1.1 Биография В.М. Шукшина в контексте исследования несобственно-художественного творчества писателя

В 1983 г. Л.И. Емельянов, имея в виду опубликованные на тот момент издания о жизни и творчестве В.М. Шукшина, заметил, что «биография писателя освещена в них со всей возможной на сегодня полнотой» [Емельянов, 1983, с. 12]. Как оказалось, этот тезис был слишком оптимистичным. И сейчас, спустя 30 лет, биография В.М. Шукшина все еще содержит множество лакун, заполнить которые не смогли даже его близкие друзья и родственники, а сам писатель по каким-то причинам либо совсем не упоминал об этих эпизодах в своих документальных автобиографиях, либо касался исключительно вскользь. Как заметил А.Н. Варламов относительно биографии Шукшина, «Василий Макарович жил совсем недавно, но таких провалов в биографии, таких темных пятен, неясностей я не встречал ни у Платонова, ни у Булгакова, ни у Алексея Толстого, ни у Пришвина или Грина» [Варламов, 2014₁, с. 13]. Жизнь и творчество Шукшина окружены многочисленными легендами, к появлению которых он сам нередко имел прямое отношение, и которые по-прежнему остаются неизменным атрибутом биографических очерков о писателе, невольно искажая наше представление о нем. Между тем, шукшинское творчество, глубоко автобиографическое по своей природе, для полного описания и адекватной интерпретации требует объективной и детальной реконструкции биографии автора. В фактах личной жизни и профессиональной деятельности В.М. Шукшина, в характерах и судьбах людей, его окружавших, в мыслях, доверенных лишь письмам и рабочим записям (т.е. текстам не предназначенным для широкого читателя), без сомнения, сокрыты многие сюжеты, мотивы и образы творческого наследия алтайского писателя и кинорежиссера.

Василий Макарович Шукшин родился 25 июля 1929 г. в селе Сростки Сростинского (ныне Бийского) района Алтайского края. Его родители — Макар Леонтьевич Шукшин (1912—1933) и Мария Сергеевна Шукшина (в девичестве Попова) (1909—1979) были рядовыми колхозниками. В брак они вступили в 1928 г., а через год М.Л. Шукшин одним из первых был принят в сростинский колхоз «Пламя коммунизма». Работал в колхозе перевозчиком горючего, затем машинистом на молотилке. Хозяйство — не богатое: изба, корова и поросенок. По официальной социальной шкале 1920—1930-х гг. Шукшины числились середняками. В 1931 г. в семье родилась дочь Наталья (1931—2005).

Трагическим для молодой семьи стал 1933 год. В ночь на 25 марта 1933 г. М.Л. Шукшин был арестован сотрудниками ОГПУ вместе с другими тридцатью односельчанами. Всего же до 7 апреля было взято под стражу 87 человек [Гришаев, 1994, с. 29]. Среди арестованных были и два дяди Макара: Михаил Павлович и Игнатий Павлович Шукшины. Здесь возникает первая легенда, вошедшая в биографию будущего писателя и кинорежиссера. В чем же был обвинен М.Л. Шукшин? Спустя много лет его сын, к тому времени уже известный писатель и кинорежиссер, в своих воспоминаниях причину ареста отца объяснит так: «Сказали: «Хотел, сволочь такая, восстание подымать». Еще многих «взяли» из деревни. Больше мы их никогда не видели. Все они в 1957 г. полностью реабилитированы «за отсутствием состава преступления»» (<Солнечные кольца>) [Шукшин, 2014, т. 9, с. 40]. Истоки такого толкования понятны. Образ отца, деревенского вождя «восстания» против власти, был крайне важен для В.М. Шукшина, боровшегося за воплощение на экране образа Степана Разина — народного вождя, поднявшего восстание против засилья бояр и царя. А вот как причина ареста Макара Шукшина выглядит в изложении биографа писателя В.И. Коробова: «Что же случилось с отцом Васи? В Сибири, в горах и тайге Алтая тогда еще орудовали последние недобитые банды, которым не по нутру был новый строй. <...> Этим и воспользовался недруг и ненавистник Макара Шукшина — сочинил злой навет. За обвинениями политического порядка стояла ревнивая завистливая злоба: имел виды на Маню Попову, а она предпочла другого — ело глаза чужое счастье» [Коробов, 1984, с. 29]. Поддерживает эту «романную» версию и друг В.М. Шукшина, оператор А.Д. Заболоцкий: «Донос написал единственный грамотный человек в деревне — польский ссыльный, влюбленный в мать Шукшина, решивший таким образом избавиться от соперника» [Заболоцкий, 2014, с. 35].

В действительности все было иначе. М.Л. Шукшин был арестован по сфабрикованному ОГПУ делу о контрреволюционном заговоре в сельском хозяйстве [Гришаев, 1994, с. 22—52]¹. Главой заговора в колхозе «Пламя коммунизма» был признан агроном Е. Малявский, а среди его ближайших подручных — 21-летний машинист молотилки Макар Шукшин, который на допросах полностью признал свою вину по всем фактам «контрреволюционной подрывной работы». Нет сомнения, что его признательные показания — результат обмана или физического давления со стороны следователей ОГПУ. 21 апреля 1933 г. по постановлению судебной тройки М.Л. Шукшин был осужден по печально знаменитой статье 58 УК РСФСР (п. 4 (оказание помощи международной буржуазии), п. 7 (подрыв народного хозяйства) и п. 11 (участие в контрреволюционной организации)) и приговорен к высшей мере наказания. 28 апреля этого же года Макар Шукшин был расстрелян в Барнауле. Но семья М.Л. Шукшина ничего о его судьбе не знала. Неизвестность, очевидно, и породила те «красивые» версии страшного события, которые сопровождали жизнь В.М. Шукшина и закрались в посмертные очерки о писателе.

