«Ребята, довезите!»

О каком будущем он мечтал тогда, в свои флотские годы, кем видел себя? Владимир Жупына писал, что рассказывал Шукшину о попытке поступить в Херсонский моррыбтехникум, а тот ему — о своей мечте стать учителем.

В то же время Валентин Мерзликин вспоминал: «К сентябрю (1950 года. — Примеч. автора) я уже (даже при его некоторой замкнутости) знал о том, что у него была попытка поступить в Москву учиться "на писателя или актера"».

А мы же знаем, что ничего такого не было. Зачем Шукшину понадобилась эта история? Набивал цену, хотел выделиться в кругу, который казался ему чуждым, едва ли не враждебным? Или пытался по реакции товарища понять, считает ли тот вероятным, что Шукшин может стать писателем, актером? Когда другие верят в тебя, и самому в себя поверить проще.

Учитель, писатель — его штормит на волнах амбиций. И тут же отрезвляет ледяная волна реальности — образование!

Мартину Идену при капитализме легко было прямо из моряков шагнуть в модные писатели. Шукшин понимал, что его ждет дорога посложнее. В первую очередь требовалось закончить школу.

Валентин Мерзликин и Александр Маевский решили окончить десятилетку и пошли на занятия в школу рабочей молодежи № 1 в Севастополе. У Шукшина семилетка, то есть ему для поступления в среднюю школу еще надо было сдать экзамены за восьмой класс. Тут бы пригодился техникум, но Василий его бросил, да вдобавок там он был Поповым. Ситуация непростая, но он решил побороться. Правда, подумал, что одолевать класс за классом — долго, и сообщил Мерзликину, что собирается окончить среднюю школу экстерном.

Программу восьмого класса он изучал с помощью товарищей. (Гришаев, со ссылкой на воспоминания Валентина Мерзликина, говорит, что в этом помогали Василию старшины первой статьи Григорьев и Калиткин, а также Александр Маевский.) В августе 1951 года Шукшин попросил сестру Талю взять справку из техникума, отдельно оговаривая, чтобы указали, что он «бросил учиться из-за недостатка средств» [Шукшин 2009: 8, 203]. Собрал у друзей учебники — за девятый класс у Мерзликина, за десятый — у Маевского. В письме матери от 20 июня 1952 года пишет: «Экзамены буду сдавать весной или осенью нынче» [Шукшин 2009: 8, 207]. Однако не сдал. Почему — неизвестно. Возможно, одолели другие заботы: осенью 1952 года Шукшина зачислили радистом на один из тех кораблей Черноморского флота, которым предстояло отправиться в Болгарию и Албанию. «Однажды группа кораблей нашего флота готовилась к походу в соседние страны с дружеским визитом. Это был один из первых выходов наших кораблей за пределы своих вод в послевоенный период. Группу лучших радистов откомандировали на один из уходящих кораблей. В их числе был и Василий Шукшин», — вспоминал Владимир Жупына [Гришаев 1987: 94].

Шукшину предстояло наконец увидеть море и другие берега, почувствовать соленые брызги на лице, и он их почувствовал, но лишь в той шлюпке, которая доставила его с корабля на берег, в госпиталь. «Не суждено ему было пойти в тот рейс. Он был возвращен с корабля с острым приступом язвенной болезни желудка и направлен в госпиталь», — рассказывал Владимир Жупына.

У Шукшина еще в 1950 году выявили хронический гастрит. Понятно, никто отдельно для него диетических блюд не готовил. Он мучился, терпел. «Василий Макарович никогда не жаловался на здоровье, хотя по его внешнему виду было заметно, что с ним творится что-то неладное...» — писал Жупына.

На корабле состояние Василия стремительно ухудшилось. Мать в одном из писем, явно со слов сына, писала: «Был большой шторм, его постоянно рвало, после этого у него стал болеть желудок».

Шукшин начал чувствовать боль в подложечной области. После приема пищи боль усиливалась. Он терпел, надеялся, что пройдет. Но 12 ноября силы кончились. Еле живого, его повезли по штормовому морю на берег. Там он и кричал: «Ребята, довезите!» Потом, после трех с лишним лет службы, он только об этом и вспоминал.

Диагностировав язву желудка и двенадцатиперстной кишки, 3 декабря 1952 года военно-врачебная комиссия Черноморского флота признала его негодным к военной службе и сняла с воинского учета.

Тут надо понимать, что варианты могли быть разные: не годен к военной службе в мирное время, но годен к строевой в военное. Или в военное время годен к нестроевой. Шукшина же списывали подчистую.

Он еще долго будет ходить в тельняшке, с флотским ремнем. Среди вещей, выставленных в музее в Сростках, есть маленькая зажигалка в виде кораблика. Говорят, что Шукшин привез ее с флота, и она оставалась с ним всю жизнь. Такое маловероятно. Но даже если он когда-то увидел ее и купил, говорит само за себя: море бередило ему душу, звало, насмехалось...