Глава седьмая. Сростки

Полагают, будто название родного села Шукшина происходит от того, что в этом месте «безымянный большак срастается со знаменитым Чуйским трактом». Другие считают, что родилось оно от характерной приметы в русле Катуни.

Пусть так. Для меня в этом имени есть иное: здесь случились очень важные для России сростки человеческих судеб.

В 1867 году сюда из Самарской губернии прибыл Павел Павлович Шукшин, прадед Василия Макаровича по отцу. Через тридцать лет оттуда же сюда же переехал дед писателя по материнской линии Сергей Фёдорович Попов.

Следствием этих случайных переселений на Алтай явилось рождение 25 июля 1929 года того, о ком мы вели речь.

Скольких людей Шукшин ожёг своей жизнью! Скольких пробудил своей смертью! Всё, что связано с ним, обладает удивительной заряжающей силой: каждый прикоснувшийся к его жизни, к его родине обречён выйти в мир обновлённым. О том свидетельствуют приведённые в этой книге человеческие документы и разительные перемены в судьбах многих людей.

Остаётся добавить, что на XV Всесоюзном кинофестивале фильм «Праздники детства» получил первый приз. В 1983 году он стал лауреатом Государственной премии СССР. Высокого звания были удостоены авторы сценария и режиссёры Ренита и Юрий Григорьевы, оператор Николай Пучков, композитор Павел Чекалов, художник Галина Анфилова, актриса Людмила Зайцева.

Родина Шукшина повенчала исполнителей главных ролей Людмилу Зайцеву и Геннадия Воронина. У них родилась — такая долгожданная для Людмилы — Василиса, крёстная дочь Алтая. Был бы сын — назвали бы Василием...

Геннадий Воронин после «Праздников детства» окончил Высшие режиссёрские курсы и свою дипломную работу «Два берега» снимал на Алтае. Дебютный фильм Воронина первыми, по традиции, увидели Сростки.

Квартиру Григорьевых на Комсомольском проспекте в шутку и всерьёз называли гостиницей «Алтай» — здесь мог найти приют не только любой сибиряк, но и просто единомышленник. Здесь сошлись навсегда много дорог и судеб.

А начиналось всё тогда, в далёком 1963-м, когда впервые побывали Ренита и Юрий Григорьевы на Алтае. Время шло и то сводило их с Василием Макаровичем, вплоть до того, что Шукшин подолгу жил в их квартире, то вдруг разводило на годы. Всем казалось — всё успеется, вот закончатся дела...

А заканчиваются жизни.

На похороны друга Ренита Андреевна летела с Горного Алтая, с легендарной горы Белухи, где всю жизнь мечтал побывать Шукшин.

Теперь он там — в имени ледника, на котором берет своё начало своенравная Катунь.

В начале 1979-го Ренита Григорьева летела на Алтай — хоронить Марию Сергеевну Шукшину. Казалось, рвётся последняя ниточка связи со Сростками...

Летом этого же года, в день пятидесятилетия Шукшина, супруги бродили по селу, прощально вспоминая знакомые его уголки. Пора заняться чем-то настоящим, думали они: возраст требовал. Немало написанных Ренитой Андреевной сценариев ждали своего воплощения на экране.

Но всё отодвинула в сторону рука судьбы: режиссёрам неожиданно предложили снять фильм о Шукшине.

Вот тогда и воскресла в памяти первая поездка в Сростки. И стало ясно, что это, а не что-то иное, было главным для них, что всегда, все годы, параллельно со своей московской жизнью они жили Алтаем. Шукшинские истоки стали и их творческой средой, принципы нередко формировались одними и теми же людьми и событиями.

Никогда словесно не заявлявшие о себе как о друзьях Василия Макаровича, они работой своей доказали своё кровное родство с ним. И тем самым встали на путь, на котором не может быть компромиссов.

— А ты в Москве Рениту Андреевну знаешь? — спросила меня летом 1977-го Мария Сергеевна Шукшина.

— Нет, никого я из кино не знаю, кроме вашего сына.

— Познакомься. Милосердный она человек!

Но не влиться в поток, не тебе предназначенный. Не придёшь ведь и не скажешь: подружиться советовали.