Клеймо «враг народа» с легкостью распространялось и на семью осужденного по 58-ой статье. Страх и отчаяние охватили молодую мать, и М.С. Куксина спешно перерегистрировала детей на свою девичью фамилию, строго запретила ходить к деду и бабке Шукшиным — родителям мужа. Следует отметить, что таким образом в селе поступили только две женщины [Варламов, 2014₂, с. 42]. Поэтому Василий вплоть до получения паспорта носил фамилию «Попов». Жизнь была тяжелой. Мария Сергеевна с утра до ночи работала в колхозе, четырехлетний Василий и двухлетняя Наталья весь день находились на попечении отцовской сестры — Марии Михайловны Шукшиной. «С Васей приходилось на полу спать — в избе-то тесно. Тяжело жили, тяжело» [Пряхина, 2005, с. 119]. Жен осужденных в родном селе называли «сибулонками» (от «СИБУЛОН» — Сибирское управление лагерей особого назначения: те, кто не был расстрелян, отбывали наказание в учреждениях этого ведомства). Односельчане, которых миновали аресты, сторонились сибулонок. Отчужденность коснулась и детей. Двоюродная сестра В.М. Шукшина Полина Михайловна Корбут (Попова), чей отец был арестован вместе с М.Л. Шукшиным, вспоминала: «Мы имели одно имя — дети врага народа» [Пряхина, 2005, с. 141].

Нет сомнения, что именно таким поворотом в судьбе Василия Шукшина объясняется его интерес к «лагерной» теме в зрелом творчестве. Впервые она затронута писателем в рассказе «Степка» (1964), однако мотив, связанный со знаменитой «политической» 58-ой статьей, появляется чуть позже: вторая книга «Любавиных» (вторая половина 1960-х гг.), рассказы «Начальник» (1967) и «Приезжий» (написан в 1969-м, опубл. в 1975 г.). Напомним, что именно в это время в отечественной литературе «лагерная» тема занимает прочное место. Появление в «Новом мире» рассказа А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» (1962), публикация в 1966 г. на Западе «Колымских рассказов» В. Шаламова, рост популярности песен В. Высоцкого (многие из которых были стилизованы под «лагерные», «блатные»), проникновение элементов «блатной» романтики в повседневную культуру² сделали «лагерную» тему в некотором роде модной даже среди представителей интеллигенции.

Дань этой моде отмечается в рассказе В.М. Шукшина «Начальник». С.М. Козлова верно отмечает, что рассказ представляет собой «один из этапов развития двух магистральных в творчестве Шукшина тематических линий, одна из которых завершилась созданием «Калины красной», другая — романом «Я пришел дать вам волю»» [Козлова, 2007, с. 186]. Митька Босых, деревенский вор в прошлом, в настоящем честно трудится на лесозаготовках и совершает в трудной ситуации геройский поступок. Но одной из причин его исправления является общение с начальником бригады лесорубов — Иваном Сергеевичем, отсидевшим с Митькой в одном лагере 12 лет по 58 статье («сто шестнадцать пополам»). В рассказе отражен момент художественного моделирования вождя нового типа [Козлова, 2007₂, с. 187], ведь «начальник» после 12 лет сталинских лагерей вернулся оттуда не сломленным ни духом, ни телом, да еще и смог вернуть к честной жизни уголовника. По мнению С.М. Козловой именно в этом рассказе Шукшиным опробованы приемы художественного воплощения образа народного вождя, руководителя, которые впоследствии реализуются в образе Степана Разина в романе «Я пришел дать вам волю» [Там же, с. 187].

Несомненно, образ Разина попал в концептосферу Шукшина еще в детстве, и одним из прототипов шукшинского Разина был репрессированный отец, а затем этот образ проецировался и на самого писателя³. О.Г. Левашова среди разных моделей описания биографического мифа В.М. Шукшина [Левашова, 2014] не упоминает «разинского» мифа (по аналогии с «ломоносовским» [Левашова, 2014, с. 199]). А между тем детские годы Шукшина и его юность вполне могут быть истолкованы в рамках на психологических параллелей с личностью легендарного казачьего атамана.

Борьба с обстоятельствами, социумом, поиск казачьей «доли»⁴ — вот те мотивы, которые просматриваются в фактах биографии молодого Шукшина. Тезис «жизнь — борьба» звучит уже в одном из первых писем В.М. Шукшина (Н.М. Зиновьевой (Шукшиной), декабрь, 1950 г.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 218]. Закономерно тогда выглядит и следующая рабочая запись, в которой сам писатель предлагает вариант биографического мифа: «Всю жизнь свою рассматриваю, как бой в три раунда: молодость, зрелость, старость. Два из этих раунда надо выиграть. Один я уже проиграл» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 322].

Еще один специфический мотив, связанный с «лагерной» темой, и в то же время автобиографический, реализован в рассказе «Приезжий». Главный герой — Игорь Александрович⁵, как следует из текста, некогда осужденный по 58 статье, а затем реабилитированный, встречает бывшую жену, отказавшуюся от него, и дочь. И если жена окончательно потеряна для героя, то дочь Ольга сохраняет верность отцу и веру в него («Я всегда знала, что ты есть — живой. Никто мне об этом не говорил... я сама знала. Давно знала» [Шукшин, 2014, т. 7, с. 16]. Данный мотив чрезвычайно интересен в контексте биографии писателя. Известный киносценарист, профессор ВГИКа Ю.Н. Арабов в одной из статей приводит следующий «апокриф, почерпнутый от близкого товарища Василия Макаровича»: «Вгиковское общежитие, вторая половина 50-х годов, вой в коридоре. <...> Что такое? Что происходит? Вася Шукшин. Плачет. Плачет навзрыд на несколько этажей. Тот человек, которому я доверяю и который мне это рассказал, врывается в комнату и говорит: «Вася! Что происходит? Что ты? Что ты не можешь успокоиться?» Он говорит: «Да ты понимаешь, отец оказался не врагом народа. Отец реабилитирован». И показывает те самые документы Хрущева о том, что либо посаженный, либо убитый не оказался врагом народа. <...> Говорят Василию Макаровичу: «Да ты что! Радоваться надо, что отец не враг народа. Чего же ты рыдаешь?» Он говорит: «Дурак ты! Ничего не понимаешь»» [Арабов, 2006, с. 25]. Ю.Н. Арабов такое поведение Шукшина небезосновательно связывает с чувством вины за невольно поддержанный отказ от отца-«врага народа», которое в кинотворчестве алтайского режиссера вылилось в мотив измены, так отчетливо представленный в фильмах «Ваш сын и брат» (1965) и «Калина красная» (1973) [Там же, с. 24].

