3.1. Лингвопоэтический тип текста рассказа-анекдота

В рассмотрении анекдота как первичного жанра наблюдается четкая дифференциация нескольких типов: литературного, относящегося к авторскому творчеству [Гроссман: 1923; Зунделович: 1929; Курганов: 1990; 1997]; фольклорного [Алаев: 1995; Борев: 1995; Вертянкина: 2001; Кронгауз: 1996; Кузьмичев: 1983; Мелетинский: 1990; Пермяков: 1970; Химик: 2002; Чиркова: 1998; Шмелева, Шмелев: 1999], художественно-публицистического [Тертычный: 2000].

В рамках проводимого нами исследования концептуальную важность приобретают: во-первых, характеристика анекдота как фольклорного жанра [Мелетинский: 1990], как одной из форм устного повествования [Шмелева, Шмелев: 1999], во-вторых, квалификация анекдота как речевого жанра, представляющего собой единицу речевой практики человека. Немаловажное значение имеют лингвистические признаки анекдота [Переходнюк: 1997; Чиркова: 1998], обеспечивающие с вышеназванными его способность быть сюжетообразующим элементом произведения [Вертянкина: 2001; Никонова: 2002]. Фактор лингвопоэтической значимости данного речевого жанра в тексте рассказа заключается в «готовности» конструирования фрагмента действительности с учетом взаимодействия первичных и вторичных жанровых признаков.

Первичность формы устного повествования фольклорного типа анекдота по отношению к рассказу как художественной письменной форме, делает возможным исследование ХРС произведений В.М. Шукшина в аспекте взаимодействия первичных и вторичных речевых жанров. Характеристика анекдота с позиции жанровых конвенций как «жанра-бродяги», «жанра-паразита», «присасывающегося» к другому организму, его «способность пронизывать практически всю систему традиционных литературных жанров» [Курганов: 1997, с. 25] свидетельствует о природной гибкости, свободной воспроизводимости¹ и, как следствие, о достаточно высокой степени плотности в «приютившем» его тексте.

Формирование синкретического речевого жанра, в частности рассказа-анекдота, предполагает «перерабатывание» первичного речевого жанра² путем трансформации его жанровых признаков, которые в структуре художественного текста приобретают «готовность» функционировать в ситуации эстетической деятельности (Г.О. Винокур). Методика эвокационного исследования, применяемая на данном этапе типологического описания текстов малой прозы, позволяет описать природу синкретического типа текста рассказа-анекдота. Один вектор методики направлен в сторону постановки вопросов: какие жанровые признаки анекдота и каким образом эвоцируются в тексте рассказа. Второй вектор предполагает ответ на вопрос о «конструировании» художественной действительности на основе диалогического взаимодействия первичных и вторичных признаков с их дальнейшей репрезентацией в тексте. Результатом методических операций видятся специфическая речевая структура образа автора рассказов-анекдотов, особый механизм обращенности текста к читателю посредством эвокационных сигналов.

Корпус первичных жанрообразующих признаков анекдота достаточно широк и многообразен. В качестве основополагающих рассматриваются ситуативность, парадоксальность [Алаев: 1995; Борев: 1995; Вертянкина: 2001; Курганов: 1997; Чиркова: 1998; Шмелева, Шмелев: 1999 и др.], комичность, стереотипичность, театрализованность³ изложения [Вертянкина: 2001; Химик: 2002; Шмелева, Шмелев: 1999], краткость [Матузова: 1967; Никонова: 2002; Толстой: 1950; Чиркова: 1998] характерность и правдивость [Борев: 1995; Зенкин: 1993; Курганов: 1997; Матузова: 1967; Никонова: 2002; Томашевский: 1996; Химик: 2002 и др.].

Существующую многовекторность описания признаков Т.Н. Никонова [2005] сводит к трем позициям: условия функционирования, структура и содержание. Однако подобный анализ речевого жанра выявляет только спектр «преобразующихся» в тексте первичных жанровых признаков. Типологический взгляд на природу шукшинского рассказа, описание лингвопоэтического типа текста требуют обязательного учета фактора композиционно-речевой организации, лежащего в основе типологизации. Подобная взаимосвязь позволяет проследить «мотивационные отношения» во внутрижанровой типологии текстов рассказов Шукшина. Безусловно, предлагаемый нами методологический ход не отвергает иных векторов в исследовании данного явления.

