Есть ли душа у «чудиков» и какой у нее характер

1

Кто из русских писателей не писал о русском человеке и русском характере — от Толстого и Некрасова до Шолохова. Но только у Шукшина русская душа раскрылась во всей ее широте, запела народным голосом, заиграла особенными, ранее незамеченными красками, как сама Россия ранее раскрылась в своей первозданной красоте и простоте в стихах Есенина.

Героев шукшинских рассказов принято называть «чудиками», такие они на первый взгляд непутевые, неприспособленные к жизни и совсем не героические.

Но стоит сместить ударение в слове «ЧуднЫе» и получатся поистине русские, чУдные люди. Шукшину удалось это сделать, и его «Чудики» доказали, что в каждом русском человеке живет огромная, сильная, мятущаяся русская душа.

Сам Шукшин, будучи человеком с поистине русской душой, впитавший в себя те качества, которые делают человека Человеком, да еще с русским характером, наделил этими качествами своих героев, вдохнул в них душу.

2

Герои его рассказов разные, непохожие друг на друга, зачастую вступающие в противоречия друг с другом: один любит так, что готов ради любви покончить с жизнью («Нечаянный выстрел», «Сураз»), другой способен только на то, чтобы изложить свои чувства на бумаге («Раскас»); один стремится к разрушению храма («Крепкий мужик»), другой прилагает массу усилий на восстановление божьей обители («Мастер»); кого-то научные успехи и достижения приводят буквально в состояние аффекта («Даешь сердце!»), а кого-то побуждают к милосердию («Космос, нервная система и шмат сала»); герой одного рассказа совершает подвиг и называет это «дуростью» («Гринька Малюгин»), а другого — сочиняет небылицы о подвиге вымышленном («Миль пардон, мадам!») и т. д. Но каждый из этих поступков становится возможным при наличии души, и не просто души, а души с характером, причем характером истинно русским.

Вспомним Кольку Паратова из рассказа «Жена мужа в Париж провожала»:

...Мысли от машин перескакивали на родную деревню, и начинала болеть душа. Понимал, прекрасно понимал: то, как он живет, это не жизнь, это что-то очень нелепое, постыдное, мерзкое... Руки отвыкли от работы, душа высыхает — бесплодно тратится на мелкие, мстительные, едкие чувства.

Вот он, истинно русский характер. Нет работы «по душе», и вянет душа, которую надо бы в это работу вложить. А где она, эта работа «по душе»? Да на земле, которая взрастила и напитала эту самую душу.

Об этом же говорит и Максим в своем «наказе» племяннику, только что выбранному председателем:

Вот тебе и пример к моим словам: один всю жизнь груши околачивает, другой... на другого я без уважения глядеть не могу, аж слеза прошибет иной раз: до того работает, сердешный, до того вкалывает, что приедет с пашни — ни глаз, ни рожи не видать, весь черный. И думаешь, из-за жадности? Нет — такой характер. Я его спрашивал: «Чего уж так хлешесся-то, Митьша?» — «А, — говорит, — больше не знаю, что делать. Не знаю, куда девать себя».

3

Русский человек — это отнюдь не Емеля, лежащий на печи и ждущий от щуки исполнения желаний. Это в большинстве своем труженик, любящий и уважающий свою работу, жизнь без которой теряет смысл. Вот только иногда работы становилось гораздо больше, чем мог выдержать человек, тогда и появлялись в его мечтах сказочные жар-птицы и золотые рыбки. Но сказочные персонажи оставались в сказках, а в реальной жизни оставалась работа, которая приносила смысл в жизнь русского человека.

Не менее яркий пример в рассказе Старика из рассказа «Солнце, старик и девушка»:

— Жили мы всегда справно, грех жаловаться. Я плотничал, работы всегда хватало. И сыны у меня все плотники. Побило их на войне много — четырех...

— Трудно было жить? — невпопад спрашивала она.

— Чего ж трудно? — удивлялся старик. — Я ж тебе рассказываю: хорошо жили.

«Хорошо жили», потому что и самому работы хватало, и всем своим сыновьям своим дело передал. А боль от их утраты — боль естественная, боль души. Раз есть душа — она будет болеть. Но не омрачит душевная боль просто и хорошо прожитой жизни.