11 марта 1936 г. Мария Сергеевна вступила в брак с Павлом Николаевичем Куксиным (1911—1942). Василий отчима не принял, часто противился ему во всем, хотя гораздо позже признается: «<...> теперь знаю: это был человек редкого сердца — добрый, любящий... Будучи холостым парнем, он взял маму с двумя детьми» («Первое знакомство с городом») [Шукшин, 2014, т. 3, с. 149]. Вскоре семья переезжает в с. Старая Барда, а затем, после краткого возвращения в Сростки, в 1940 г. — в Бийск. Год жизни в городе оказал большое впечатление на Василия. «Нелегко сразу сказать, какую роль сыграл в моей жизни этот город. Поначалу он напугал меня. Очень уж много людей! И все куда-то спешат. И никто друг друга не знает. У нас в селе все друг друга знали. А это был большой, новый мир. Вот прошел я в первый раз по скрипучему, качающемуся, с легким провесом наплавному мосту... Это было первое чудо, какое я видел. Понемногу я стал открывать еще другие чудеса. Например, пожарку. Каланча вконец заворожила меня. Я поклялся, что стану пожарником. Потом мне хотелось быть матросом на пароходе «Анатолий», еще шофером — чтоб заехать на мост, а он бы так и осел под машиной. А когда побывал на базаре, то окончательно решил стать жуликом — мне показалось, что в таком скопище людей и при таком обилии всякого добра гораздо легче своровать арбуз, чем у нас в селе, у тетки Семенихи из огорода (уголовного кодекса я тогда не знал). Потом все-таки пожарный одолел — очень нравилась сияющая каска» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 148]. Бийск стал для будущего писателя первым шагом в большую жизнь, ни об одном городе он потом не напишет с такой теплотой. Бийск будет упомянут во многих произведениях Шукшина. Здесь он будет каждый раз бывать во время своих поездок в Сростки.

22 июня 1941 г. началась Великая Отечественная война. Вскоре отчим ушел на фронт. М.С. Куксина решает с детьми вернуться в Сростки. А в 1942 г. пришла похоронка: П.Н. Куксин погиб на Курской дуге. Вновь она стала вдовой.

Оставшись в очередной раз без кормильца, семья будущего писателя и кинорежиссера вынуждена буквально бороться за выживание. Василию уже 13 лет. Возраст, когда складывается характер человека, формируется его отношения с обществом, активно накапливается жизненный опыт. Временами молчаливый, задумчивый, но упрямый и с «бедовым характером» [Он похож на свою родину, 2009, с. 44], он был заводилой многих мальчишеских проказ, нередко балансирующих на грани шутки и уголовного правонарушения: будь то кража книг из школьного шкафа, бочки из соседского огорода или дров из талицкого березняка, а то и «налет» на колхозную бахчу, на сад или пасеку более зажиточных сельчан. Чтобы привить сыну серьезное отношение к жизни, мать уговаривает начальство брать его на лето в колхозную бригаду (позже эти эпизоды описаны им в рассказах «Дядя Ермолай» и цикле «Из детских лет Ивана Попова»). О характере Василия говорит еще одно его прозвище, полученное в школе: «Скоба». Одноклассник В.М. Шукшина И.Н. Стебунов вспоминал: «Вызвала его Антонина Деевна к доске решать пример со скобками, а он скобку называл «скоба». Учительница его раз поправила, два, а он свое — скоба и скоба. Может, из упрямства не хотел поправиться. Ну, ребята и подхватили это слово, и стал он Скобой» [Там же, с. 82].

Но наряду с этим у Василия проявляются способности к художественному творчеству. В четвертом классе он уже писал короткие стихотворения, регулярно участвовал в школьных спектаклях, любил декламировать стихи со сцены [Там же, с. 46], хорошо играл на гармони. Именно в подростковом возрасте у Шукшина зародилась настоящая тяга к чтению — неизменный спутник его жизни до конца дней. Н.М. Зиновьева (Шукшина) о пристрастии брата к чтению писала: «Дня Васе не хватало — днем других забот полно было. И читал он больше по ночам. Может, от этого у него потом и образовалась привычка писать только по ночам. Выручал его Володин Георгий Михайлович, секретарь райкома, который у нас жил на квартире. Он приносил Васе карболку — она горела в баночке ярко-ярко. Вася ставил баночку под одеяло и читал. И однажды прожег одеяло: заснул без ума от чтения» [Там же, с. 29]. И хотя в школе он не был прилежным учеником, по литературе, истории и географии числился одним из лучших. Появилось и новое прозвище: «Гоголь»: за характерную прическу и за любовь к литературе. Вполне возможно, что уже тогда Василий Попов чувствовал в себе иное призвание, чем то, которое требовалось суровыми и целесообразными условиями крестьянской жизни.

В 1944 г., после окончания семилетки, тогда обязательной, не столько по зову сердца, сколько повинуясь мысли о необходимости получения востребованной профессии и, скорее всего, вслед за товарищами, Василий поступает в Бийский автомобильный техникум. Легендарный Чуйский тракт, проходящий через родное село, делал профессии шофера и автомеханика не только нужными, но и престижными в глазах сельских подростков. Позже в предисловии к киноповести «Живет такой парень» (1964) Шукшин точно передал этот романтический зов тракта: «Все удалые молодцы, все головорезы былых лет, все легенды — все с Чуйского тракта. Села, расположенные вдоль тракта, издавна поставляли ему сперва ямщиков, затем шоферов. Он (тракт) манит к себе, соблазняет молодые души опасным ремеслом, сказками, дивной красотой. Стоит разок проехать от Бийска до Ини хотя бы, заглянуть вниз с перевала Чике-таман (Чик-атаман, как зовут его шоферы) — и жутковато станет, и снова потянет превозмочь страх и увидеть утреннюю нагую красоту гор, почувствовать кожей целебную прохладу поднебесной выси...» [Шукшин, 2014, т. 1, с. 272].

