Триумф или что-то вроде того
В марте 1960 года ВГИК по просьбе Центрального комитета ВЛКСМ организовал бригаду молодых кинематографистов д ля поездки по Сибири — по комсомольским стройкам, по окраинам, вширь и вглубь. В агитбригаду вошли режиссеры Ренита и Юрий Григорьевы, Василий Шукшин, оператор Александр Саранцев, сценарист Артур Макаров, киновед Наум Клейман.
Программа «Юность шагает по планете» состояла из лекции о советской киноклассике, показа дипломных киноработ и встречи с их авторами. Ренита представляла свой фильм «Венский лес» (Шукшин для него писал диалоги), Василий — «Из Лебяжьего сообщают». Клейман как киновед решил показать вторую серию фильма Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный» (снятая в 1945 году, она вышла на экраны только в 1958-м и в сибирской глубинке ее никто не видел).
Уехали далеко — Иркутск, Братск, Братская ГЭС. Узнали, что поблизости башня протопопа Аввакума, поехали туда, залезли на башню. Есть фотография — из ее окна высовываются веселые, молодые Наум Клейман, Василий Шукшин и Ренита Григорьева.
Их уговорили выступить на прииске «Артем», относящемся к Ленским золотым приискам. Они добирались по узкоколейке, построенной еще англичанами. «Одинаковые холмы, огромная Луна, красная, висящая над одинаковыми изуродованными холмами, потому что эти драги, они вычерпывают в поисках алмазов и золота почву. Все лежит вывороченное, и эти огромные драги, которые вгрызаются в землю, — просто адский ландшафт, если снимать ад на Земле», — вспоминал Наум Клейман.
Маломощный паровоз еле двигался. Апрель, еще холодно, а вагоны открытые. Чтобы согреться, пассажиры время от времени спрыгивали, шли рядом с вагонами, потом залезали обратно. Клеймана и Шукшина поселили в Доме колхозника, наутро после выступления они вдруг услышали по радио «Во глубине сибирских руд...» Пушкина и обомлели. «Я говорю: "Вась, Пушкин это для нас написал!" Он говорит: "Ага, — у него такое было лицо, и желваки сразу забегали. — Где-нибудь использую". Он нигде не успел это использовать», — вспоминал Клейман.
На следующий день их повезли обратно. Ехали на обкомовской дрезине, обитой изнутри красным бархатом. Из разговора с водителем вдруг выяснилось, что до обкома на этой самой дрезине этот самый водитель возил начальника управления СибЛАГа. Понял ли Шукшин, что это тот самый СибУЛОН? Машинист рассказывал лагерные истории: кто где сидел, кто как бежал, про зэков, про охрану. Пушкинские «глубины сибирских руд» наполнялись совсем другим содержанием, совершенно непроходным по тем временам. Наум Клейман считал, что потому Шукшин и не использовал эпизод: когда знаешь все, не хочется говорить половину.
Потом были Новосибирск, Кемерово, Прокопьевск, Барнаул. Публика на выступления приходила разная. В одних залах народ откровенно скучал. В Новосибирском Академгородке Клеймана с «Иваном Грозным» пригласили в кофейно-кибернетический клуб (уникальный дискуссионный клуб 60-х), а потом к Гершу Будкеру, основателю Института ядерной физики СО АН СССР, тогда члену-корреспонденту, а позднее академику АН СССР.
Шукшин уговорил товарищей заехать с программой в Сростки. Он известил родню загодя, их ждали. В Бийск за ними прислали две машины — газик и «Волгу», в которую, по воспоминаниям Артура Макарова, Шукшин пересел перед въездом в Сростки: «Для мамашиного удовольствия и соседям поглядеть».
«Подъезжаем к Сросткам. Все подходы покрыты пельменями», — юмористически вспоминал Наум Клейман. Выступление было назначено на семь вечера. А дом матери уже полон гостей, пельменей и бутылок. Начали выпивать и закусывать. Когда наконец в клубе началась встреча кинематографистов со сростинцами, гостеприимство было налицо — Василий стоя выступать уже не мог. Но сростинцы по-свойски простили ему это, приняли на ура. Если это и не триумф, то что-то вроде того.