«Что-то было в его жизни, такой простой, такой обычной, что-то непростое, что-то большое, значительное. «Солнце — оно тоже просто встает и просто заходит, — думала девушка. — А разве это просто!»»

Сам Василий Макарович дает яркую оценку русским труженикам и смыслу их жизни в рассказе «Дядя Ермолай»:

«И дума моя о нем простая:вечный был труженик, добрый честный человек. Как, впрочем, все тут, как дед мой, бабка. Простая дума. Только додумать я ее не умею, со всеми своими институтами и книжками. Например: что, был в этом, в их жизни, какой-то большой смысл? В том именно, как они ее прожили. Или — не было никакого смысла, а была одна работа, работа... Работали да детей рожали. Видел же я потом других людей... Вовсе не лодырей, нет, но... жизнь они понимают иначе. Да сам я ее теперь понимаю иначе! Но только когда смотрю на эти холмики, я не знаю: кто из нас прав, кто умнее? Не так — не кто умнее. А кто ближе к Истине. И уж совсем мучительно — до отчаяния и злости — не могу понять: а в чем истина-то?»

4

Еще одна отличительная русская черта, в полной мере присущая и шукшинским героям — жажда знания и поиск смысла.

Простые деревенские жители не желают просто жить, они стремятся делать что-то полезное, восполняя недостаток знания природной смекалкой, как, например, Михаил Демин из рассказа «Постскриптум»:

Жалюзи <....> попробую сделать из длинных лучинок. Принцип работы этого окна я вроде понял...

И только ли глупое упрямство толкает Моню Квасова на создание вечного двигателя? Или еще и желание сделать что-то, что никому еще не удавалось, выиграть там, где другие потерпели поражение? И здесь, пусть намеком, но прорисовывается еще одна черта русского характера, та, которая толкала в спину первопроходцев, звала за собой покорителей Сибири, сопровождала космонавтов, помогала ученым — русское стремление к созиданию и покорению вершин, ранее никому не доступных.

5

Пусть не всегда хватает сельским жителям теоретических знаний, но многие из них понимают, какую силу вложит в их руки образование.

Юрка из рассказа «Космос, нервная система и шмат сала» не только сам, вопреки всем трудностям, стремится выучиться и получить хорошую профессию, но и убеждает Наума Евстигнеича в силе и пользе знания.

Иногда «простые» шукшинские герои, начиная размышлять, приходят к выводам, приводящим в замешательство даже людей с образованием. Например, Роман Звягин, слушая, как сын учит гоголевскую «Русь-тройку», неожиданно для себя самого приходит к мысли, что «тройка», могучая, вольная, гордая, которой «другие державы дорогу дают...» везет не Стеньку Разина, не кого-то другого, столь же вольного и прекрасного, как сама «Русьтройка», а «прохиндея и шулера» Чичикова. И до того эта внезапная мысль поразила Романа, что он решает во что бы то ни стало выяснить истину и обращается к человеку, на его взгляд, наиболее в этом вопросе компетентному — к школьному учителю. Тот терзаний Романа не понимает и не воспринимает, пытается доказать ему общепринятые истины и в результате признается:

— Надо сказать, что за всю мою педагогическую деятельность, сколько я не сталкивался с этим отрывком, ни разу вот так не подумал. И ни от кого не слышал... Вот ведь!.. И так можно, оказывается, понять.

Человек «с образованием», учитель, не подумал, а обычный совхозный механик, «университетов не кончавший», подумал. И он не просто думает сам, а заставляет задуматься читателя, посмотреть под другим углом на смысл жизни, на судьбу России.

6

Никто из героев Шукшина не «плывет по течению». Каждый из них имеет свой характер и проявляет его. Все они имеют свое мнение, свои взгляды на жизнь и, не задумываясь высказывают их окружающим.

У Шукшина нет «надуманных» героев, сказочных ситуаций. Все его герои живут в реальной обстановке повседневной жизнью. Но именно в этой повседневности происходит поиск истины, возникают споры и разногласия. Причем, герои Шукшина не желают «жить чужим умом», у них всегда есть собственное мнение, которое они готовы отстаивать до последнего, демонстрируя при этом недюжинную логику и собственную независимость.