Василию Попову учеба в техникуме вряд ли приносила радость. В бытовом отношении здесь было не менее тяжело, чем дома, в Сростках. Небольшая стипендия, постоянное недоедание, холодное общежитие. Недостаток средств не позволял купить даже зимнюю одежду. Единственные праздники связаны с походами в кинотеатр, с обсуждением просмотренных фильмов [Пряхина, 2005, с. 95]. К профессии «техника-механика по ремонту и эксплуатации автотранспорта» Василий довольно быстро охладел. А.П. Борзенков, троюродный брат, товарищ детства и одногруппник будущего писателя по автотехникуму, так вспоминал о нем: «Математику, теоретическую механику, физику, по-моему, тихо ненавидел. К своей будущей специальности относился равнодушно. Мы, бывало, охотно ходили на слесарную, станочную практику, о практическом вождении машины и говорить не приходится. А его даже вождение не привлекало. Любил он, пожалуй, только литературу. Много читал. Книги у преподавателей брал, в техникумовской библиотеке художественных книг почти не было. Сочинения хорошо писал. Мы за урок листочка три-четыре едва осилим, а он за это время десяток накатает, да еще как!» [Гришаев, 1994, с. 82]. Зато, как и в школе, участвовал в самодеятельных театральных постановках. Был у Василия Попова и особый блокнот, в котором он часто что-то писал. Этот блокнот он никому никогда не показывал, но изредка кое-что из написанного читал друзьям. В их памяти остался рассказ о крылатом автомобиле, перелетающем через реку [Там же, с. 83]. Не над этим ли мотивом много лет спустя Шукшин будет иронизировать в киноповести «Печки-лавочки», в сцене, когда «конструктор» в купе вагона рассказывает Ивану и Нюре о системе «игрек»: «железная дорога без мостов» [Шукшин, 2014, т. 5, с. 265].

О том, что Василий серьезно относился к своим литературным опытам, говорит тот факт, что по его просьбе сестра Наталья однажды отправила какой-то пакет в журнал «Затейник» [Шукшин, 1999, с. 436]. Ответа из Москвы он так и не дождался. Когда в апреле 1947 г. Василий бросил техникум и собрался уезжать из села, матери и сестре он объявил «что поедет в Москву, потому что посылал рассказы в журнал «Затейник», и ему написали, чтобы он приехал в редакцию» [Там же]. Вторая часть фразы Василия (о том, что ему написали из Москвы), без сомнения, не соответствовала истине (об этом см. ниже). Постараемся ответить на вопрос, что же было в пакете, отосланном в Москву? Рассказы? Стихотворения? А может быть пьесы для школьного театра? (А.П. Борзенков вспоминал, как однажды Василий читал ему пьесу собственного сочинения). Точный ответ в данном случае не может быть дан, но сделать некоторые предположения вполне возможно.

Детско-юношеский журнал «Затейник» в 1942—1945 гг. не издавался. Первый послевоенный номер вышел в январе 1946 г. Нами были тщательно просмотрены подшивки журнала за 1946—1948 гг. Произведений, подписанных фамилией «Шукшин» или «Попов», в них нет. Да и не могло быть. В 19461948 гг. здесь печатались исключительно маститые советские поэты и писатели: С. Михалков, С. Маршак, Н. Тихонов, М. Исаковский, Б. Полевой, С. Баруздин и др. Опубликовать в этом журнале свое произведение начинающему литератору, тем более, подростку, было просто невозможно. Вряд ли Василий Попов этого не осознавал. Но одна зацепка все же есть. В № 1 журнала за 1947 г. был объявлен конкурс «Игра-чайнворд «По городам Советского Союза»». Ребятам предлагалось составить «дневник», в центре которого — воображаемое путешествие по городам СССР. Необходимо было дать описание каждому городу из придуманного маршрута, рассказать о его промышленности, истории, достопримечательностях и т. п. Итоги конкурса должны были быть объявлены в № 5 за тот же год, а отрывки из лучших дневников редакция обещала опубликовать. Однако ни в 1947-м году, ни в следующем 1948-м итоги конкурса по неизвестной причине так и не были подведены. Вспомним, что география — один из любимых учебных предметов Василия Попова. Кроме того, конкурс позволял продемонстрировать юноше и свои литературные способности. Предположим, что подобный дневник путешествий по городам СССР и был отправлен Василием в редакцию журнала. Так или иначе, это была единственная достоверная причина, по которой он мог выслать свои работы в «Затейник»⁶.

Уже после отъезда Василия из села стало понятно, почему он так и не дождался ответа из Москвы. Как вспоминает Н.М. Зиновьева (Шукшина) на пакете в графе «обратный адрес» была указана фамилия «Шукшин». Фамилию «Попов», под которой его знали в селе, Василий написать постеснялся. В Сростках в то время проживал дальний родственник будущего писателя — Василий Максимович Шукшин. Однажды он поделился с работником райкома партии, что получает письма, адресованные «Шукшину Вас. Мак.», но по содержанию было ясно: предназначались они не ему. На вопрос, что он делал с этими письмами, Василий Максимович ответил, что пустил их на самокрутки, т.к. бумага была «хорошая, папиросная». Райком установил настоящего адресата, М.С. Куксину даже вызвали для выяснения обстоятельств дела, но ее сын уже покинул село [Шукшин, 1999, с. 436].

Итак, в апреле 1947 г. [Гришаев, 1994, с. 79] Василий Попов внезапно бросил учебу в Бийском автотехникуме и вернулся ненадолго в Сростки. В настоящее время существует по меньшей мере 5 различных объяснений причин этого поступка, выдвинутых как самим писателем, так и его друзьями и близкими⁷. На самом деле формулировка здесь крайне условна: из вышесказанного очевидно, что учеба в техникуме для Василия была в тягость, решение бросить занятия, скорее всего, созрело давно, и нужен был лишь подходящий повод. Он верил в другое будущее для себя. И для осуществления своих планов задумал уехать «поближе к Москве» [Овчинникова, 2010, с. 120]. Стремление покинуть деревню соответствовало социальным процессам эпохи. Известный филолог и историк А.Л. Зорин так высказался о сталинском времени: «<...> миллионы крестьянских детей получили грандиозный социальный лифт и очень хорошо знали, что деревня, из которой они вырвались, подлежит уничтожению. У них был выбор: либо через учебу, диплом, квалификацию зацепиться за нормальную человеческую жизнь, либо вернуться на социальное дно, с возможностью физической гибели. То есть на самом деле альтернативой карьеры была гибель. Это очень мощная мотивация для учебы» [Зорин, 2014]. Нам не известно, какую точно цель поставил перед собой в момент отъезда из родной деревни Василий: продолжение образования, получение рабочей профессии или встреча с работниками редакций столичных литературных журналов. Незаконченное среднее образование, однако, еще напомнит о себе. С этого момента в жизни он будет в роли догоняющего.

До сих пор остается загадкой, как Василий смог в кратчайший срок получить паспорт (в 1935—1974 гг. колхозники не имели паспортов), который позволил ему покинуть село и проехать полстраны. Но с получением паспорта связан еще одни знаменательный момент в биографии будущего известного кинорежиссера и писателя: Василий вернул себе отцовскую фамилию — «Шукшин»⁸, под которой он позже войдет в историю отечественной литературы и кинематографа.