Нет сомнений, что природа анекдота как речевого жанра предопределяется ситуативностью, которая, с одной стороны, организует его бытование в коммуникативном пространстве, с другой — лежит в основе создания анекдотического сюжета. Рассмотрение данного признака с позиции теории выдвижения, дает все основания говорить о нем как об особом типе выдвижения, «способе организации контекста, фокусирующим внимание на определенных элементах сообщения, устанавливающим семантически релевантные отношения и иерархию между элементами одного или разных уровней, создающих эстетическую и эмоциональную информацию» [Арнольд: 1999, с. 378]. Обязательная прикрепленность к разговору, контексту, сопряженному с уместными параязыковыми средствами, делает анекдот актуальным и комичным. Только в совокупности с моделируемой ситуацией он получает жанровое пространство. Следовательно, ситуативность в анекдоте — доминантный признак, через призму которого могут быть рассмотрены функциональная, структурная, содержательная и композиционно-речевая сторона речевого жанра.

Описание анекдота с позиции условий функционирования в первичной сфере бытования прежде всего базируется на его характеристике как устного жанра [Химик: 2002; Шмелева, Шмелев: 1999], в основе которого лежит особая ситуация⁴ рассказывания, определяемая «не как повествование, а устное воспроизведение, актерское разыгрывание, спектакль с драматической событийностью повествования и "зрительского" восприятия» [Химик: 2002, с. 21], «именно интонация рассказчика, его мимика и жестикуляция создают то, что называется "солью" анекдота» [Шмелева, Шмелев: 1999]. Ситуативность в анекдоте сопровождается уместностью и смеховостью. Немаловажное значение в аспекте функционирования данного речевого жанра имеет признак театрализованного представления. Заметим, что театрализованность — признак, генетически свойственный анекдоту, на это указывают многочисленные высказывания исследователей данного жанра (см.: [Вертянкина: 2001; Чиркова: 1998; Шмелева, Шмелев: 1999]). Например, В.В. Химик усматривает в анекдоте традиции народного театра: «анекдот — синтезированная форма театрализованной интерпретации текста, популярный способ сатирического самовыражения русского народа» [2002, с. 17]. Театрально разыгрываемая «здесь и сейчас» коммуникация между говорящим и слушающим является сигналом языковой игры⁵. Функционирование рассматриваемого речевого жанра под знаком ситуативности предполагает реализацию особого фатического ритуала, в котором учитываются сфера неофициального общения коммуникантов, их хотя бы минимальный контакт, желание рассказать анекдот и желание его слушать.

Ситуация, организуя анекдот, вскрывает его парадоксальную природу: «анекдотичность выражается в использовании автором в качестве отправной точки сюжета случая, нарушающего течение нормальной жизни» [Вертянкина: 2001, с. 9]. Такое понимание ситуативности проливает свет на фактор структуры и содержания анекдота.

Ситуативная обусловленность формы рассматриваемого речевого жанра проявляется в признаках стереотипичности [Химик: 2002] и краткости [Никонова: 2002]. Стереотип формы анекдота заложен в его двучастной композиции, предполагающей интродукцию (зачин) и развязку. Начало вводит слушателя или читателя в план содержания, сообщает тему, создает известное напряжение ожидания⁶. При этом развязка — не менее важная составляющая анекдота — «всегда должна быть краткой, неожиданной, часто парадоксальной, что и делает анекдот смешным» [Химик: 2002, с. 19]. Развязке обязательно предшествует главная пауза, которая, собственно, и членит текст на две неравные части. «Пауза означает перелом в развертывании анекдота» [Курганов: 1990, с. 18]: «Поймали Бен Ладена. Хорошенько помыли, постригли... оказалось — Березовский» [Шмелева, Шмелев: 1999]. Напряжение, создаваемое между компонентами (зачин/финал) структуры, формируют динамичность анекдота как способность к быстрому реагированию на акт общения.