И, конечно, каждый из героев Василий Макаровича рано или поздно задается главным в его жизни вопросом: «Для чего, спрашивается, мне жизнь была дадена?» («Одни»); «...Зачем дана была эта непосильная красота?» («Земляки»); «Что в ней за тайна, надо ее жалеть, например, или можно помирать спокойно — ничего тут такого особенного не осталось?» («Алеша Бесконвойный»); «Прожить можно и сто лет... А смысл-то был? Слоны по двести лет живут, а какой смысл?» («Бессовестные»). И так спрашивают у Шукшина все — мудрые и недалекие, старые и молодые, добрые и злые, честные и ушлые. Вопросы “помельче” их попросту не интересуют.

Жизнь поставила героя шукшинского рассказа (или он сам себя, так сказать, «экспериментально» ставит) над обрывом, дальше — смерть. Доживает последние дни «залетный», помирает старик, оплакивает свою Прасковью дедушка Нечаев, подводят итоги большой жизни братья Квасовы и Матвей Рязанцев. А «хозяин бани и огорода», тот с «веселинкой» спрашивает: «Хошь расскажу, как меня хоронить будут?» — и впрямь принимается рассказывать. Восьмиклассник Юрка лишь тогда побеждает в споре деда Наума Евстигнеича, когда рассказывает про то, как умирал академик Павлов. Короче говоря, герой Шукшина здесь, на последнем рубеже, определяет свое отношение к самым емким, окончательным категориям человеческого существования — к бытию и небытию¹.

7

Русские гордость и свободолюбие нашли отражение в образе многих героев Шукшина и в первую очередь в образе Степана Разина.

Гордость — понятие неоднозначное. Оно может означать и эмоцию и свойства характера. У Шукшина она нашла себя во всех проявлениях.

У Михаила Демина это — проявление характера, причем не только собственного, но и русского вообще:

«Да уж какая тут, говорю, вежливость: готова на четвереньки встать перед ними <иностранцами>. Я их тоже уважаю, но у меня есть своя гордость, и мне за нее неловко.» («Постскриптум»)

Своя, чисто русская гордость и у героя рассказа «Наказ»:

«А он еще и... это... не нахальный был. Жили они бедновато, иной раз и пожрать нечего было. Я не знаю... чего-то мотались по свету... Так вот, принесешь ему пирог какой-нибудь, он аж покраснеет. «Брось, — говорит, — зачем?» Застесняется. Я люблю таких...»

Именно чувство гордости как черта характера толкают Сашку из рассказа «Обида» на необдуманные, глупые поступки, желание добиться справедливости, обида за нелепое обвинение в том, чего он не только не совершал, но и не мог совершить в силу своего характера.

Шукшинским героям присуща гордость, но не чванливость. Они гордятся своей родиной, своим народом и походя совершают подвиг, даже не осознавая, что совершили его.

Рассказывая историю про Гитлера, Бронька Пупков вовсе не тешит свое самолюбие, потому что никакого самолюбия у него просто нет. Ненависть к врагу, не нашедшая выхода во время войны, теперь выплескивается в его байках потому, что она неискоренима в изболевшейся душе русского человека, искренне любящего свою Родину, попранную врагом, человека, готового ради нее на подвиг.

Гринька Малюгин не задумываясь бросается к горящей машине, а потом искренне удивляется и опасается:

— Я что, на самом деле подвиг совершил? Я боюсь: вы напишите, а мне стыдно будет потом перед людями. «Вон, скажут, герой пошел!»

На вопрос:

— Что вас заставило броситься к горящей машине?

Гринька не задумываясь отвечает:

— Дурость. — Конечно. Я же мог подорваться.

Это ли не проявление русского характера?

8

Жажда воли тоже является яркой отличительной чертой русской души. Наделены ею и герои Шукшина. Самой яркой свободолюбивой личностью среди героев Василия Макаровича безусловно можно считать Степана Разина. Хотя в этом образе скомпилированы многие черты, характерные русской душе. Не зря звали его народным атаманом и обращались: «Батюшка».