Причины и обстоятельства отъезда Василия Шукшина из села описаны самим им в незаконченной статье «<Только это не будет экономическая статья...>»: «Мне шел семнадцатый год, когда я ранним утром, по весне, уходил из дома. Мне еще хотелось разбежаться и прокатиться на ногах по гладкому, светлому, как стеклышко, ледку, а надо было уходить в огромную неведомую жизнь, где ни одного человека родного или просто знакомого. Было грустно и немножко страшно. Мать проводила меня за село, перекрестила на дорогу, села на землю и заплакала. Я понимал, ей больно и тоже страшно, но еще больней, видно, смотреть матери на голодных детей. Еще там осталась сестра, она маленькая. А я мог уйти. И ушел» [Шукшин, 2014, т. 9, с. 33]. Но писатель слукавил: ему шел уже восемнадцатый год, и гнала его отнюдь не нужда. Мотив его поступка был иным. Как вспоминала М.С. Куксина, сыну уже тогда отчетливо «казалось, что здесь (т.е. в Сростках — М.Д.) он ничего не достигнет. Переубедить его было невозможно, пришлось продать корову, чтобы нормально собрать в дорогу» [Овчинникова, 2010, с. 120]. Как видим, отъезд Василия поставил семью в еще более тяжелое положение, ведь остаться без коровы-кормилицы в деревне — ситуация почти немыслимая. Его первое «хождение в люди» стало возможным только благодаря самоотверженности матери и ее бесконечной вере в сына, в его высокое предназначение.

После отъезда больше полугода мать и сестра не получали от Василия никаких известий. Где был все эти полгода Василий Шукшин? В популярных биографических очерках о писателе упоминается легенда, относящаяся к этому времени. Профессор Казанского университета Борис Никитчанов в 1978 г. прислал биографу В.М. Шукшина В.И. Коробову письмо, в котором утверждал, что весной 1946 г. на рынке Казани встретил юного Василия в воровской шайке, носившего тогда кличку «Писатель». «Хотел «Писатель» его обворовать, да пожалел и, уходя, представился и наказывал запомнить имя — мол, ты обо мне еще услышишь...»⁹. Этот романтический мотив, скорее всего, возник post factum под впечатлением от х/ф «Калина красная». Документы, сохранившееся в личном деле В.М. Шукшина, начатом при устройстве его в 1953 г. в Сростинскую школу в качестве учителя, позволяют более точно реконструировать обстоятельства этого периода в жизни будущего писателя. Сростки он покинул, по всей видимости, во второй половине апреля 1947 г., а уже 5 мая этого же года принят на работу слесарем-такелажником в московский трест «Союзпроммеханизация» [Гришаев, 1994, с. 89]. Промежуток в две с лишним недели также объясняется. Много позже, в феврале 1953 г., встретившись с другом детства А.П. Борзенковым в Сростках, Шукшин расскажет ему, что после ухода из села «взял свои рукописи и поехал в Новосибирск, в редакцию журнала «Сибирские огни». Но там у него разговора не получилось, и он «зайцем» (денег-то не было) махнул в Москву. С кем-то там встречался, вроде бы из журнала «Затейник», но тоже, как я понял, без толку» [Гришаев, 1994, с. 85]. Итак, две недели ушли у Василия на путешествие в Новосибирск и Москву, хождение по редакциям.

Первое письмо от Василия мать и сестра получили в декабре 1947 г. из Калуги. Здесь с декабря 1947 г. по февраль 1948-го по командировке головной конторы треста он работал слесарем на турбинном заводе. Переписка не завязалась, и вплоть до начала службы в ВМФ домой Василий писать не будет. В это время он явно тяготится семейными связями, активно занят поиском своего места в жизни. Калужские впечатления не пройдут даром для Шукшина-писателя. Несколько раз в его произведениях упоминается «тихий домик Циолковского», в котором он, несомненно, побывал, старое калужское кладбище станет местом действия рассказа «Мечты» (1973). Если обратиться к рассказу, то можно понять те чувства и то настроение, которые владели юношей в этот нелегкий для него период жизни: одиночество, чувство неустроенности, пока неясные мечты будущем.

Еще большее место в жизни и творчестве В.М. Шукшина займет Владимирская область. Во Владимире на тракторном заводе он проработает с февраля по май 1948 года. На владимирском материале, по мнению В.И. Коробова, написан рассказ «Ленька» (1962) [Коробов, 1984, с. 15]. Затем на протяжении жизни Шукшин будет регулярно приезжать сюда, летом 1968 г. снимет в окрестностях Суздаля и во Владимире свой х/ф «Странные люди»¹⁰ (1969). Простудившись в сентябре на съемках, Василий Макарович заболел воспалением легких и почти месяц провел в больнице Владимирского тракторного завода. Затем, в 1969—1970 гг., Шукшин дважды окажется во Владимире в связи с подготовкой к съемкам фильма о Степане Разине¹¹.

К сожалению, старожилы Владимирского моторо-тракторного завода мало что помнят о молодом Василии Шукшине. Ничем особенным от остальных рабочих он не отличался. Иногда за компанию ходил на вечорки, на танцы под гармошку [Черкасова, 2013]. Велик был соблазн найти рассказы или заметки Шукшина в заводской многотиражке или местных газетах: ведь во Владимире будущий писатель прожил четыре месяца. Нами были тщательно просмотрены подшивки заводской многотиражки «Тракторостроитель», а также областных газет «Призыв» и «Рабочий клич» за 1948 г. Шукшинских рассказов, заметок и т. п. в них, к сожалению, нет. Видимо, после неудачи с публикацией своих произведений в журналах «Затейник» и «Сибирские огни», Василий Шукшин пока не стремился выразить свои мысли в печатном слове. Но, возможно, причина сокрыта в другом. Василия в это время привлекает иная профессия. В рассказе «Мечты» автор выдает читателю свое главное желание калужского периода: «может, бог даст, в офицеры выйти». От этой мечты он, по всей видимости, не отказался и во Владимире. В автобиографии 1966 г. Шукшин приводит занимательный факт, имеющий отношение к его жизни во Владимире и нашедший документальное подтверждение [Тарасов, 1983]: «В 1948 г. Владимирским горвоенкоматом я как парень сообразительный и абсолютно здоровый был направлен учиться в авиационное училище в Тамбовской области. Все мои документы, а их было много, разных справок, повез сам. И потерял их дорогой. В училище явиться не посмел и во Владимир тоже не вернулся — там, в военкомате, были добрые люди, и мне больно было огорчить их, что я такая «шляпа»» [Шукшин, 1979, с. 322]. Понятна становится и причина, по которой он покинул Владимир.

