Жена — не жена

Осенью 1959 года состоялось знакомство Василия Шукшина с Лидией Александровой (ныне Чащиной). Она родилась в Саратовской области, потом ее семья перебралась в Подмосковье, в Каширу. Вчерашняя школьница поехала в Москву поступать в гидромелиоративный институт, но, по ее словам, ноги принесли ее к зданию ВГИКа, она вошла и увидела спускавшуюся по лестнице Людмилу Гурченко, которая после «Карнавальной ночи» 1956 года уже была такая звезда, что в пуританских советских газетах сообщали объем ее талии! «Да что там, мне даже вахтерша казалась богиней. В общем, оттуда я уйти уже не могла...» — вспоминала Лидия Александровна.

К огромному своему удивлению, она поступила. И в общежитии увидела Василия. Лидия описала эту встречу. Она: «Кровь с молоком, в сарафане и белых носочках — наивная провинциалка, которая на весь этот сказочный мир режиссеров и актеров смотрит широко раскрытыми глазами». Он: «На кухню заходит коренастый, взъерошенный парень в сапогах, галифе и гимнастерке, подпоясанной ремнем. Как сейчас помню жест, каким Вася расправлял складки этой гимнастерки: проводил руками с живота за спину. Именно это он со смущенным видом проделал, увидев меня».

Шукшин рассказывал ей потом, что именно тогда, выйдя на кухню взъерошенным и смущенно оправляя гимнастерку, он с первого взгляда влюбился в нее: «Увидел и обалдел! У меня по телу прошла дрожь».

В разных источниках даты начала их романа разные. Но я отношу его именно к 1959 году по простой арифметике. «Шукшин — мой первый мужчина. Мне было 17 лет, и я даже не поняла, как все случилось», — это слова Лидии Александровны [Гордон 2013]. А родилась она в 1942-м.

Чем она так поразила его? Возможно, ему хотелось любить, но наверняка еще более — чтобы его любили. Он был одинок, неустроен, оканчивал институт, дальше — неизвестность. Но глядя на себя ее глазами, он казался себе кем-то большим. Это очень важно в такой момент, особенно для мужчины.

Шукшин начал осаду. Он в то время уже сдал госэкзамен и готовил дипломную работу — короткометражку, позднее получившую название «Из Лебяжьего сообщают». «Он дал мне сценарий своего дипломного фильма "Из Лебяжьего сообщают", предложил мне роль, заведомо зная, что она не моя и я ее не сыграю. Так все и началось», — из этих слов Лидии Александровны очевидно, что Шукшин решил разыграть ситуацию «режиссер — актриса», пытался так ее заинтересовать.

Способ, похоже, не подействовал — разве мало во ВГИКе сценариев? И Шукшин применил другой метод.

Лидия тогда встречалась с каким-то летчиком, который ухаживал по всем правилам: дарил цветы и фрукты. «У Шукшина была совершенно другая манера ухаживать, довольно дикая. Главный ее элемент — бутылка водки в кармане, или портвейна, или перцовки», — рассказывала она. В конце концов однажды все кончилось так, как обычно и кончается: «Со своей наглостью, со своим животным началом самца, Васька схватил меня, не спрашивая, и понес! А я, совершенно не готовая к жизни, мало еще что понимающая девочка, не имела сил ему сопротивляться...»

Ее часто называют его второй женой, она и сама иногда говорит в интервью «наш пятилетний брак с Василием Шукшиным». На самом деле до загса они так и не дошли и жили в гражданском браке.

«Так называемая свадьба у нас была, а вот загса и росписи не было. Отмечали у Вали Виноградова, там же провели и первую брачную ночь...» — рассказывала Лидия Александровна.

Валентин Виноградов вспоминал, как это было: «Как-то прихожу с работы, а Вася стоит в моем подъезде под лестницей. "Я пришел к тебе жениться! Знакомься, моя жена Лида Александрова". Свадьба вышла веселой, хоть гостей и не было — только моя мама, я и Шукшин с Лидой. Вася принес с собой водки, портвейна. Мама очень не любила, когда я выпивал, поэтому села на другом конце стола... Прогудели целую ночь» [Иваницкий].