Уже в рассказе «Стенька Разин» дается емкая и яркая характеристика атамана, раскрывающая черты, присущие только русскому характеру:

— ...Мужик он был крепкий, широкий в плечах, легкий на ногу... чуточку рябоватый. Одевался так же, как все казаки. Не любил он, знаешь, разную там парчу... и прочее. Это ж был человек! Как развернется, как глянет исподлобья — травы никли. А справедливый был!.. Раз попали они так, что жрать в войске нечего. Варили конину. Ну и конины не всем хватало. И увидел Стенька: один казак совсем уж отощал, сидит у костра, бедный, голову свесил: дошел окончательно. Стенька толкнул его — подает свой кусок мяса. «На, — говорит, — ешь». Тот видит, что атаман сам почернел от голода. «Ешь сам, батька. Тебе нужнее». — «Бери!» — «Нет». Тогда Стенька как выхватил саблю — она аж свистнула в воздухе: «В три господа душу мать!.. Я кому сказал: бери!» Казак съел мясо. А?.. Милый ты, милый человек... душа у тебя была.

Сам Василий Шукшин рассуждал о роли Разина в истории и в его творчестве:

«Почему Степан Разин случился в истории как Степан Разин? Почему эта фигура казачьего атамана выросла в большую историческую фигуру? Потому что он своей силой и своей неуемностью, своей жалостью даже воткнулся в крестьянскую боль. Были и до Разина удачливые атаманы, но почему же один так прочно пойман народной памятью. Потому что он великим образом ответил вот той крестьянской боли. Он появился у меня как неповторимо яркий, вольный, могучий заступник крестьянства»².

М. Геллер, размышляя над уникальностью Шукшина в советской литературе, последовательно развивает мысль о том, что писатель «пишет один и тот же характер, у него всегда один герой: русский мужик в поисках воли. Воля — ключевое слово для писателя... Любимый герой русского фольклора, ставший в русском сознании символом бунтаря и вольного человека, Степан Разин не отпускает Шукшина до конца его жизни». Критик отмечает именно трагичность образа этого героя — вольного человека: «Сомневающийся, раздираемый противоречивыми мыслями, мучимый тоской, заглушающий тоску водкой, Степан Разин Шукшина — образ трагический и современный...»³

С этим высказыванием нельзя не согласиться. Именно такой Разин предстает на страницах романа «Я пришел дать вам волю».

К чему стремился Степан Разин? Дать волю простым людям, покарать их угнетателей, дать возможность восторжествовать справедливости. Поэтому в памяти народа Разин остался как защитник обиженных и обездоленных, “фигура яростная и прекрасная” — с этим бессмысленно и безнадежно спорить. Его образ неразрывно связан с жаждой свободы и независимости. В нем Шукшин видит средоточие национальных особенностей русского народа, “вместившихся в одну фигуру, в одну душу”.

9

То, что каждого своего героя Шукшин наделяет душой, причем душой истинно русской, понятно. А чувствуют ли свою душу сами герои? Как сами они ее определяют? Чтобы понять это, стоит обратиться к самим героям:

— Душа болит? Хорошо! Ты хоть зашевелился, ядрена мать! А то бы тебя с печки не стащить с равновесием-то душевным. Живи, сын мой, плачь и приплясывай. Ты уже здесь, на этом свете, получишь сполна и рай и ад. Верь в жизнь. Повторяй за мной: верую! В авиацию, в механизацию сельского хозяйства, в научную революцию! В барсучье сало, в бычачий рог! («Верую!»)

В один из промозглых дней, когда «ветер пронизывал до костей, и душа чего-то заскулила, заныла прямо, затревожилась», Филипп Тюрин в рассказе «Осенью» вспоминает свою несостоявшуюся любовь: «Господи, пустотакакая, боль какая!»

«Что-то на душе у меня... как-то... заворошилось. Вроде хвори чего-то.» (Матвей Рязанцев. «Думы»)

— А потому... Тебе что требуется? Чтобы я день и ночь только шил и шил? А у меня тоже душа есть. Ей тоже попрыгать, побаловаться охота, душе-то. (Антип Калачиков «Одни»)

«Если бы однажды так вот — в такой тишине — перешагнутьнезаметно эту проклятую черту... И оставить бы здесь все боли, и всежелания, и шагать, и шагать по горячей дороге, шагать и шагать -бесконечно. Может, мы так и делаем? Возможно, что я где-то когда-то ужеперешагнул в тишине эту черту — не заметил — и теперь вовсе не я, а моя душа вышагивает по дороге на двух ногах. И болит. Но почему же тогда болит?» (Игорь Александрович «Приезжий»)

10

Наверное, ни один из героев Шукшина не «плывет по течению». Каждого что-то тревожит, не дает покоя. Это их душа «стонет», «болит», «кипит», «обмирает», «дрожит, как овечий хвост», «вызывает тоску». А когда становится совсем невмоготу, то свою тоску герои «выпевают» и «выплясывают», как свойственно это русскому народу, обладающему огромной творческой душой.