Признак краткости проявляется в небольшом объеме, предельном лаконизме повествования, экономичности средств и сжатости сюжета. На уровне языковых средств наблюдаются хронологические инверсии, событийные эллипсисы, сосредоточенность на кульминации. С выделенным признаком напрямую связан принцип открытого, или нулевого, финала [Чиркова: 1998]. В речевом жанре анекдота нивелируется традиционная композиционная роль концовки, в нем не всегда находит место остроумный выход из парадоксально-комической ситуации. Краткость в сочетании с открытым финалом формируют незамкнутость анекдотического пространства, его обращенность в область читательского восприятия.

Содержательная сторона анекдота в первую очередь предполагает выделение тематических групп на основе общности сюжетной ситуации (медицинские, политические, социально-бытовые и пр.) или типологии персонажей [Никонова: 2005]. Однако характеристика содержания анекдота только с учетом тематики группы является свидетельством лишь поверхностного анализа. В содержательной стороне данного речевого жанра, вслед за Э. Алаевым, Н.Н. Вертянкиной, О.А. Чирковой, В.В. Химиком, считаем необходимым учесть момент пародирования определенных ситуаций и событий, а также их гиперболизацию, шаржированность, нелепость, доведение до абсурда. Формируя содержательную сторону, пародирование сочетается с парадоксальностью как способом построения сюжета [Алаев: 1995; Матузова: 1967]. Примерами проявления парадокса служат неожиданные сюжетные ходы, повороты, происходящие вопреки ожиданию и предположению воспринимаемого. Такое нарушение линейной последовательности производит эффект «обманутого ожидания» и является причиной комизма. Новизна информации, передаваемая жанром, измеряется степенью неожиданности, оригинальности способа ее подачи. По этой причине анекдот применяет особый пласт средств выразительности, отвечающих за подачу содержания парадоксальным образом: метафоры, иносказания, сравнения, гиперболы, параллелизм, каламбуры и пр.

Заложенный в содержательной природе анекдота «эмоционально-эстетический резонанс» [Чиркова: 1998] рождается не только за счет пародирования и парадоксальности описываемой ситуации, но и благодаря скомпонованности элементов с высокой степенью имплицитности. Поэтому кажущаяся, на первый взгляд, краткость содержания анекдота предполагает наличие некоего «подводного айсберга», подтекста. Парадоксальная ситуация, лежащая в основе сюжета, предполагает развертывание имплицитных звеньев содержания в сознании слушателя (читателя). Данный механизм О.А. Чиркова описывает следующим образом: «повествовательный материал стремится к сжатию до точки, образованию противоречивого информационного сгустка. В момент осознания слушателем противоречий начинается их умозрительная интеллектуальная дифференциация. Ядро текста выделяет из себя ряд смысловых нюансов, повышая свою семантическую валентность. Как следствие — смеховой "взрыв", который является показателем второго процесса — рефлексии, проявляющегося в развертывании смыслового ядра текста в обратном порядке на новом уровне» [Чиркова: 1998, с. 32]. Работа закона конверсии приводит к уплотнению информационного потока за счет краткости и лаконичности его репрезентации, а также частичного перевода в подтекст. Увеличение объема подтекстовой информации в первую очередь достигается посредством функциональной нагруженности ситуации. Данному процессу способствует и уровень языковых средств: троекратный повтор, градация, синтаксический параллелизм, инверсия, контаминация, диалог.

Итак, с точки зрения содержания данный речевой жанр характеризуется как «парадоксальная ситуация», содержательная глубина которой формируется за счет максимальной скомпонованности элементов и подтекста.

