«Если можно, чуть правее...»

В период повальных встреч с людьми круга Шукшина, памятных вечеров меня пригласили выступить в одном медицинском институте, выпустив передо мной эстрадных танцоров, которые исполнили подобие канкана с разного рода вульгарными ужимками. Встретив откровенно издевательский взгляд распорядителя, я наотрез отказалась выйти с рассказом о В.М. Шукшине после этого явного надругательства над памятью известного в стране человека, но приверженцы героя поля боя не сдают, поэтому я потребовала исполнить что-нибудь классическое, близкое к теме поминания, чтобы преодолеть опасный Рубикон.

— Вы намекаете, что Шукшин — классик?

— Я не намекаю. Он — классик народной жизни.

— С дамами не спорят.

Сцена продолжала пустовать. По программе выходить должна была я. В зале сидело руководство института. За кулисами искали выхода из создавшейся «напряженки». Послышались нетерпеливые хлопки зрителей.

— Пожалуйста, вас просят!

— Я уйду вообще, предварительно дав дирекции объяснение вашего поведения! Если вы передо мной не выпустите классический музыкальный номер!

Коса нашла на камень. Подобное не входило в планы устроителей программы. В конце концов на сцене появились с капризными, недовольными минами на лицах две рафинированные девицы, которые сыграли в четыре руки что-то из классики.

После них наступило время мое.

Я рассказывала о Василии Макаровиче, читала стихи, ему посвященные, а из-за кулис вдруг послышалось шипение:

— Сдвиньтесь чуть вправо. Нам нужно подготовить сцену к следующему номеру.

Я, естественно, перешла на правую сторону сцены, продолжая разговор со зрителями. Стук от передвигаемого реквизита, раздраженные голоса, явно мешая мне, не давая сосредоточиться, за кулисами не прекращались. Опять последовало шипение:

— Если можно, еще чуть правее.

Я была почти прижата к правой портьере, увлеченно продолжая свой рассказ, не предполагая, что за моей спиной идет интенсивная потаенная работа. В какой-то момент, словно кто-то случайно меня в бок толкнул, я поворачиваю в сторону голову и вижу в полушаге от меня бесшумно раздвинутый пол сцены, обнаживший темный зев люка, куда через минуту-другую я могла улететь вверх тормашками, не успев пикнуть, ненароком оступившись. В груди похолодело. Не подав вида, я начала кружить возле опасного места, искоса наблюдая за закулисной публикой, которая вожделенно ждала моего «триумфального» провала! Увы, пути господни неисповедимы, и они были не на стороне тех, кто имел злой умысел. Они были на стороне В.М. Шукшина!

— Напрасно старались! — многозначительно сказала я администратору.

Он сделал вид, что ничего не понял, вопросительно подняв брови над глазами, которые откровенно смеялись.

— Ну как же, а люк? — и показала в сторону, где меня поджидала западня, но, к моему вящему удивлению, половицы сцены сомкнулись, как гармошка, закрыв отверстие, — остался только неприятный осадок в моей душе да осознание того, что для кого-то имя Шукшина и после смерти представляет или опасность, или шутовской номер с цирковыми трюками. Они даже не понимали, что таким образом наносят оскорбление и русскому народу, плоть от плоти которого был Шукшин. С таких вот незначительных, но унизительных по смыслу фактов и начинаются межнациональные конфликты.