«Кольке дают туфли (он в тапочках), и Колька пляшет... Пляшет он красиво, с остервенением. Враз становится серьезным, несколько даже торжественным... Трехрядка прикипает к рукам, в меру помогает цыганочке, где надо молчит, работают ноги. Работают четко, точно, сухо пощелкивают об асфальт носочки — каблучки, каблучки — носочки... Опять взвякивает гармонь, и треплется по вспотевшему лбу Кольки льняной мягкий чубарик. Молчат вокруг, будто догадываются: парень выплясывает какую-то свою затаенную горькую боль.» («Жена мужа в Париж провожала»)

Баюкая куклу, Наташа поет взрослую, «невыносимо тяжкую и заунывную песню», и Ванька, чуткая душа, вдруг затихает и слушает сестру серьезно, едва сдерживая слезы. («Далекие зимние вечера»)

— Песни складывают, а не сочиняют, — пояснил дед. — то когда у человека большое горе, он складывает песню, чтобы малость полегче стало. «Эх ты, доля, эх ты, доля», например. («Демагоги»)

И потихоньку стало разгораться неяркое веселье. Говорили все сразу, перебивали друг друга, смеялись... Степан сидел во главе стола, поворачивался направо и налево, хотел еще рассказывать, но его уже плохо слушали. Он, впрочем, и не шибко старался. Он рад был, что людям сейчас хорошо, что он им доставил удовольствие, позволил им собраться вместе, поговорить, посмеяться... И чтоб им было совсем хорошо, он запел трогательную песню тех мест, откуда только что прибыл. («Степка»)

Не дает душа покоя чудным русским людям, и хочется выплеснуть ее, поделить с людьми тем, что на ней накипело. И выплескивается она в творческих порывах:

Я молчу, продолжаю думать. Итак: хочется писать. А что я такое знаю, чего не знают другие, и что дает мне право рассказывать? Я знаю, как бывает в степи ранним летним утром: зеленый тихий рассвет. В низинах легкий, как дыхание, туман. Тихо. Можно лечь лицом в пахучую влажную траву, обнять землю и слушать, как в ее груди глубоко шевелится огромное сердце. Многое понимаешь в такие минуты, и очень хочется жить. Я это знаю. («Воскресная тоска»)

Захарыч, горько сморщившись, смотрел на деревянного человечка.

— Он не про Ермака поет, — говорил он. — Он про свою долю поет. Ты даже не знаешь таких песен. — И он неожиданно сильным, красивым голосом запел:

О-о-эх, воля, моя воля!

Воля вольная моя.

Воля — сокол в поднебесье,

Воля — милые края...

У Васеки перехватывало горло от любви и горя. Он понимал Захарыча. Он любил свои родные края, горы свои, Захарыча, мать... всех людей. И любовь эта жгла и мучила — просилась из груди. И не понимал Васека, что нужно сделать для людей. Чтобы успокоиться. («Стенька Разин»)

Поэму буду сочинять, — сказал он. — Про свою жизнь. Все равно делать нечего. («Гринька Малюгин»).

А когда не получается ни песню сложить, ни «Барыню» сплясать, сочиняют «чудики» небылицы, как Гринька Малюгин:

— Меня же на луну запускали

или как Семен Малафейкин, представляющийся случайному попутчику генералом и красочно описывающий свой «генеральский» быт.

11

Русскому человеку присуща бесконечная душевная доброта. У Шукшина этим качеством наделены многие герои.

Только русский человек может поехать за тысячи километров, чтобы рассказать сказку больной племяннице («Как зайка летал на воздушных шариках»).

Уголовник Спирька «пришел — такой же размашисто красивый, дерзкий и такой же неожиданно добрый. (Добротой своей он поражал, как и красотой.) Мог снять с себя последнюю рубаху и отдать — если кому нужна. Мог в свой выходной день поехать в лес, до вечера пластаться там, а к вечеру привезти машину дров каким-нибудь одиноким старикам» («Сураз).

Русская доброта рождается в той же «колыбели», что и любовь к своим близким, к своему народу, к своей земле, и живет не за счет материальных благ, а за счет духовных ценностей.