Композиционно-речевая организация анекдота, находясь в прямой зависимости от концептуально важного признака ситуативности, ориентирована «не на повествование или описание как таковые, а на быструю передачу событийной и смысловой доминанты с привлечением минимума языковых единиц» [Бутакова, Долгих: 2006, с. 124]. Выдвинутая точка зрения позволяет актуализировать динамическую природу ХРС анекдотов, сопряженную с критерием краткости и лаконичности. Динамичность ХРС просматривается в быстрой смене речевых партий повествователя и персонажей, фиксирующих беглое обозначение ситуации происходящего. По мнению Т.Н. Никоновой, речевые слои имеют четкую функциональную значимость. Речь рассказчика призвана описывать то, что происходит. В «тексте от автора» все подчинено задачам изобразительности, живому представлению описываемых событий, отсюда и языковое оформление его речевой партии: преимущественное употребление повествователем настоящего времени связано с особенностями анекдота как изобразительного жанра: действие словно разворачивается в данный момент перед глазами зрителей. При всех вышеназванных характеристиках авторский речевой слой имеет статус служебного, ремарочного по отношению к речи персонажей. Авторское «слово» называет героев, указывает место и время действия. Традиционным примером могут служить зачины: «Приходит однажды Феликс Эдмундович к Владимиру Ильичу...»; «Встретились француз, немец и русский...» [Шмелева, Шмелев: 1999] и пр. Основную часть композиционного поля анекдота занимает РППерс. Как считает Т.Н. Никонова, «диалог, прямая речь доминируют в речевой структуре анекдота, так как именно здесь скрыто то, что называется "изюминкой" жанра (не случайно анекдот, следуя "закону последнего слова", чаще всего заканчивается персонажной партией» [2002, с. 31]. Характеризуя образ персонажей в анекдоте, стоит помнить, что, несмотря на игровое начало и театрализованность ситуации, «все "роли" в данном жанре исполняются одним "актером" — рассказчиком, никаких костюмов, масок или кукол не предполагается. Персонажи нередко бывают узнаваемы исключительно по речевым особенностям, которые тем самым играют роль своего рода языковой маски соответствующего персонажа» [Шмелева, Шмелев: 1999].

Языковым особенностям речи автора и персонажей в анекдоте свойственны краткость и лаконичность. Наблюдается широкое использование существительных (функция номинации) и глаголов (функция предикации). Например, передача содержания ситуации с помощью имен существительных характерна для РППерс, где взаимодействие кратких реплик-стимулов и реплик-реакций служит для создания комического момента в анекдоте и реализует стратегию языковой игры⁷. Отмечается понижение синтаксической роли предложения в речевом слое автора и героев. Зачастую используются простые односоставные, неполные контекстуальные и эллиптические конструкции. В доказательство достаточно взглянуть на синтаксическое оформление приведенных выше текстовых фрагментов анекдота. Обращение к сложному синтаксису как в РППов, так и в РППерс продиктовано установкой на характерность.

Корпус жанровых признаков, проистекающих из фактора ситуативности (уместность, смеховость, театрализованность — с точки зрения функционирования; стереотипичность, краткость, динамичность — со стороны формы; пародийность, парадоксальность, скомпонованность элементов подтекста — с позиции содержания; лаконичность, динамичность на уровне ХРС), обладают достаточно высокой степенью плотности, определенной гибкостью, трактуемой как «универсальность, интегрирующее начало этих признаков по отношению к другим речевым жанрам, их перцептивную функцию: каждый из признаков может определять другой речевой жанр» [Никонова: 2002, с. 36], что, в дальнейшем демонстрируется нами при анализе других синкретических типов текстов малой прозы. Отмеченное качество детерминирует, во-первых, процесс трансформации первичных жанровых признаков в другом речевом жанре (например, рассказе), во-вторых, их воспроизведение в «новой» среде как сигналов конструирования фрагмента художественной действительности на всех уровнях организации текста.

Присутствие жанровых признаков анекдота в текстах малой прозы В.М. Шукшина связано с традициями классической литературы, мотивам и сюжетам которой писатель следовал достаточно часто [Куляпин: 2005]. Размышляя по поводу своих рассказов в рабочих записях, Шукшин выделил рассказ-анекдот, указав «краткость» в качестве доминантного признака. Существование данной внутрижанровой разновидности признается также рядом исследователей [Вертлиб: 1992; Рыбальченко: 1999; Соловьева, Шитова: 1974]. Однако анекдот в малой прозе писателя не встречается в чистом виде, скорее он бытует в качестве вставных, внесюжетных элементов [Козлова: 1992, Рыбальченко: 1999], что связано с его характеристикой как «некоего мыслительного генетического кода» [Вертянкина: 2001, с. 6], выступающего сюжетообразующим элементом в структуре литературного произведения. Свойственные анекдоту карнавальная природа, абсурдная парадоксальность, комическая направленность и заостренность анекдотического действия, краткость и простота композиции, неожиданный финал во взаимодействии с доминантой другого жанра призваны раскрыть синкретическую природу текста.