С мая 1948 г. и вплоть до призыва на срочную службу в августе 1949 г. Василий Шукшин в качестве маляра и разнорабочего от организации под названием ГОРЕМ-5 (Головной ремонтно-восстановительный поезд № 5) трудился на различных объектах Подмосковья [Шукшин, 2014, т. 9, с. 92], хотя и здесь далеко не все ясно на сегодняшний день. Автобиографические документы В.М. Шукшина, как мы это увидим далее (см. § 3.4), не отличаются точностью.

20 августа 1949 г.¹² Василий Макарович Шукшин был призван Ленинским райвоенкоматом (Московская обл.) в ряды ВМФ СССР. Начал службу в учебном отряде в г. Ломоносов под Ленинградом. Отсюда пришло первое сохранившееся до наших дней письмо Шукшина. Оно написано в октябре 1949 г., и в нем Василий поздравляет мать с сорокалетием [Шукшин, 2014, т. 8, с. 214]. С этого момента и до последних дней жизни переписка с матерью и сестрой станет не только регулярной, но и крайне необходимой для него. Появление шукшинского эпистолярия — важная составляющая в изучении биографии писателя и кинорежиссера. Если до октября 1949 г. мы можем лишь по косвенным свидетельствам крайне поверхностно представить себе внутренний мир Шукшина, то в письмах по-настоящему раскрываются его духовная сущность, система ценностей, авторефлексия на факты собственной жизни и окружающей действительности. Он вновь восстанавливает связь с семьей, хочет быть в курсе ее дел. Закономерным стал и приезд Василия в июле 1951 г. домой в Сростки в краткосрочный отпуск.

С 16 июля 1950 г. по 17 декабря 1952 г. старший матрос Шукшин В.М. проходил службу в 3-м морском радиоотряде Черноморского флота (в/ч 34258, г. Севастополь)¹³. В Севастополе Василий вновь обратился к своему давнему увлечению — театру. В 1951 г. в клубе части был организован драмкружок, в котором принимал активное участие, а потом и руководил им В.М. Шукшин. В свободное время сослуживцы часто видели Шукшина с тетрадкой в руках. Как позже выяснилось, в ней он записывал свои рассказы, два из которых — «Двое на телеге» и «И разыгрались же кони в поле» автор читал товарищам по отделению еще задолго до их официальной публикации [Гришаев, 1994, с. 100]. Следует заметить, что именно в годы службы Шукшин утверждается в мысли о необходимости серьезно учиться¹⁴. Ведь несмотря на то, что молодой матрос обладал к тому времени достаточно богатым жизненным опытом, образование его оставляло желать лучшего. Некоторые сослуживцы Шукшина учились в девятом классе вечерней школы работающей молодежи № 1 г. Севастополя. Будущему писателю и режиссеру такой путь показался слишком долгим, поэтому он решает готовиться самостоятельно, а экзамены на аттестат о среднем образовании сдавать экстерном. В свободное время старший матрос Шукшин по ходатайству командира части посещал Морскую библиотеку, обслуживавшую в основном офицеров и мичманов [Гришаев, 1994, с. 98—99]. Сдачу экзаменов запланировал на осень 1952 года. Но эти планы пришлось отложить.

12 ноября 1952 г. старший матрос-радист в/ч 34258 В.М. Шукшин поступил на лечение в Военно-Морской Краснознаменный госпиталь им. академика Пирогова (г. Севастополь) с жалобами на боли в подложечной области, усиливающиеся после приема пищи. Предварительный диагноз — дуоденит. После проведенного обследования был установлен окончательный диагноз: язва желудка и двенадцатиперстной кишки. На лечении матрос находился до 26 ноября. 3 декабря 1952 г. Военно-врачебной комиссией Черноморского флота (акт № 5385) Шукшин был признан негодным к военной службе с исключением с воинского учета. Демобилизован 17 декабря 1952 г.¹⁵, и уже 26 декабря вернулся на родину, на Алтай, в Сростки.

Настал новый, сложный период в жизни В.М. Шукшина. После демобилизации его социальное положение оказалось довольно шатким. Василию уже 23 года, но за плечами — только богатый жизненный опыт. «Ни образования, ни настоящей специальности» [Гришаев, 1994, с. 85], как позже скажет друг детства и товарищ Шукшина по Бийскому автотехникуму Н.В. Жариков. Однако, Василий Шукшин не собирался мириться с таким положением дел, стремился к сознательному построению своей судьбы. Прежде всего, главным стало для него получение аттестата о среднем образовании: неоконченный автотехникум не позволял рассчитывать в будущем на продвижение по социальной лестнице. Началась подготовка к сдаче экзаменов за курс средней школы экстерном. По некоторым данным (к сожалению, документального подтверждения пока не получившим) можно сделать вывод о том, что весной 1953 г., т. е. еще до получения аттестата о среднем образовании, В.М. Шукшин временно работал преподавателем военного дела в Сростинской средней школе [Пряхина, 2005, с. 108].

Вступление в комсомол было следующим, вполне логичным шагом к дальнейшей социализации, к достижению более высокого социального статуса, хотя, возможно, что определенную роль здесь сыграли и некоторые идеологические мотивы. В.М. Шукшин был принят в члены ВЛКСМ 13 апреля 1953 г. на заседании бюро Сростинского районного комитета комсомола¹⁶. Он очень быстро завоевал репутацию успешного комсомольского активиста: умение говорить, начитанность, необычная для села матросская форма [Пряхина, 2005, с. 108], в которой он ходил первое время после возвращения домой, сыграли в этом не последнюю роль. Будущий писатель не раз по заданию Сростинского райкома комсомола в рамках агитационно-массовой работы выступал с лекциями перед молодежью, а в ноябре 1953 г. избирался делегатом на VI комсомольскую районную конференцию¹⁷.

