Петля судьбы

Еще одно событие 1963-го — выход в свет первого сборника рассказов Шукшина «Сельские жители». В него вошли рассказы «Далекие зимние вечера», «Гринька Малюгин», «Демагоги», «Племянник главбуха», отвергнутый «Октябрем» «Стенька Разин», «Игнаха приехал», «Воскресная тоска», «Экзамен», «Леля Селезнева с факультета журналистики», «Ленька», «Коленчатые валы», «Правда», «Солнце, старик и девушка».

На книгу пошли отзывы. Все хвалят, это видно и по заголовкам: «Прочная основа» («Новый мир»), «Талант души» («Знамя»), незатейливый «Очень талантливо» («Москва»).

«Все лучшие рассказы Шукшина — это простенькие бытовые картинки. Но эта непритязательность кажущаяся. Мимолетная как будто фраза толкает на раздумья о сути характеров, о народном восприятии жизни», — написал журнал «Новый мир» (№ 4, 1964).

Упоминая рассказ «Сельские жители», рецензент журнала «Москва» пишет: «Его нельзя пересказать, как и многие другие рассказы Шукшина. Его нужно читать. Бабка собирается со своим внуком в Москву, и как они вместе сочиняют телеграмму бабкиному внуку, и как нагоняет на бабку страху деревенский пьянчуга. И все. Больше ничего нету. А между тем — жемчужина» (№ 1, 1964, с. 207).

«Любит Шукшин в своих героях их сердце, преклоняется перед той естественностью, хотите, легкостью, с какой ходят по земле эти люди, занимаются своим делом. Отчего же добрый юмор перемежается у него легкой грустью? Отчего печальна подчас его улыбка?» — пишет «Знамя» (№ 1, 1964).

Журналы не жалеют страниц на отзывы о книге Шукшина. Конечно, как положено, подмечают и недостатки, но в целом, как в январе пишет матери довольный Шукшин: «Книга моя пошла хорошо» [Шукшин 2009: 8, 226].

Первая книга — всегда большое событие и большая радость для автора. В судьбе Шукшина это книга-отметина еще и потому, что с нее начались одна дружба и одна любовь.

Ее прочел студент Литературного института Василий Белов. До этого, в 1956 году, он слышал от вологодского поэта Ивана Тихонова о Шукшине-актере, но, не воспринимая кино всерьез («Никогда не был я рьяным любителем кинематографа, считая кино синтетикой в искусстве»), пропустил первые работы Василия Макаровича. А вот книгу пропустить не мог. Тот же Тихонов сказал Белову, что у Шукшина вышла книга рассказов. «Где-то я приобрел "Сельских жителей" и поразился удивительному сходству своего и шукшинского детства», — писал Белов.

«Наше детство совпало с войной, обоим довелось узнать голод и горе. С учением у нас тоже не сразу получилось — не было аттестатов за среднюю школу. После седьмого класса мне пришлось помогать матери растить пятерых моих братьев и сестер (отец погиб на фронте в 1943 году), да и школа-десятилетка находилась за 60 километров от дома...» — рассказывал он.

Белов написал Шукшину на адрес издательства восхищенное письмо. Мир тесен, судьба скоро свела их. Василий пришел в общежитие Литинститута, и они встретились. «Он сутуло сидел за столом прямо в темно-коричневом зимнем пальто. Обернулся на мой приход с широкой, но несколько грустной улыбкой. Произнес глуховато:

— А, дружище, так это ты Белов? Придется познакомиться...»

На первый взгляд Шукшин показался студенту «мужчиной средних лет» — это в тридцать четыре года! В следующий раз они встретились на съемках ленты «Живет такой парень». По воспоминанию Василия Ивановича, Василий Макарович как раз «разводился со своей "библиотекаршей,,» — это явно об Александровой. То есть роман с Беллой накладывался на отношения с Лидией. И это не последнее «наложение» в судьбе Шукшина.

«Сельские жители», маленький томик за сорок две копейки, закрутил еще один поворот, ловчую петлю его судьбы.