Ситуация, лежащая в основе существования анекдота, в силу эвокационного механизма, работающего в текстах Шукшина, наделяется способностью разворачиваться в целый рассказ. Именно в художественном тексте ситуация из разряда сюжетной перерастает в «минимальную ячейку действительности как универсума в ее "переосозданном", оречевленном создателем (автором, читателем) виде, содержащую сигналы, вызывающие воспоминания, воскрешающую прошлый опыт, провоцирующую речемыслительную деятельность человека, содержание которой — конструирование им текста, "своего" текста» [Чувакин: 2006, с. 115]. В этом смысле к полифункциональной способности «ситуативности» как признака первичного речевого жанра добавляется функция конструирования действительности в тексте. Значимость эвокационных ситуаций в малой прозе писателя предопределяется прежде всего тем, что за ними стоит событийный, эмоционально-ментальный мир произведений. Сигналами репрезентации действительности в текстах рассказов-анекдотов служат первичные жанровые признаки, детерминирующие функциональную, структурную, содержательную, композиционно-речевую сторону анекдота.

В определении рассказа-анекдота как отдельного целостного образования мы опирается на выработанное в исследовании понятие лингвопоэтического типа художественного текста. Для нас принципиальное значение имеет позиция шукшиноведов, характеризующих рассказ-анекдот как «рассказ, строящийся на анекдотической ситуации, то есть целенаправленной акции героя с результатом, противоположным цели: герой неожиданно для себя оказывается "в дураках"» [Рыбальченко: 1999, с. 221]. Наконец, весьма обоснованной представляется точка зрения Н.В. Вертянкиной, считающей, что анекдот, войдя в структуру и поэтику литературного произведения, получает новую функцию: «произведение, в сюжете которого заложена анекдотическая структура, строится на соотношении архетипов плута и простака и на оппозиции судьбы и случая, когда судьба управляет человеком независимо от его воли, а случай изменяет привычное течение жизни. В таком произведении незначительное приобретает статус важного и большого события, историческое же уступает место мелочам жизни» [Вертянкина: 2001, с. 8]. Действительно, в рассказе-анекдоте Шукшина наглядно реализуется оппозиция двух персонажей, которых мы бы обозначили в традиции В.Ф. Горна «чудак»/«нормальный»⁸, мелкое, банальное событие возводится в ранг «судьбоносного»⁹. Зачастую бытовое событие стимулирует конфликт между персонажами («Волки», «Ораторский прием», «Три грации», «Чудик», и пр.). Нередко заглавия предвосхищают ту анекдотическую ситуацию, которая развернется в дальнейшем повествовании: «Генерал Малафейкин», «Дебил», «Как Андрей Иванович Куринков, ювелир, получил 15 суток», «Чудик», и др. Таким образом, рассказы-анекдоты демонстрируют факт субстанционального преобразования первичного речевого жанра и представляют собой явление производного текста.

Учитывая выдвинутые точки зрения, сформулируем рабочее определение рассказа-анекдота как отдельного внутрижанрового типа малой прозы В.М. Шукшина. Лингвопоэтический тип текста рассказа-анекдота как закономерный результат процесса деривации базируется на явлении ситуативности и представляет собой систему динамического соотношения первичных жанровых признаков анекдота (ситуативность, парадоксальность, краткость, игровое начало, смеховость, информативная сжатость и др.) со вторичными на уровне структуры, содержания и речевой композиции. Лингвопоэтический фактор данного соотношения заключается в «готовности» признаков конструировать анекдотический фрагмент действительности, предопределяя тем самым специфику речевой структуры образа автора в синкретическом тексте.