Однако осенила меня на прощанье крылом Мария Сергеевна, светлая ей память.

Год 1979-й, май, в Вологде — очередной смотр любительских фильмов, проводимый Всероссийским обществом охраны памятников истории и культуры.

Я на нём — представитель областной прессы. И вот у меня за спиной, в темноте зала, кто-то кому-то произносит тихо:

— А которая в жюри Григорьева?

Что мне в этой фамилии?..

— А зовут её как?

И тут я слышу редкое и потому запавшее в память имя!

Вот так и струятся судьбы людские, чтобы — каждая в своё время — слиться с большой полноводной рекой, обретя в ней не только покой и уверенность, но и чувство собственного пути — тоже.

Потому сделали мы любительский фильм по местам съёмок «Калины красной».

Потому окончила я Высшие курсы сценаристов и режиссёров.

Потому родилась эта книга.

Потому я знала и знаю, что должна делать на этой земле.

И да пребудет во мне это величайшее из ощущений навечно!

Но когда вспоминаю кинозал и пустые ряды, куда могла бы я сесть, — вдали от тех людей, говоривших во тьме о Григорьевой! — я не берусь судить, что есть случай и что — неизбежность...

Позднее поняла я, что солгала Марии Сергеевне: знала я в лицо Рениту Андреевну. Это она поддерживала мать у гроба сына 7 октября 1974 года. Близко я стояла и всё видела.

И понимала, что это — душа Шукшину родная.

А потом возила я Григорьевых по местам съёмок «Калины...»

Посетили мы в Тимонине бывшую «Чайную».

Прошлись по деревушке Садовой и поклонились Феклисте Молоковой и Василию Голубеву.

Прикоснулись к брёвнам баньки, в которой парились по фильму Егор с Петром. Постояли на мостках, с которых нырнул в озеро «ошпаренный» Алексей Ванин.

Оттуда, от озерка, по-прежнему видна была церковь — та самая, возле которой плакал в фильме Прокудин-Шукшин.

Искали, но так и не нашли мы на деревенском кладбище могилку артистки из народа Офимьи Быстровой...

Но набрела я вновь на чей-то крестик со стихами... не набрела — я искала его! Мучительно хотелось перечитать и записать омытые дождями строки.

«Не время тебе жизнь покинуть, не время тебе умереть,
Трагической смертью погибнуть и мать здесь оставить скорбеть.
Могилу твою посещаю и горько я плачу над ней...»

«А я и не сочиняла — они сами...» — послышался из прошлого голос незнакомой женщины.

Воробышек, склонив головку, смотрел на меня с оградки.

Я покрошила для поминанья печенья и ушла прочь.

Дул осенний неласковый ветер. Кончалось тепло. И в душе моей что-то кончалось. Эти строчки стихов оказались уже не нужны.

Я поняла: они звали так долго, чтобы вызрело в жизни что-то новое. Чтобы родилась та завязь, которая свела меня с Григорьевыми. Чтобы не раз съездила я с ними на Алтай. Чтобы сняли они там два фильма.

И чтобы в году восемьдесят третьем, через десять лет после Шукшина, мы вместе прошли по его стопам на Белозерской земле.

В клубе опять оживали на экране «Праздники детства» Василия Макаровича. Пила свою горькую чашу мать его Мария Сергеевна. Плакали в зале люди.

А мы втроём на улице ждали окончания сеанса и смотрели на полную луну в вышине.

Белое озеро плескалось у наших ног, и в нём слегка качалась лунная дорожка.

За спиной, совсем рядом, чудилась гора Пикет, укрывшая от всех невзгод Сростки.

А в Москве угадывались под луной купола Новодевичьего монастыря. Где-то там, у его стен, уже много лет безмолвно покоился прах незабвенного Василия Макаровича.

Но сердце не желало с этим мириться! Вновь хотелось «растопырить разум, как руки» и «почувствовать хоть на миг, хоть кратко... чуть-чуть бы хоть высветлилось в разуме ли, в душе ли: что же это такое было — жил человек...»

Жил Василий Макарович Шукшин...

1984 год