«Вечерами, перед сном грядущим, люди добреют. Во дворах на таганках потеют семейные чугуны с похлебкой. Пляшут веселые огоньки, потрескивает волглый хворост. Задумчиво в теплом воздухе... Прожит день. Вполсилы ведутся неторопливые, необязательные разговоры — завтра будет еще день, и опять будут разные дела. А пока можно отдохнуть, покурить, поворчать на судьбу, задуматься бог знает о чем: что, может, жизнь — судьба эта самая — могла бы быть какой-нибудь иной, малость лучше?.. А в общем-то и так ничего — сойдет.» («Степка»)

Люди в деревне не показывают на отсидевшего за драку Степку пальцем, не чураются его, а встречают, как родного, а его возвращение воспринимают как праздник. И он платит им тем же:

«Он рад был, что людям сейчас хорошо, что он им доставил удовольствие, позволил им собраться вместе, поговорить, посмеяться... И чтоб им было совсем хорошо, он запел трогательную песню тех мест, откуда только что прибыл».

И оттого, что доставил людям радость, «Степана целиком захватило чувство содеянного добра и любви к людям».

12

Многие герои Василия Шукшина демонстрируют неприятие мещанской жизни, презрение к материальным благам.

Наглядным примером может служить Колька Скалкин из рассказа «Ноль-ноль целых», вынужденный заплатить чиновнику двадцать пять рублей за испорченный благодаря собственной горячности костюм: «Четвертной какпсу под хвост сунул. Свернул трубочкой и сунул». Но вспомнил, что на ямахтеперь будет зарабатывать по двести — двести пятьдесят рублей... Иуспокоился... «Да гори они синим огнем! — подумал он — Жалеть еще...»

В этом герое соединились сразу несколько черт традиционного русского характера: гордость, нежелание унижаться, презрение к бюрократической системе и равнодушие к материальным благам.

Очень точное определение месту вещей в жизни человека дает Федор в рассказе «Как зайка летал на воздушных шариках»:

— Хрустальная. Все равно это вещь, и должна служить человеку. Ну, и отслужила свой век, туда ей и дорога.

13

Но к людям шукшинские герои демонстрируют совсем другое отношение. Возьмем, например, диалог из рассказа «Стенька Разин»:

— Смеются над тобой люди.

— Это ничего. — Васёка высморкался в платок. — На самом деле они меня любят. И я их тоже люблю.

Одноногий Пимокат Валиков («Суд»), идя в суд в качестве пострадавшего, не надевает орденов, не желая демонстрировать свое фронтовое прошлое, считая, что отсутствия ноги и так вполне достаточно, чтобы люди видели, что пострадавший — фронтовик. На суде пострадавший сознательно занижает стоимость сгоревшей бани, да еще подсказывает виновной в поджоге соседке, как избежать лишних расходов при возмещении ущерба.

14

И, конечно, нельзя не отметить одну из главных черт, присущих русской душе и в том числе шукшинским героям: способность к самопожертвованию и к сопереживанию.

Может ли кто-то поступиться собственным чувством и уступить другому любимую девушку, и не просто уступить, а посодействовать ее счастью? Может. Например, носитель русской души, «классный водитель», Пашка Холманский.

А до слез посочувствовать народному герою Степану Разину, как делают это герои одноименного рассказа?

— Что не надо-то? — сердито воскликнул Захарыч, и закрутил головой, и замычал. — Они же дух из него вышибают!..

Васека сел на табуретку и тоже заплакал — зло и обильно. Сидели и плакали.

15

Василий Шукшин, беспредельно любивший свою Родину и свой народ, вложил эту неизбывную любовь и в души своих героев, любовь к матери-природе, к матери-земле, к людям, на ней живущим:

— Солнце-то какое! — негромко воскликнул старик.

— Какое? — не поняла девушка.

— Большое.

— А-а... Да. Вообще красиво здесь.

— А вода вона, вишь, какая... У того берега-то... («Солнце, старик и девушка»)

И снится человеку родная деревня в рассказе «Два письма», и мечтает он: «Вернуться бы опять туда, в степь: костерик, рассказы про чертей». Может быть потому, что деревня для и для самого Шукшина, и для его героев — это «деревня-матушка», как в рассказе «Постскриптум», всю жизнь любящая, опекающая и оберегающая своих питомцев, не дающая свернуть с истинного пути.