Т.Н. Никонова, анализируя рассказы-анекдоты в аспекте теории воспроизведения, выделяет несколько подтипов: собственно рассказы-анекдоты, усложненные рассказы-анекдоты, нейтрализующиеся рассказы-анекдоты. Предлагаемая типология реализует принцип одновекторности. Классификация типов основывается на «активности выдвижения признаков, организующих ядро жанрового поля (смеховость, краткость, парадоксальность, игровое начало)» [Никонова: 2002, с. 95]. Соответственно, без внимания в типологии оставлен момент деривационной производности усложненного и нейтрализующегося подтипов, а следовательно, не учтена характеристика моделей ХРС.

Мы считаем, что усложненные и нейтрализующиеся рассказы-анекдоты представляют собой явление трансформации собственно рассказов-анекдотов, квалифицирующихся как ядерный подтип. Методологические подходы, применяемые на данном этапе исследования, в сопряжении с методикой жанрового поля¹⁰ дают основания говорить о пластичности границ между рассматриваемыми подтипами, выделить с точки зрения структурной организации ближнюю периферию (усложненные рассказы-анекдоты) и дальнюю периферию (нейтрализующиеся рассказы-анекдоты), а также установить факт пересечения и частичного наложения обнаруженных подтипов с другими типами и подтипами текстов малой прозы Шукшина.

Не отвергая идеи выделения трех возможных вариантов рассказов-анекдотов, попытаемся выявить свойственные им модели ХРС, установить их лингвопоэтическую функцию и вписать результаты в общую типологию текстов малой прозы Шукшина.

Примечания

1. Именно эта особенность во многом объясняет актуальную проблему межжанровой и внутрижанровой вариативности в сфере исследования анекдота [Шмелев, Шмелева, 1999].

2. Аналогичный механизм свойствен описанию рассказов-сценок В.М. Шукшина.

3. Опираясь на многочисленные работы исследователей, считаем возможным определить признак театрализованности как разыгрывание ситуации по ролям, маскарадное перевоплощение субъекта, рассказывающего анекдот. При этом театральность понимается как совокупность свойств и приемов, характеризующих сценический речевой жанр (сценка, драма).

4. В аспекте функционирования данное понятие мыслится прежде всего как речевая ситуация, предполагающая «среду развития и функционирования продукта-объекта речевой деятельности» [Чувакин: 1987, с. 21] (в нашем случае текста). Компонентами речевой ситуации традиционно [Колшанский: 1974] выступает совокупность временных, пространственных и предметных условий. В этом смысле ситуация неразрывно связана с актом коммуникативной деятельности субъектов говорящего и слушающего, отражает момент иллокутивной цели адресанта: «успех анекдота во многом зависит от мастерства рассказчика, от умения передать смешной диалог в лицах, комически изобразить персонажей, выдержать необходимую паузу и эффектно представить концовку» [Химик: 2002, с. 25].

5. Данный признак на уровне языковых средств, как правило, реализуется посредством употребления глаголов в настоящем времени, ограничения форм прошедшего времени совершенного вида глагольных лексем с результативным или моментально конкретно-референтным значением. Частотность «настоящего изобразительного» позволяет представить действие как разыгрывающееся в данный момент перед глазами зрителей. В синтаксических конструкциях «сообщается о таких действиях или состояниях конкретных объектов, которые проявляются в момент их непосредственного наблюдения» [Федосюк, Бакланова: 2000, с. 146].

6. Типичный пример анекдотических зачинов «Вызывает учительница географии Вовочку к доске...»; «Сели пить водку русский, француз и англичанин...».

7. Примером подобного явления может служить текст анекдота, взятый из работы [Шмелева, Шмелев: 1999]:

— Здорово, дед!

— Здорово.

— Как зовут тебя, дед?

— Иван.

— На тебе, Иван, пряник. Покажешь, где партизаны? — А как твоя фамилия?

— Сусанин.

— Отдай пряник! Сами найдем.

8. Категория «нормальности» по отношению к герою Шукшина обозначает не положительность, а, скорее, соответствие образа персонажа нормам социально-общественной жизни.

9. Примерами может служить целая галерея парадоксальных ситуаций с участием чудиков: покупка шляпы («Дебил»), подслушанный в поезде разговор («Генерал Малафейкин»), встреча в ресторане («Случай в ресторане»), расколотая стеклянная стена («Версия») и др.

10. Элементы методики используются нами также в анализе рассказов-сценок.