После сдачи экстерном экзаменов за курс средней школы (май-июнь 1953 г., математику пересдавал в конце августа) и получения долгожданного аттестата (31 августа 1953 г.) Василий Шукшин начал работу в качестве учителя Сростинской школы сельской молодежи. 17 октября 1953 г. В.М. Шукшин назначен исполняющим обязанности директора Сростинской школы сельской молодежи [Чифурова, 2010, с. 165]. При этом он по-прежнему остается активным комсомольцем. Конец 1953 г. оказался насыщенным событиями и достаточно плодотворным для В.М. Шукшина. В Сростинской районной газете «Боевой клич» публикуются две его статьи: «Учиться никогда не поздно» (11 октября 1953 г.) и «Больше внимания учащимся вечерних школ» (10 декабря 1953 г.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 8—10] — первые известные печатные работы алтайского писателя. Обе статьи имеют много общего: нарочитая назидательность, митинговый, пропагандистский стиль, констатация, в общем-то, банальных, но идеологически безупречных положений, обилие готовых лексических и фразеологических штампов, обычных для советских СМИ. Здесь со всей очевидностью сказался опыт выступления автора на комсомольских собраниях, участие в агитационных мероприятиях, что не могло не отразиться на стилистике статей.

И хотя 1953 год — год смерти И.В. Сталина — ознаменовал начало новой эпохи, даже в столице «переход к послесталинскому укладу происходил и утверждался без полной отмены общественных традиций эпохи сталинизма» [Сальникова, 2010, с. 47]. В провинции же смена ценностей и ориентиров социальной жизни происходила медленнее. Безусловно, карьера комсомольского функционера с хорошей перспективой стать партработником краевого уровня — пример социального успеха сталинского периода и завидная доля для сельского юноши. Это мог быть тот самый «социальный лифт», который не раз возносил выходцев из села к высоким должностям и материальному благополучию. По воспоминаниям М.И. Шумской, именно на Сталина стремился походить в это время Василий [Варламов 2014₂, с. 68]. Его успешная работа в качестве секретаря школьной комсомольской ячейки была замечена руководством. Известно, что Сростинский райком КПСС выдвигал кандидатуру Шукшина на должность второго секретаря районного комитета комсомола и даже направил его на собеседование в краевой комитет ВЛКСМ в Барнаул. Но от перспективной номенклатурной работы В.М. Шукшин категорически отказался [Он похож на свою родину, 2009, с. 276].

Очевидно, что уже тогда свое будущее молодой директор вечерней школы видел иначе, и, прежде всего, не представлял его без дальнейшего повышения образовательного уровня. Еще весной 1953 г. в письме к сестре Наталье он писал: «<сделаю?> все, что могу сделать с тем, чтобы <много?> учиться. Если не в институте, то, наверное, в техникуме» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 229]. О стремлении В.М. Шукшина продолжить образование свидетельствует и такой факт. А.П. Борзенков вспоминал: «С осени 1953 года мы с мамой жили в Горно-Алтайске по ул. Кучияк, 1. К нам приезжал Василий, у нас останавливался, чтобы сдавать экзамены в пединститут на заочное отделение. Своими глазами видел в его зачетке — он сдал два экзамена. Что с ним стряслось? Без меня уехал домой, а надо было сдать еще один экзамен» [Пряхина, 2005, с. 120]. Этот свидетельство позволяет предположить, что еще осенью 1953 г. Шукшин принял для себя твердое решение получить высшее образование в Москве, первоначально, вероятно, в Литературном институте им. А.М. Горького [Коробов, 1984, с. 28].

В свете вышесказанного дальнейшее движение комсомольца Шукшина по партийно-идеологической линии получает особое значение: как еще один шаг к поставленной цели. 29 апреля 1954 г. на заседании Сростинского райкома ВЛКСМ В.М. Шукшину дана рекомендация для вступления в кандидаты в члены КПСС¹⁸; принят в кандидаты в члены партии он был 21 июня 1954 г.¹⁹ (статус кандидата в члены КПСС в то время — неплохое дополнение к баллам за вступительные экзамены, и он мог сыграть важную роль при конкурсном отборе). К этому времени Шукшин уже подал документы для поступления во Всесоюзный государственный институт кинематографии: заявление о разрешении сдавать экзамены и автобиография датируются 20 июня 1954 г. [Шукшин, 2014, т. 9, с. 92—93] (тогда же, видимо, и отосланы в Москву). Приложенная к этим документам записка в приемную комиссию, в которой абитуриент с Алтая просит дополнительно «сообщить о характере специальных испытаний на режиссерский ф-<акуль>тет» [Там же, с. 92], опровергает широкоизвестный миф о якобы случайном поступлении Шукшин во ВГИК [Коробов, 1984, с. 30].

Выбор вуза оказался стратегически верным. В середине 1950-х гг. в СССР увеличивается выпуск художественных фильмов, развиваются киностудии в национальных республиках, расширяется киносеть. Это потребовало большего числа специалистов киноискусства. Набор во ВГИК был увеличен, что расширило возможности для поступления в этот престижный вуз и для широкого контингента абитуриентов, а не только для представителей кинодинастий и делегатов союзных республик (поступавших по квоте).

Окончательно прояснить ситуацию с поступлением во ВГИК помогает письмо В.М. Шукшина к М.И. Шумской, датированное сентябрем 1954 г. Объяснения Шукшина относительно его поступления в вуз здесь выглядят так: «<...> мои документы были в институте кинематографии. Приехав в Москву, я пошел во ВГИК (Всесоюзный гос.<ударственный> инст.<итут> кинемат.<ографии>), чтобы забрать документы и передать их в исторический ин-<сти>тут. Прихожу в приемную комиссию, а там столпотворение — человек 700 (я не преувеличиваю) стоят друг за другом — сдают документы. К вечеру я дождался своей очереди и спросил: здесь мои документы? Мне коротко бросили: — «Здесь. Вы допущены к экзаменам. Следующий!» Ну что мне было делать? Я посмотрел на окружающих меня людей, и вдруг меня взяло зло: кругом ни одного человеческого простого лица — одни маски — маски приличные, вежливые, культурные, московские, утонченные и т. д. и т. п. И я решил побороться с ними. И вот — видишь, победил» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 230]. Совершенно очевидно, что поступление В.М. Шукшина во ВГИК было сознательным, и более того, заранее запланированным. Вероятно, отказ от поступления в Литературный институт созрел у него еще в Сростках. Возможно, предусмотрительный абитуриент также обращался в приемную комиссию Литинститута с просьбой сообщить ему «о характере вступительных испытаний». Отсутствие опубликованных художественных произведений, неуверенность в качестве тех рассказов, которые, как мы знаем, у него уже существовали в рукописи — все это могло послужить достаточным аргументом против попытки поступления в этот престижнейший вуз, готовящий «инженеров человеческих душ».