Отзыв в журнале «Знамя» написала тридцатидвухлетняя Виктория Софронова, дочь Анатолия Владимировича Софронова, писателя и главного редактора журнала «Огонек» — большеформатного, полноцветного, этакого советского глянца, правда, с поправкой на время и идеологию, так что фотомодели тут — сталевары, комбайнеры, доярки, учителя.

Василий и Виктория встретились в Центральном Доме литератора, причем неслучайно — она пришла именно «на Шукшина», увидев в календаре событий сообщение о том, что он будет читать свою новую повесть. В лицо Софронова его не знала, поэтому, когда в буфете к ней и ее подруге Ирине Гнездиловой подошел «высокий поджарый молодой человек», она не поняла, кто это.

Софронова запомнила, что он «странно переминался с ноги на ногу», пояснив, жмут новые туфли, купленные специально ради выступления в ЦДЛ.

Здесь надо пояснить: это не только новые, это его первые туфли! Белла Ахмадулина рассказывала, как переобула и переодела Шукшина: «В один погожий день он по моему наущению был заманен в ловушку, где вручили ему сверток со вздором вещей: ну, костюм, туфли, рубашки». Из этой фразы очевидно, что туфли покупались на глазок, без примерки, потому и жали немилосердно. «А потом Шукшин как-то увидел фотографию Пастернака, копающего землю на даче, и радостно сказал: "Ага! А ваш-то тоже в сапогах!"» — добавил к этому рассказу Мессерер. Тут показательно это слово «ваш». Шукшин разделял людей «наших» и «ваших». У «наших» обязательно в анкете должна была быть деревня, но и она еще ничего не гарантировала. При делении он руководствовался чутьем. С «вашими» могли выработаться отношения, но не дружба и уж тем более не любовь.

Ахмадулина писала, что Шукшин шел, «легкой подошвой принимая привет апрельского московского асфальта». То есть все происходило весной. В туфлях, купленных Беллой Ахмадулиной, писатель пришел в Центральный Дом литераторов читать свою новую повесть. Вечер вел муж Ирины Гнездиловой Александр Андреев. Гнездилова познакомила Викторию и Василия. Шукшин прочитал отрывки. Потом состоялось обсуждение. Одни вспоминали, что оно было доброжелательным, другие, видимо, для драматизма, что Шукшина разругали.

После обсуждения многие перекочевали в ресторан. Шукшин сидел за столиком с оператором Валерием Гинзбургом и Андреем Тарковским с Ирмой Рауш (они поженились в 1957 году). Неподалеку — Виктория и Ирина с мужем. В воспоминаниях упоминается Белла Ахмадулина, которая, по словам Софроновой, сидела за столиком с Шукшиным: «У них тогда заканчивался роман, и это был их прощальный вечер». Неизвестно, когда и от кого Виктория узнала о «прощальном вечере». Если прямо тогда, в ЦДЛ, то, без сомнения, акции молодого человека в тесных туфлях тут же резко взлетели.

Их дочь Екатерина родилась 12 февраля 1965 года. Если отсчитать от этой даты девять месяцев, получается май. То есть у них все довольно быстро закрутилось. И так же быстро пошло к концу. Летом 1964 года Шукшин поехал на съемки фильма «Какое оно, море?» в Крым, в город Судак. Там он встретит вторую Лидию, Федосееву.

Такого поворота никто не предвидел. Шукшин до отъезда на съемки в Судак побывал с Викторией в Сростках, показал ее матери, хотя, как мы понимаем, это у него ничего не значило. Про Шумскую Софроновой тоже никто не сказал. «Такой в деревне протокол, куда там Виндзорам: на новую жену посмотреть сбежались, а обсудить "двоеженство" разбрелись по завалинкам», — говорила Екатерина, дочь Шукшина и Виктории.