«На другой день, в общежитии, Вася посадил меня на колени и говорит: "Я умоляю тебя, будь со мной всю жизнь, будь мне верной. Поклянись, что не изменишь! Давай напишем эту клятву кровью". В окно светила луна. Мы вырвали листок из тетрадки, булавкой прокололи пальцы, выдавили кровь и заостренной спичкой написали: "Я, Лида, клянусь...", "Я, Вася, клянусь...". Мне казалось, что это гораздо серьезнее, чем штамп в паспорте...» — вспоминала Лидия Александровна [Пахомова 2013: 30.01].

Она не спросила его, почему так, почему не в загсе? Может, это была форма гипноза с его стороны, а может, форма зависимости — с ее. Она покорилась — то ли Шукшину, то ли судьбе.

На следующий день после этой странной цыганской церемонии заключения брака Лидия репетировала с однокурсником, и он взял ее за плечи. Шукшин это увидел. Когда вечером Лидия шла в общежитие, навстречу ей выбежали девчонки и предупредили: «Не ходи к себе, Васька пьяный и ищет тебя везде!» Но куда идти? Она все же отправилась в общежитие, надеялась отсидеться в комнате подруги, а когда Шукшин пришел и туда, залезла в шкаф. Василий ушел буянить в другое место. Тамара Семина уговорила Лидию помириться. «Я, дура, поддалась на ее уговоры, пошла к нему. Он стоял немного протрезвевший, но красные глаза были налиты гневом. Говорит: "Ты что, рога мне уже в коридоре стала наставлять?!" И отвешивает увесистую оплеуху, от которой в моей бедной голове еще добрых полчаса звенит» [Пахомова 2013: 30.01].

Потом он валялся у нее в ногах, прося прощения со словами: «Ангел мой, чистенький мой, Лидушка моя... Я же смотрю на тебя и даже поверить не могу, что ты тоже, как все люди, в туалет ходишь, — до того ты мне кажешься безгрешной. Господи, как я перед тобой виноват!» Опытный человек сказал бы, что прямо тут же Лидии следовало от него бежать. Но куда? Да и был ли тогда рядом с ней кто-то опытный?

Возможно, она считала, что если первый, то единственный. А то, что жизнь с ним оказалась не сахар и не мед... Люди, попавшие в такие истории, говорят себе, что и у других так же, тем и живут, пока хватает сил. «Вот меня спрашивают: "А как ты с ним жила?" А как русские бабы живут десятилетиями, рожая детей от пьянчуг, ворюг и зеков? Колотят, издеваются, бьют детей, а она все равно не может от него отлепиться», — так Лидия Александровна ответила тем, кто пытался постфактум учить ее жизни [Гордон 2013].

То, что в Шукшине жил зверь, высвобождаемый смесью алкоголя и ревности, узнала не она одна. Лидия Федосеева-Шукшина рассказывала, что однажды, когда Шукшин был в экспедиции на съемках, пошла в Дом архитекторов отметить Масленицу в большой компании, с Высоцким и Борисом Хмельницким в том числе: «...приехала домой около десяти, Боря проводил меня на такси. Я открываю дверь, и вдруг цепочка на двери. И я вижу Васю. Я так обрадовалась. И вдруг он вынимает колун, даже не топор, а колун — и по этой цепочке. Как я успела отскочить, я даже не знаю. И он захлопнул дверь. Я разрыдалась, звоню, он открывает дверь, вталкивает меня в кабинет. Он меня так избил... Ну у него были глаза не его, у него были глаза, наверное, убийцы... Я не знаю, как убийцы выглядят, но мне было страшно. Я только думала, какое счастье, что я в шубе и в шапке, потому что он меня колотил со страшной силой. И бросил в мою комнату. Я рыдала, но рядом в соседней комнате спали дети, так что это все было в подушку. Под утро я вышла на кухню, а он сидит там, пепельница полная окурков, и он курил и плакал. Я бросилась перед ним на колени, обняла его, плакала, пыталась все ему объяснить, а он говорит: "Не надо, только молчи". Он меня обнял и просил прощения...» [Шукшина 2018: 11.03].

Дикая ярость и слезливое раскаяние — детали узнаваемые. И Федосеева ведь тоже не ушла, как и Александрова. Это синдром жертвы, у которой все так перевернулось в голове, что она сама чувствовала себя виноватой.

