1.3. Коммуникативные стратегии похвалы и порицания в художественном дискурсе

Изучение коммуникативных стратегий похвалы и порицания в художественном дискурсе является актуальным. Необходимо учитывать, что произведения В.М. Шукшина отличаются своеобразной повествовательной манерой: диалогичностью, лаконизмом, отсутствием развернутых описательных характеристик, сдержанностью авторского текста в контексте «деревенской» прозы, ставшей одним из наиболее значительных литературных явлений XX века. Произведения В.М. Шукшина, по словам самого писателя, стали «историей души» русского человека [275, с. 315]. В коротких рассказах, являющихся основным жанром, в котором работал писатель, он в выразительных, «живых» диалогах отразил представления о жизни русского мужика с его глубоко национальным характером.

Среди актуальных проблем в современном языкознании особым вниманием пользуется проблема человеческого фактора в языке [63; 274]. В контексте этого подхода в лингвистике активно разрабатывается понятие «картина мира». В самом широком смысле «картиной мира» называют сложившееся у человека представление о мире, связанное с интерпретацией, закономерностями человеческого мышления, с особенностями восприятия объективной действительности разными органами чувств. Еще В. Гумбольдт утверждал, что язык народа есть его дух, и дух народа есть его язык. Поэтому с уверенностью можно сказать, что особенности духовности народа проявляются в структуре языка.

Язык художественного произведения есть отпечаток сущности личности, ее авторской установки, ее индивидуальной картины мира. Творческое наследие В.М. Шукшина свидетельствует о том, что жизненной позицией писателя было утверждение достойного образа жизни человека, для которого смыслом жизни был труд и поиск истины, правды жизни. Через отрицание той нравственной изнанки, которую писатель неоднократно описывал в различных ее проявлениях: пьянство, грубость, хамство, равнодушие, лень, — его герои делают нравственный выбор, через слово как объект рефлексии и оценки приходят к истине, т. е. нравственности. Многие исследователи указывают, что доминантной отличительной чертой художественного текста является его эмоциональность, которая проявляется именно в процессе общения.

Изучая художественную прозу шестидесятых-семидесятых годов XX века, необходимо учитывать, что авторское слово отражает взаимодействие, с одной стороны, личностного смысла и социально обусловленного психологического значения, с другой, — индивидуального и социального языкового опыта. Наиболее благоприятной для осуществления такого подхода в современной русской литературе, на наш взгляд, является анализ прозы В.М. Шукшина. Во-первых, необходимо отметить уникальность личности самого писателя как носителя русского языка: представитель простого крестьянского народа Алтайского края, он накопил словарный фонд, уникальный по своей ценностной, территориальной и профессиональной природе. Во-вторых, В.М. Шукшин воспроизвел в прозе специфику разговорной речи, ее социально-территориальные особенности. В.М. Шукшин — писатель, актер и режиссер — объединил элементы «языков» различных областей культуры, которые сосуществуют в его прозе и одновременно свободно вычленяются из общего речевого потока. Г.Г. Хисамова справедливо отмечает, что писатель свободно владеет различными литературными стилями, образующими интертекст его прозы, что позволяет рассматривать последнюю как систему, моделирующую фрагмент истории развития русского языка 1960—1970-х годов как вербальный срез культуры этого времени [257].

Отличительной чертой творческой манеры В.М. Шукшина стала «пересадка жизни» в искусство, которая достигается благодаря тщательной работе писателя над словом, в его идее пересадки жизни в искусство: «Я знаю, когда пишу хорошо: когда пишу и будто вытаскиваю пером живые голоса людей» [274, с. 68].

Эти «живые голоса» в контексте произведений писателя привели к использованию в художественной прозе разговорной речи, способной передать спонтанное, живое общение, которое отражается в диалогах шукшинских героев — носителей народных представлений о правде жизни. Поэтому яркими специфичными чертами идиостиля В.М. Шукшина исследователи справедливо называют народность, разговорность, диалогичность [257].

Язык В.М. Шукшина внес большой вклад в развитие языка русской прозы второй половины XX века. Писатель отразил социально-духовные изменения общества, национальную картину бытия и суть народного характера. Для него человек — величайшая ценность, но вовсе не идеал. Его герои — простые сельские жители со своей крестьянской философией, со своей правдой жизни воплощают в себе народную судьбу. Отличительная эмоциональность и оценочность художественного текста определили своеобразие прозы В.М. Шукшина — народность. Писатель отразил социально-духовные изменения общества, национальную картину бытия и сущность народного характера [204], поэтому народно-разговорный язык является основной особенностью произведений В.М. Шукшина. Просторечная лексика в его творчестве занимает значительное место. Она отличается от литературной лексики большей выразительностью, эмоциональностью, поэтому ярче характеризует человека, его поведение, отношение к людям и отношение к нему окружающих. Писатель использует ее чаще всего в диалогах персонажей как яркое оценочное средство для наименования лиц, их характеристик, оценки другими персонажами: лысан, бестолочь, бугай, вертихвостка, горлопан, лоботряс, побирушка, трепач, сварганить, звездануть, дроболызнуть, жогнуть, вздрючиваться, загнуться, окочуриться, долдонить, вякать, башковитый, незанозистый, шебутной.

