«Только очно»

20 июня 1954 года Василий отправляет во ВГИК заявление: «Прошу разрешить сдавать вступительные экзамены в институт кинематографии на режиссерский факультет» и документы: автобиографию и характеристики. В автобиографии он почему-то указывает, что окончил семилетку и поступил в Бийский автотехникум в 1943 году. В августе 1954 года он едет в Москву. Ради этого мать снова продает корову. Шукшину двадцать пять лет. Он понимает, что это действительно «последний и решительный бой».

На экзамены он является в гимнастерке, галифе и сапогах. Работавшему во ВГИКе Г. Бочарову он показался похожим на молодого Фадеева.

Конкурс был сто человек на место! Предстояло сдать русский и литературу устно и письменно, историю народов СССР, пройти творческий конкурс в два тура и выполнить задание — написать текст на тему «Вестибюль ВГИКа. Лето. Настоящие дни».

Историю народов СССР он сдает на отлично. За русский и литературу письменно и устно получает четверки. Если вспомнить его тройку в аттестате, придется признать, что либо он за год основательно подтянул предмет, либо во ВГИКе к экзамену по русскому отнеслись еще снисходительнее.

Письменную работу требовалось сдать до творческого конкурса. Было задано описать вестибюль ВГИКа в жаркую пору вступительных экзаменов, но Шукшин рассказывает об общежитии — поступок и хитрый, и мудрый одновременно. Хитрый, потому что вестибюль опишут все, а общагу — только Шукшин. Мудрый, потому что в вестибюле — только абитуриенты, а в общежитии — люди. Здесь они нервничают, готовятся к экзаменам, сплетничают о мастерах. Одни надувают щеки, другие смотрят на них и верят, что это неспроста. Но Шукшина не провести. Уже в названии текста «Киты, или О том, как мы приобщались к искусству» видна насмешка двадцатипятилетнего парня над абитуриентской мелюзгой. Автор ощутимо держится чуть выше и поодаль от этого броуновского движения, смотрит с ироническим прищуром, словно он не один из них, он старше и волноваться ему не о чем. Шукшин создает атмосферу, обозначает типажи, у него есть завязка, кульминация и развязка, чувствуется стиль. Думается, вызвала интерес и позиция автора. «Хотя написана работа не на тему и условия не выполнены, автор обнаружил режиссерское дарование и заслуживает отличной оценки», — написал тот, кто проверял эту работу.

Шукшин поступал на курс Михаила Ильича Ромма. По воспоминаниям Василия выходит, что после сдачи письменной работы Ромм разговаривал с ним. «Абитуриенты в коридоре нарисовали страшную картину человека, который сейчас глянет на тебя и испепелит. А посмотрели на меня глаза удивительно добрые. Стал расспрашивать больше о жизни, о литературе» [Шукшин 2009: 8, 99]. Шукшин считал, что Ромму понравилось его сочинение: «Насколько теперь понимаю, спасла меня письменная работа», — а собеседование понадобилось мастеру, чтобы проверить впечатление от абитуриента. «Ужас экзамена вылился для меня в очень человечный разговор. Вся судьба моя тут, в этом разговоре, и решилась». За это задание он получает отлично. Но предстоит еще творческий конкурс.

Председатель комиссии на творческом конкурсе — Николай Павлович Охлопков, на тот момент знаменитейший актер, народный артист СССР и лауреат шести Сталинских премий. В комиссии также, естественно, сам Михаил Ильич Ромм. Его помощница Ирина Александровна Жигалко работала в приемной комиссии и была на творческом конкурсе. Она рассказывала, как поступал Шукшин: «Ромм просит абитуриента рассказать, как он видит сцену скачек в "Анне Карениной". Шукшин молчит. Ромм предлагает другую сцену, не столь сложную. Шукшин молчит. Потом, мрачно: "Я не читал "Анну Каренину"... Разрешите идти?" Не дожидаясь ответа, повернулся к двери. "Отставить!" — скомандовал Ромм. Шукшин остановился. "Если вас примут, обещаете прочитать "Анну Каренину"?" — "Обещаю. За сутки!" — "Толстого так не читают. Даю вам две недели"» [Жигалко: 394]. За творческий конкурс Шукшин получает отлично. И проходит!

Жаль, что он не написал, какими глазами и с какими мыслями смотрел на свою фамилию в списке принятых во ВГИК. Это было элементом сюрреализма в его полностью соцреалистической жизни.

В то же время Василий сдает экзамены в историко-архивный институт. «Пришел он туда без документов, пояснив, что документы идут почтой. Так и сдавал в два института одновременно», — рассказывала Таля [Бийчане о Шукшине: 12]. Было ли это из любви к истории, из желания найти документы о судьбе отца, или же просто для подстраховки — сейчас уже не так важно. Выяснилось, что в историко-архивный Шукшин прошел на заочный, во ВГИК — на очный. Русский народ говорит о таких ситуациях: «Не было ни гроша, и вдруг алтын!» Он посылает телеграмму матери с вопросом: куда идти? Казалось бы, что тут думать? Но подтекст телеграммы, прежде всего, экономический: если Василий выберет очный, то Марии Сергеевне еще как минимум пять лет придется его содержать, а при заочном обучении он мог бы жить дома, работать в школе, может, пойти все-таки в райком. При втором варианте он для семьи добытчик, при первом — нахлебник. Но телеграмма все же не о деньгах: сын спрашивает у матери разрешения на счастье. Она это чувствует — матери всегда чувствуют. «Только очно», — отвечает она.