«До какого-то определенного момента мне было безумно стыдно вслух сказать, что меня бьет Шукшин. Я вытерпела почти пять лет того, чего уважающая себя женщина терпеть не должна», — признавалась Лидия Александрова.

Колотить ее Шукшин перестал только после того, как она, доведенная до крайности, ответила ему ударом сковороды по голове. «Побои прекратились лишь после того, как я огрела его по голове сковородкой, — от неожиданности он присел, тер затылок рукой и сквозь пьяные слезы причитал: "Зверина! Прямо по темечку!" Я готова была его убить». Произошло это на второй или третий год их совместной жизни.

Ревность и побои — не единственные удары по их семейной лодке. В самом начале истории мать Лидии, узнав, что та связалась с «бабником и пьяницей Шукшиным», примчалась в Москву, и комендантша общежития сказала ей, что Шукшин женат. Взорвалась атомная бомба. Лидия побежала к Василию, но тот с честными глазами показал ей чистый, без штемпеля, паспорт, и сказал, что комендантша оговаривает его в отместку — мол, она хотела женить его на своей дочке.

На этом паспорте надо остановиться. Получается, что Шукшин, не видя способа развестись с Марией Шумской в Сростках, решил эту проблему в одностороннем порядке. Предполагается, что он потерял паспорт со штемпелем, а при оформлении нового не сказал, что женат. Компьютерных баз тогда не было, мы помним, что в институте о женитьбе он не упоминал, посылать почтовый запрос в Сростки никому в голову не пришло. Так Шукшин оказался свободным человеком.

В тот раз Лидия поверила ему, да наверняка и хотела верить. Обтесывала себя под его колодку, жила по его правилам: ходила с ним в его компании, пила водку, курила. Пыталась понять, чтобы простить. Любовь прорастает вмиг, а корчуется годами. С другой стороны, он же не всегда пил, ревновал и бил, часто он был именно тем Шукшиным, от которого теряли головы и более искушенные женщины.

«Шукшин тогда уже начал писать свои знаменитые рассказы. Помню, как он читал их мне, и я поражалась, каким бесконечно интересным, необычным человеком оказался мой Вася», — вспоминала Лидия Александровна.

В декабре 1959 года на экраны вышел «Золотой эшелон». Весной 1960-го Шукшина пригласили в фильм «Простая история», на роль не главную, но и не последнюю. Подружки Лидии зудели: «Не упусти!», «Раз такую акулу в руки поймала, терпи. Знаешь, какая у тебя будет карьера?!». «Он любил меня какой-то странной, дикой любовью. С мордобитием, оскорблениями, изменами, жадностью. Или он играл? Черт его знает! Я и сегодня, полвека спустя, не могу понять, как в нем большой художник уживался с ушлой, кондовой натурой, как недюжинный талант соседствовал с мерзкими повадками самодура, домашнего тирана...»

Примечательно, что именно такую «странную дикую любовь» описал Шукшин в романе «Любавины» — это история Егора и Марьи. Егор — младший из братьев Любавиных, «задумчивый парнина, круглолицый и стройный, как девка. Будь он немного разговорчивее и веселее, любая, закрыв глаза, пошла бы за ним. Было в его лице что-то до боли привлекательное: что-то сильное, зверское и мягкое, поразительно нежное — вместе. Но он почти ни с кем не разговаривал и улыбался редко, неохотно. На девок, однако, смотрел и снился им по ночам». В этом описании было что-то от реального Шукшина, каким он видел себя со стороны.

«Любавиных» он начал писать давно, еще в Сростках, и продолжил во ВГИКе. Можно предположить, что иногда в реальной жизни он играл в своих Любавиных, в того же Егора, и заигрывался, путая реальный и придуманный миры. Егор, в конце концов, из ревности убивает Марью, так что Александрова в этом смысле дешево отделалась. Лидия Федосеева рассказывала, что Шукшин собирался ее убить, для чего даже припас домкрат [Шукшина 2018: 11.03].