Эти примеры свидетельствуют о том, что В.М. Шукшина интересует человек в моменты наивысшего напряжения чувств, когда он может быть естественным, непосредственным, поэтому эмоционально-оценочная лексика в его прозе выполняет важную художественную задачу — показывает естественные, неподдельные проявления человека, вовсе не идеала, а простого русского мужика со своей «чудинкой», со своей народной философией и правдой жизни. Сам писатель подчеркивал, что открыть главное в художественном мире писателя возможно только тогда, когда осознается важность проблемы народного характера в его творчестве: «...литература — это все же жизнь души человеческой, никак не идеи, не соображения, даже самого высокого нравственного порядка» [275, с. 410].

В.М. Шукшин, применяя художественный вымысел, моделирует коммуникативные ситуации, в которых его герои — представители русского крестьянства — выражают положительную или отрицательную оценку в адрес кого-либо. Например, типичной для национального языкового сознания является коммуникативная ситуация выражения взаимных претензий супругов:

— Чего как пес побитый плетешься? Опять!..

— Пошла ты!.. — вяло огрызается Бронька. — Дай пожрать.

— Тебе не пожрать надо, не пожрать, а всю голову проломить бизменом! — орет жена. <... >Смеются, в глаза смеются, а ему... все божья роса. Харя ты неумытая, скот лесной!.. Совесть-то у тебя есть? Или ее всю уж отшибли? Тьфу! — в твои глаза бесстыжие! Пупок!..

— Миль пардон, мадам... Счас ведь врежу!.. [278, с. 352].

В приведенном примере видим, что ответной реакцией на эмоциональные обзывания и обвинения является угроза физической расправой. В доказательство национального характера данных высказываний проведем параллель с народными изречениями о взаимоотношениях супругов: Кого люблю, того и бью [88, с. 143], Милые бранятся — только тешатся [Там же. С. 126], Муж с женой бранится, да под одну шубу ложится [Там же. С. 177].

Народные представления о культуре, о городских и деревенских жителях писатель передает в диалоге молодых людей (роман «Любавины»):

— Некультурная ты, Катерина. Темнота.

— Ох ты!.. Давно ты культурным-то таким стал?

<... >

— Вы сами, Катька, виноваты во всем. Обвиняете ребят, что они за городскими начинают ударять, а вас забывают, а нет чтобы подумать: а почему так? А потому, что городские интереснее. С ней же поговорить и то тянет. Наша, деревенская, она, может, в три раза красившее ее, а нарядится в какой-то малахай... черт не черт и дьявол не такой. Нет, чтобы подтянуть все на себе да пройтись по улице весело, станцевать там, спеть... Нет, вы будете сидеть на лавочке, семечки лузгать да сплетничать друг про друга... <... >

— Пошел к дьяволу!.. Приперся нотации тут читать. Мне без них тошно. <...>

— Никакого движения в человеке! — горько воскликнул Пашка. <...>

— Культурный нашелся. Уж чья бы корона мычала, а твоя бы молчала... [277, с. 461—462].

В данном отрывке из текста колорит разговорной речи создают: просторечная лексика (лузгать, приперся), историзмы (малахай — род старинной крестьянской одежды, широкий кафтан без пояса [174. с. 338]), разговорные обращения и выражения (Катька, черт не черт и дьявол не такой; уж чья бы корова мычала, а твоя бы молчала). инвективы (Пошел к дьяволу!..), сниженная лексика в переносном значении ударять за кем-то), грамматические нарушения речи (красившее). Такое общение демонстрирует типичные для деревенских жителей речевые ситуации.

Следовательно, анализируя речевое общение в тексте произведений художественной литературы, следует учитывать различные подходы к тексту: коммуникативный, лингвистический и психолингвистический. Их отличие заключается в том. какие особенности текста (лингвистические или экстралингвистические) берутся за основу в определении данного явления.

Говоря о художественном дискурсе, теоретически можно рассматривать русскую разговорную речь как лексическую основу прозы В.М. Шукшина, не забывая при этом, что писатель, применяя художественный вымысел, проецирует речевые ситуации, в которых «рождаются» бытовые диалоги, содержащие похвалу и порицание. Стилистически окрашенная лексика концентрируется в диалогах персонажей, в частности, в их обращениях к другим персонажам. Таким образом, расширение словаря, выражение положительных и отрицательных оценок по отношению к объекту похвалы и порицания. опора на «живое» словоупотребление изображаемой среды, особый характер связи оценки с теми реалиями, на которые направлена похвала или порицание, полемика с разного рода штампами определили своеобразие прозы В.М. Шукшина и его место в русской прозе шестидесятых-семидесятых годов XX века.