Отчим

11 марта 1936 года Мария Сергеевна вышла замуж за тридцатипятилетнего холостяка из Соусканихи Павла Николаевича Куксина. В Шукшинском музее в Сростках есть его фотография: он сидит в плетеном возке, в кепке, сдвинутой на затылок так же, как была сдвинута фуражка у Макара Шукшина. И вообще они очень похожи. «Он был очень красивый человек, смуглый, крепкий, с карими умными глазами. <...> Теперь-то знаю — это был человек редкого сердца», — описывал его Шукшин [Шукшин 2009: 3, 148]. Но это после, а тогда, в детстве, Василий отчима не признавал, сердился на мать за это замужество.

Родня Павла Николаевича не одобрила его выбор — столько девок кругом, а он взял сибулонку с двумя детьми! Некоторые исследователи считают, что поэтому семья и переехала в райцентр, в село Старая Барда (ныне Красногорское). Потом, однако, все уладилось, и отчим купил часть в поделенном на квартиры доме № 6 в Набережном переулке (сейчас улица Братьев Ореховых, 76).

Алексей Варламов в своей книге о Шукшине приводит слова Марии Сергеевны о жизни с Павлом: «Жили хорошо, во всем ладили» [Варламов 2016: 24]. Однако Софья Матвеевна Пономарева, соседка Шукшиных, рассказывала, что Мария Сергеевна ревновала мужа, которому по работе (он был заготовителем кож) часто приходилось ездить по округе, устраивала сцены. «Приедет [он] назад. Она начинат его и начинат. Мария Сергеевна: ты там у женщин был. Она ревниста была. Хуу, чо делала: "Собирайся и уходи". Он счас соберется, к родителям уйдет, Павел. Ночует там ночь, она пойдет к нему: "Пойдем, Павел, пойдем". Опеть дружно с ей живут» [Ащеулов, Егоров: 38].

Однажды Мария Сергеевна, придя с работы домой и застав мужа выпивающим с гостем, другим заготовителем, смела со стола всю посуду. «Она карахтерна была», — вспоминала Софья Матвеевна Пономарева.

К детям Куксин относился хорошо, старался наладить отношения. «Всегда привозил нам сладости. Больше всего мне нравились баночки с леденцами», — вспоминала Таля (Наталья). Василий отказывался от подарков, так что обе баночки доставались сестре, которая протест брата не поддерживала. Но протест протестом, а конфеты — конфетами: «Когда мы оставались одни, Вася изображал такую просящую мину, что мне становилось его жаль, и я делилась с ним леденцами», — рассказывала она [Каплина, Брюхов: 233].

Павел Николаевич решил выдернуть семью из деревни в Бийск, хотел пойти на завод. Мария думала выучиться на портниху, поэтому дала себя уговорить. Но Василий не хотел ни в рабочие, ни в портные. Сростки — это его друзья, его мир, покидать который он не желал. Он устроил «акцию протеста»: свернул огромную самокрутку, засел в туалете и закурил так, что «из уборной из всех щелей повалил дым». Расчет был, видимо, на то, что отчим даст по шее за курение, мать вступится за сына, будет скандал, и в результате переезд отменится. Но отчим обошел Василия, пригрозил рассказать обо всем матери. «Это могло мне выйти боком — мама-то как раз и отстегала бы меня» — признавался Шукшин. В общем, все кончилось миром, по-человечески.