На правах рекламы:

• На http://havarovsk.nzgbo.ru/ Вы можете купить ЖБИ.

Аттестат

Шукшин не мог забыть Майю, но в то же время грезил о Москве. Он понимал: теперь или никогда!

Он двигался вперед с поразительной планомерностью. Первой взятой высотой стал комсомол.

В протоколе заседания бюро райкома Сростинского ВЛКСМ от 13 апреля 1953 года первый вопрос — прием в комсомол. Первая фамилия на листе зеленой папиросной бумаги — Шукшин В.М.

«Утвердить постановление первичной комсомольской организации Сростинской территориальной от 3 апреля 1953 года — принять в члены ВЛКСМ Шукшина Василия Макаровича, 1929 г. р., русского, учащегося, образование 9 классов. Рекомендующие: Старикова, член ВЛКСМ с 1951 г., Мазаев, член ВЛКСМ с 1951 г.»

Но если Шукшин был учащимся, то почему не стоял на учете в комсомольской организации какой-нибудь школы? И что это за девять классов образования, если на самом деле неполные семь? Ответов на эти вопросы уже не найти. Можно лишь предположить, что Шукшин тогда уже объявил о своем намерении сдавать экзамены за среднюю школу, поэтому его и записали учащимся.

Алексей Варламов, автор шукшинской биографии, задается еще одним вопросом: «Почему его не приняли на флоте, если он отлично служил в секретной части, и без проволочек зачислили в передовой отряд молодежи у него на родине?»

Самое резонное объяснение: на флот Шукшин призывался из Подмосковья, о репрессированном отце там никто не мог знать, сам он промолчал, поэтому призвали его как «чистого», без пятна в биографии. А когда дело дошло до назначения в секретную часть, он снова промолчал: признаться — себе дороже. А то, что в комсомол не рвался, так на собрании уже не промолчишь, придется про себя рассказывать, а лишний раз врать в его ситуации не стоило.

Варламов, удивляясь, почему же в Сростках Шукшина приняли в комсомол без проволочек, забывает одну дату — 5 марта. Сталин умер, и буквально в считанные дни после этого Василий написал заявление в комсомольскую организацию. 3 апреля его приняли на собрании Сростинской территориальной организации. Возможно, после этого дня он всерьез поверил, что все получится, все возможно для него, сына сгинувшего «по линии НКВД» крестьянина.

Тогда же он готовился сдавать экстерном за среднюю школу. У него план, первый пункт которого — окончить экстерном среднюю школу. По словам Марии Сергеевны, ему требовалось сдать экзамены по девятнадцати предметам — в двадцать четыре года, когда и память не та, и все, что знал в школе, забылось. Майя Якутина вспоминала: «Он очень много занимался. Мы однажды с Аней и Николаем переправились на остров на Катуни, а он там сидел в кустах с каким-то учебником. Там ему, видимо, никто не мешал».

О том, как Шукшин сдавал экзамены, рассказала его мать. По ее словам, из девятнадцати предметов восемнадцать он сдал на «пять» и только английский на «четыре». Экзамен по английскому она описала очень подробно. По ее словам, в Сростках учитель этого предмета отсутствовал, и Василию пришлось сдавать экзамен в Бийске. Накануне он напился холодного квасу, и его прохватила серьезнейшая ангина. «Ему бы сходить в школу, ему бы отсрочили. А он все-таки поехал», — рассказывала Мария Сергеевна. Чтобы скрыть повязку на шее, Шукшин надел свитер. Преподаватель поставил ему четверку и только после экзамена узнал, что Василий очень болен. «А мог бы и на пятерку, он хорошо английский знал», — была убеждена Мария Сергеевна [Слово о матери Шукшина: 26].

На самом деле все было не совсем так, а если говорить честно, совсем не так. Какими были оценки за восьмой и девятый классы, неизвестно, но вот в аттестате на четырнадцать предметов всего три пятерки — по истории СССР, географии и Конституции СССР. Четверок шесть — по литературе, алгебре, естествознанию, всеобщей истории, астрономии, химии. Троек пять, из них одна по русскому языку, и, что особенно интересно в свете рассказа Марии Сергеевны, по английскому.

Василий Федорович Гришаев в 80-е годы побеседовал с учителями, принимавшими экзамены у Василия Шукшина. Поставившая ему тройку по русскому Зоя Васильевна Белякова пояснила: «Я еще старалась сильно не придираться. Хотелось помочь парню выйти на дорогу».

Как было дело с английским, рассказала Мария Ефимовна Чернышова, завуч Сростинской средней школы: «Василий Макарович никак не мог сдать английский язык. У нас специалиста не было, а в Бийск он дважды ездил, но никого не нашел: все в отпуске были. В одну из таких поездок с ним приступ случился, он же с язвой желудка с флота приехал. Мария Сергеевна прямо вся изболелась за сына. Как встретимся, она: "Ой, Мария Ефимовна, милая, как же Васе-то помочь? Все ведь он сдал, кроме английского". Пошла я к директору школы и говорю: "Николай Николаевич, ну что мы парня будем мучить? Он ведь дальше учиться собирается. Из-за английского год потеряет, а ему и так уже двадцать четыре. Что ему английский? Не знал он его и знать не будет. Давайте ему поставим тройку в аттестат, и дело с концом". Николай Николаевич формалист был большой, от буквы ни на шаг, а тут сразу согласился. Да и я была не меньше его щепетильной в этих вопросах, а тут взяла грех на душу. И не каюсь. Дали парню дорогу» [Гришаев 1987: 99—100].