Первый курс: «устаешь, как после корчевки пней»

Занятия курса проходили в аудитории № 222. Во время них Ромм курил, курили и его ассистенты. Студентам же это воспрещалось, и без того в аудитории стоял дым коромыслом.

Ромму в его пигмалионовом деле помогали уже упоминавшаяся доцент Ирина Александровна Жигалко; ассистент по режиссуре Нина Станиславовна Сухоцкая; актриса Таирова, снимавшаяся у Ромма в «Пышке» в роли монахини, — высокая, красивая, элегантная; ассистент по актерскому мастерству Анатолий Умбертович Стабилини; ассистент по монтажу Евгений Николаевич Фосс, ученик Эйзенштейна.

Курс зарубежной литературы читала Нина Александровна Аносова, об изобразительном искусстве Европы с древнейших времен и до современности рассказывал Илья Иоканоанович Цирлин, о русском искусстве — Сергей Сергеевич Третьяков. Историю зарубежного кино преподавала Валентина Сергеевна Колодяжная, русского и советского — Сергей Васильевич Комаров.

Александр Гордон рассказывал, что Ромм «для начала огорошил нас заявлением, что нельзя научить студента быть режиссером. Можно научить строить мизансцену, монтировать, научить кинематографу вообще, то есть его основным законам и приемам, но это, оказывается, не главное. Ромм сказал, что его задача — помочь нам думать или хотя бы не мешать этому».

Шукшин вспоминает простые истины, которые учитель старался донести до своих студентов: «необходимость добра и знаний» как главная тема искусства. Поняли ли его студенты, слишком молодые, суетливые? Наверняка нет. Но это было зерно, которое важно посеять, и когда-нибудь, возможно, оно прорастет.

В октябре Ромм предложил студентам рассказать о родителях — кто они, где учились, кем работают. Видимо, и сам хотел побольше о них узнать, и надеялся, что так ученики лучше раскроются, да и друг на друга посмотрят с новых сторон. Шукшин рассказал о матери: «Образование у нее два класса. Но понимает она у меня не меньше министра». Упоминая об этом в письме, отметил: «Смеются». Отсюда видно, что он все еще чувствовал себя чужим в этом новом для него мире. Он признавался: «В институт я пришел глубоко сельским человеком, далеким от искусства. Мне казалось, всем это было видно. Я слишком поздно пришел в институт — в 25 лет — и начитанность моя была относительная, и знания мои были относительные. Мне было трудно учиться. Чрезвычайно...» [Шукшин 2009: 8, 191].

«Во ВГИКе той поры достаточно было получить двойку по специальности, и ты автоматически отчислялся. <...> Кроме лекций каждый день были еще репетиции: ты или ставишь свой отрывок, или занят артистом у товарища. Домой приходил в десять-одиннадцать часов вечера. А надо было еще готовиться к семинарам по истории марксизма, военной подготовке... И читать, читать, читать...» — это воспоминания Андрея Смирнова, учившегося в следующем наборе мастерской Ромма.

На первом курсе учили актерскому ремеслу — играть на площадке, слышать партнера. Шукшин сразу показывает себя. «Актерский талант, как говорится, пер из него», — писал Александр Гордон. Скоро Шукшин стал «любимцем не только нашей мастерской, но почти всех студентов режиссерского и актерского отделений». Его наперебой звали играть в этюдах, сценках, отрывках. Работы много: «Столько дел, что приходишь домой, как после корчевки пней», — пишет Василий матери в декабре 1954 года. Во ВГИКе, в отрывках и сценках, он сыграл Григория Мелехова из «Тихого Дона», Давыдова из «Поднятой целины», горьковского Фому Гордеева. Его амплуа «человек из народа» наметилось уже тогда.

Шукшин продолжал писать, и поначалу показывал свои рассказы Ромму, но потом застеснялся. Спустя время учитель сам спросил его, где рассказы и не бросил ли тот сочинять.

Уже в январе 1954-го обрушился дамоклов меч — по итогам первой сессии за профнепригодность отчислили пятерых. Все поняли, что преподаватели не шутят, и стали заниматься еще прилежнее.

Однако у Шукшина дела шли хорошо. В мае 1955 года его фото появилось в журнале «Советский воин» (№ 10 от 25 мая) — вряд ли такое было возможно без согласования с Роммом¹. С этим журналом вышла забавная история, которую мне рассказал Александр Михайлович Калачиков: «Я служил в армии, пришел нам журнал "Советский воин", а там фотография студентов ВГИКа. Смотрю — вроде Вася?! Я написал письмо с одной фразой: "Вася, это ты?" И адрес: "Москва, ВГИК, Шукшину". И он прислал мне ответ тоже с одной фразой: "Старик, это я!"»

Итоги первого учебного года на кафедре подводили 15 июня 1955 года. Шукшина отметили как одного из тех, кто составлял ядро курса. Интересно, что Тарковский в это ядро не попал: «Тарковский, безусловно, талантлив, но неровен».

Пишут, что Ромм, как когда-то Тиссаревская, составил Шукшину список книг для чтения. Это так, да не так. Список был, но не для Шукшина индивидуально, а для всех студентов курса. Ромм в свои пятьдесят три года жил в одном культурном контексте, его студенты — в совершенно другом, да еще у каждого из них этот контекст был своим в силу социальных и национальных различий. Чтобы все могли говорить на одном языке, Ромм составил список: в нем русские классики, а также Хемингуэй, Стейнбек, Жюль Ромэн, которого Ромм ставил очень высоко. «Кто не прочитал всего, с тем он отказывался разговаривать. Немного жестоко, но — спасибо ему!» — писал Шукшин.

По окончании первого курса Ромм предложил своим студентам «принять участие в убийстве». Аудитория затихла. Ромм засмеялся и разъяснил, что летом будет снимать в Риге фильм «Убийство на улице Данте», для желающих поработать найдутся места. Но пришли только двое — Александр Гордон и Юрий Перов. Остальные, в том числе и Шукшин, разъехались по домам.

Тем летом выходила замуж Таля. Шукшин писал: «По всем правилам (почти по всем) старинной русской свадьбы. Красиво было, честное слово! Мы с женихом — коммунисты, невеста — комсомолка... Немножко с нашей стороны — этакая снисходительность (я лично эту снисходительность напускал на себя, ибо опасался, что вызовут потом на бюро и всыплют; а так у меня отговорка: "Да я ведь так — нарошно"). Ничего не нарошно, мне все чрезвычайно понравилось. <...> Церкви и коней не было. О церкви почти никто не жалел, что коней не было — малость жаль» [Шукшин 2009: 8, 25].

Троюродный брат Иван Попов вспоминал: «Была удивительная свадьба. Настоящая, деревенская, с ряжеными. Вася был веселым, лихо играл на гармошке. Умел плясать, да еще как плясал. Радовался счастью сестры» [Шукшинские чтения 1984: 177].

Можно предположить, что тем летом Шукшин еще пытался наладить отношения с Шумской, что-то ей объяснить, но безуспешно, и еле дождался возвращения в Москву.

Примечания

1. Именно в этой заметке под названием «Решил стать кинорежиссером» говорилось, что Шукшин во время службы участвовал в художественной самодеятельности и даже был режиссером (см. выше).