина, то ли до самого Брежнева, и добился своего.

Хоронили Василия Макаровича 7 октября. Панихида состоялась в Доме кино. Проститься пришли несметные толпы людей, многие несли ветки красной калины.

Жизнь кончилась. Началось бессмертие...