Лидия Александрова в интервью иногда рассказывает, что из-за травмы ноги вынуждена была взять академический отпуск на год, поэтому поступила на курс Герасимова, а закончила у другого мастера. Тут она не договаривает. Травма ноги была, но годового перерыва в учебе она не требовала. Лидия, приревновав Шукшина, нашла на него чисто бабью управу — написала заявление в партком. Партком погружаться в семейные дрязги не захотел, письмо даже не стали читать — отдали Шукшину, чтобы они с женой разобрались сами. Герасимов таких историй не терпел. Лидия из-за травмы ноги пропустила экзамен по актерскому мастерству. Воспользовавшись этим формальным поводом, Герасимов ее отчислил.

Александрова рассказывала, что жили они тяжело: «Имущества у нас с ним не было никакого — в те времена Вася переживал самый неустроенный период своей жизни» [Пахомова 2013: 30.01]. Все годы с Шукшиным она проходила в той же одежде, в какой она приехала учиться во ВГИК, только однажды «еле-еле выпросила синтетическую шубку». Часто они жили на ее деньги, но ей «неудобно было упрекнуть его». «Девчонки более ушлые говорили мне: "Ты с ума сошла? В чем ты ходишь?" Но когда я заводила разговор на эту тему, Вася меня обрывал: "Ты еще студентка. Вот когда сама будешь зарабатывать, тогда и покупай!" Мне в голову не приходило, что он мой муж и должен меня обеспечивать». Сейчас она признает, что оказалась очень удобной женой — ничего не требовала, терпела, обеспечивала быт, что в те времена требовало немалых сил.

Безденежье Шукшина не очень понятно. Проблем у него хватало, это да. В марте 1960 года Василия как студента-дипломника, окончившего теоретический курс, отчислили из ВГИКа с правом защиты диплома в течение двух лет. Практически это означало, что Шукшин потерял право на общежитие. Какое-то время он пробирался туда разными путями, ночевал у друзей, при угрозе появления коменданта прятался под кроватью. Потом они с Лидией начали снимать жилье — у ВДНХ, возле метро «Сокольники», возле «Кропоткинской».

Однако в 1960 году он снялся в «Простой истории», а в 1961-м получил четыре роли, из которых две главные — в фильмах «Аленка» и «Мишка, Серега и я». Да и журналы начали печатать его рассказы. Так что на самом деле деньги должны были появиться. Но, видимо, Лидия — последняя, на кого он собирался их тратить.

Лидия Александровна писала, что после съемок в «Аленке» Шукшин дал ей четыре тысячи рублей из своего гонорара, огромную сумму по тем временам, но тут же пожалел об этом, сказал, что мать в телеграмме сообщила, что нуждается, забрал деньги, пообещав потом отдать, но не отдал. «Потом выяснилось, что ничего не случилось, он просто так эти тысячи отослал домой. Когда же я попыталась напомнить ему про обещание возместить мне эти деньги, он принялся ругаться последними словами. И я отступилась...» — горестно признавалась Лидия Александровна.

Могло быть и так. Но могло — иначе. 16 ноября 1961 года умер муж Тали Александр Михайлович Зиновьев. Сестра Василия осталась с двумя детьми. В декабре он написал сестре: «Скоро у меня будут деньги (тьфу! тьфу! тьфу!) — я думаю, что мы заживем» [Шукшин 2009: 8, 224]. Четыре тысячи, которые он сначала отдал Лидии, а потом забрал обратно, могли предназначаться Наталье.

Интересно, что с Лидией Шукшин ездил в Сростки, и не раз — по ее словам, трижды. Матери она не понравилась, а мать не понравилась ей. В общем, со Сростками у нее не срослось...

Лидия любила Василия, а он? Он, скорее всего, видел в ней своего парня, верного ординарца, оруженосца, Санчо Пансу, с которым, кроме того, можно и сексом заняться. Поэтому делился теми вещами, которыми делиться с женой, даже гражданской, не стоит. Например, во время съемок картины «Простая история» (1960) он «бахвалился, что, мол, Нонка Мордюкова к нему неровно дышит...» Возможно, он хотел подразнить Лидию. А возможно, просто не утерпел. Мордюкова на то время уже звезда, у нее около десятка ролей, Сталинская премия за роль Ульяны Громовой в «Молодой гвардии», муж тоже звезда — Вячеслав Тихонов, и вот поди ж ты, неровно дышит! Это наверняка поднимало Василия в собственных глазах.