Она же рассказывала, что Василий любил поспорить со своей тещей Ксенией Федоровной. «Ксению Федоровну боялись все: мама, папа, я — просто до тошноты. Робел даже Софронов, с которым у них сохранились очень теплые отношения. При этом она никогда не повышала голос, просто поджимала губы. Не одну ночь они просидели с Василием Макаровичем на кухне. Могли и под водочку (оба предпочитали ее как дипломированные язвенники). Запалят "Беломор" — и про политику! Ругались до криков, до хрипоты...» [Черницына: 3].

Софронова на момент знакомства с Шукшиным уже развелась со своим первым мужем Дмитрием Стариковым. У нее имелась двухкомнатная кооперативная квартира, построенная на деньги отца. Екатерина вспоминала, что они жили в этой квартире: «Мама осталась собственницей роскошной по тем временам двухкомнатной квартиры, в которой и проходила жизнь моих родителей».

Виктория рассказывала: «Жили мы вместе, но Вася часто был в разъездах, на съемках. Когда приезжал, к нам приходили его друзья: оператор Саша Саранцев, Вася Белов. Я Шукшина очень любила. А он был ревнив. Однажды даже подрался с Саранцевым из-за того, что тот, прощаясь, меня поцеловал. Потом с Васей что-то произошло, он охладел. Я поняла, что мы скоро расстанемся. Сказала об этом ему». Возможно, это позиция сильной женщины, которой Софроновой пришлось стать. Себе и миру она говорит, что все решила сама. Виктория решила упредить его, дать возможность расстаться красиво, сохранив лицо. Но тут есть маленькая деталь: женщины становятся сильными, когда мужчины не дают им возможности остаться слабыми.

По ее словам, она поняла, что беременна, уже после этого разговора. Думала об аборте. Сообщила обо всем Шукшину. Он написал ей из Судака туманное письмо: «Вика, ради Христа, послушай меня. Послушай, родная. Это ведь не так просто — что ты задумала. Я понимаю, что иначе — тоже не просто, труднее, но... И не знаю, что говорить. Но знаю, что из того положения, о котором я прошу, есть выход, куда более простой и человечный. Не торопись, во всяком случае. Соберись с духом» [Шукшин 2009: 8, 228].

Возможно, Софронова все-таки ждала других слов. Например, «приеду, женимся». Неизвестно, почему он этого не написал: потому что его уже затянули отношения с Лидией Федосеевой, или потому что вообще не собирался звать Софронову замуж?

Она решила оставить ребенка и в августе Шукшин написал: «Ви-ка!!! Люба моя родная! <...> Что я тебе могу сказать! Назвать храброй — мало и скучно. Отчаянной — боюсь, ибо понимаю, что отчаяние — не доблесть, и в любую минуту отчаяние перейдет в поступок совсем малодушный. И, все-таки, что же я скажу-то?! Спасибо, любимая моя, я помню, как мне легко с тобой, как хорошо и интересно. <...> Милая, у меня такой "девятый вал" нежности. А нежности я всегда стыдился. Ну, расскажи мне что-нибудь сама, я люблю ВАС, мой милый дружок». Под словом «ВАС» он явно имеет в виду Викторию и ребенка.

Надо понимать, в это время они с Федосеевой уже живут под одной крышей (в Судаке она довольно скоро перешла жить в дом, который сняли для Шукшина). Когда он врал и кому? Или всем говорил правду? Всех любил? Какие чувства помещались в его душе, и как эти чувства могли помещаться в одном человеке? «Широк человек, я бы сузил», как писал Достоевский.

Виктория Анатольевна однажды сказала дочери: «Понимаешь, он мне никогда не врал. Правды не говорил. Но не соврал ни разу». Это, конечно, слабое утешение, тот же обман, только в профиль. Обманывать Софронову было легко, как ребенка. Он однажды спросил ее: «А ты чего такая доверчивая? Тебя что, никто не обманывал?» А она ответила: «А кому, Вась?» Потом, глядя «Калину красную», она узнала этот диалог и ахнула. Это тоже Шукшин: запомнил, припрятал в творческую копилку. Запасливый.