В рассказе «Солнце, старик и девушка» слепой старик так описывает закат и речку, как-будто все это сейчас перед его глазами. А в общем, так и есть: русский человек хранит в своем сердце образ своей земли, как хранят там образ любимого человека.

Васлий Макарович в своих произведениях выбирает такие слова, в каждом из которых просвечивает его безграничная любовь к Родине: «весна — добрая и бестолковая», «задумчивый хороший вечер», «стружка и махра волнующе пахнут», «в душу с тишиной вместе вкрадывается беспокойно-нежное чувство ко всему на свете»; «спокойно и грустно уходит прожитый день — звонко, светло и горласто приходит новый».

С большой тщательностью выписывает Шукшин в своих рассказах бытовые предметы, окружающие его героев: дом, баню, печь, колодец. Именно эти образы и являются символом крестьянской жизни с ее патриархальным укладом, вековыми традициями, преемственностью поколений, чистоты и нравственности русских крестьян-тружеников.

Например, в рассказе «В профиль и анфас»:

Предстояло прощание с печкой. Всякий раз, когда Иван куда-нибудь уезжал далеко, мать заставляла его трижды поцеловать печь и сказать: «Матушка печь, как ты меня поила и кормила, так благослови в дорогу дальнюю».

16

О любви к родному дому и к Родине вообще говорят герои многих рассказов Шукшина, выражая, видимо, мысли самого Василия Макаровича:

«Почему-то я очень любил свою деревню. Пожил с месяц на стороне и прямо измучился: деревня снится, дом родной, мать...

И прекрасна моя родина — Алтай: как бываю там, так вроде поднимаюсь несколько к небесам. Горы, горы, а простор такой, что душу ломит. Какая-то редкая, первозданная красота. Описывать ее бесполезно, ею и надышаться-то нельзя: все мало, все смотрел бы и дышал бы этим простором.» (Рыжий)

Жгли ботву в огородах — скоро пахать. И каждый год одно и то же, а все не надоест человеку, и все вдыхал бы и вдыхал этот горьковатый, прелый запах дыма и талой земли («В профиль и анфас»)

«Я теперь подкрепился. Теперь можно сидеть, — говорил Степка арестовавшему его милиционеру. — А то меня сны замучили — каждую ночь деревня снится... Хорошо у нас весной, верно?» («Степка»).

«Родина:Что-то остается у нас от родины такой, что живет в нас всю жизнь, то радуя, то мучая, и всегда кажется, что мы ее, родину, когда-нибудь еще увидим. А живет в нас от всей родины или косогор какой-нибудь, или дом, или отсыревшее бревно у крыльца, где сидел когда-то глухой весенней ночи и слушал ночь...» (Иван Любавин — «Любавины»)

И только перед ней, перед Родиной готов русский человек держать ответ за прожитую жизнь, за дела и помыслы свои:

«Есть у меня Родина, вот перед ней я и ответчик: так я живу или не так» («Как зайка летал на воздушных шариках»)

Сам Шукшин признавался: «Говорю это с чувством глубокой правоты, ибо всю жизнь мою несу родину в душе, люблю ее, жив ею, она придает мне силы, когда случается трудно и горько»⁴.

В каждом шукшинском герое безусловно можно найти частичку русской души, но есть в его творчестве герой, расколовший свою душу на множество осколков и нашедший в себе силы снова собрать ее в одну большую русскую душу.

Примечания

1. Лейдерман Н. Современная русская литература — 1950—1990-е годы (Том 2, 1968—1990). http://modernlib.ru/books/leyderman_n/sovremennaya_russkaya_literatura_19501990e_godi_tom_2_19681990/rea d_7/

2. Из телеинтервью В. Шукшина // Василий Шукшин: жизнь простая и сложная URL: http://www.host2k.ru/films/intervyu-vasiliya-shukshina.html

3. Ершова Н.В. Трагический герой в творчестве М.А. Шолохова и В.М. Шукшина: По романам «Тихий Дон» и «Я пришел дать вам волю»: дис. ... канд. фил. наук наук: 10.01.01.. Липецк, 2002

4. Шукшин В.М. «Слово о малой родине» Собрание сочинений в пяти томах. Том пятый изд. Б.: «Венда», 1992.