Сдача Шукшиным вступительных экзаменов во ВГИК в августе 1954 г. также овеяна легендами. Внешне сильно отличаясь от остальных абитуриентов, он этим сразу же привлек внимание к себе. «Он и приехал-то в Москву с фанерным чемоданом, закрытым на амбарный замок. Первые два года носил морской китель из темно-синей диагонали с черными «гражданскими» пуговицами, на ногах — военные сапоги» [Гордон, 2007, с. 50], — вспоминал позже его одногруппник, кинорежиссер А.В. Гордон. Однако такая «встреча по одежке» не должна нас вводить в заблуждение относительно уровня знаний и общей готовности к экзаменам абитуриента с Алтая, недооценка которых — общее место в биографических работах о Шукшине [Коробов, 1984, с. 32]. Правда, в данном случае биографы верят на слово самому Василию Макаровичу, когда-то самоуничижительно высказавшемуся о своем поступлении во ВГИК в статье «Мне везло на умных и добрых людей» (1969): «Подготовка моя оставляла желать лучшего, специальной эрудицией я не блистал и всем своим видом вызывал недоумение приемной комиссии» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 100]. Но если мы обратимся к документам, в частности, к ведомости с отметками о прохождении приемных экзаменов²⁰, то легко убедимся, что все экзамены и «специальные испытания» сданы абитуриентом Шукшиным на «отлично». И хотя сочинение по русскому языку и литературе на тему «В.В. Маяковский о роли поэта и поэзии» он написал на «хорошо», все-таки итоговая общая оценка с учетом устной части экзамена именно «отлично». Заметим, что А.А. Тарковский (по общему мнению прекрасно знавший литературу и живопись), который писал сочинение на ту же тему, получил за него только «удовлетворительно» Итак, подозревать Шукшина в недостатке эрудиции, «дремучести» и «неотесанности» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 32] в момент поступления в вуз было бы крайне неосмотрительно. Он явно сам начал превращать свою историю поступления в институт кинематографии в «прекрасную легенду», что было затем с охотой подхвачено и развито биографами и мемуаристами.

В легенду превратилась и встреча В.М. Шукшина с мастером курса — М.И. Роммом. Она хотя и состоялась уже после окончания экзаменов, но имела определяющее значение для зачисления в мастерскую. Впервые эту легенду рассказал, судя по всему, кинорежиссер А.Н. Митта (Рабинович) — одногруппник Шукшина по ВГИКу. М.И. Ромм на своей встрече с абитуриентами любил задавать вопросы по роману Л.Н. Толстого «Война и мир». Шукшин, как и всякий другой страстно желающий поступить в институт кино, просто не мог не знать этого. Тем более, что в своем вступительном режиссерском этюде «Киты, или О том, как мы приобщались к искусству» он ясно дал понять, что был свидетелем всех закулисных разговоров, баек и историй, бытовавших в среде абитуриентов. Элегантно одетый А. Тарковский, например, явился на эту беседу с «Войной и миром» под мышкой [Гордон, 2007, с. 25]. Шукшин же выбрал необычный ход: «На «дежурный» вопрос М.И. Ромма читал ли молодой человек «Войну и мир», он простодушно ответил «нет», чем сразу озадачил видавшего виды профессора. А на последовавшее через удивленную паузу «но почему?» незамедлительно и опять-таки «простодушно» и даже весело немного «выложил»: «Да больно толстая книжка!» Чем если не привел в растерянность, то сильно удивил и тем самым, как ни странно, как это ни парадоксально, расположил к себе М.И. Ромма, заставил его пристально всмотреться в сидящего напротив «сермяка сермяком»» [Коробов, 1977, с. 23]. Для Ромма независимость, безусловно, была одним из признаков таланта, и он оценил поступок «странного» абитуриента (к тому же сдавшего все экзамены на «отлично»!).

В.И. Коробов совершенно верно увидел в подобном поведении Шукшина игру. Учитель русского языка и литературы Сростинской средней школы З.В. Белякова, принимавшая у Шукшина весной 1953 г. экстерном экзамен по этому предмету утверждает, что текст «Войны и мира» он знал [Пряхина, 2005, с. 100]. Шукшин понял, что только так, удивив опытного мастера, он может привлечь внимание к своим актерским и режиссерским способностям, скрывавшимся под поношенным морским бушлатом. Да, такая мотивировка, объясняющая поступок Шукшина, вполне реальна. Вот только от Коробова ускользнул тот факт, что Митта никак не мог быть свидетелем описанной сцены: ведь он не был участником той вступительной экзаменационной кампании. А.Н. Митта (тогда носивший фамилию Рабинович) попал во ВГИК, в мастерскую Ромма в 1955 г., сразу на второй курс, уже имея за плечами архитектурный факультет строительного института [Гордон, 2007, с. 57—58]. Он мог услышать эту байку либо от самого Василия, либо от кого-то другого, что в обоих случаях совсем не гарантировало ее достоверность.

Итак, успешно сдав вступительные экзамены и пройдя все «специальные испытания», 25 августа 1954 г. Василий Макарович Шукшин был зачислен в число студентов первого курса режиссерского отделения постановочного факультета Всесоюзного государственного института кинематографии²¹. «Учиться, как там ни говори, а все-таки трудновато. Пробел-то у меня порядочный в учебе. Но от других не отстану. Вот скоро экзамены. Думаю, что будут только отличные оценки» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 232], — писал он домой матери в Сростки. Во ВГИКе, как и в других «творческих» вузах практиковалось негласное соперничество между студентами. Здесь, как и ранее в жизни, ему приходилось вести бой за право быть в будущем Кинорежиссером, за право иметь собственный взгляд на искусство кино. Ведь в отличие от представителей творческих династий, во все времена составлявших определенное число студентов ВГИКа, ему, выходцу из крестьян, провинциалу из Сибири, войти на равных правах в специфическую среду киновуза было непросто.

Первое время Василий пытался укрепить свое положение и авторитет за счет хорошо знакомой ему роли общественника. Шукшин принимает активное участие в работе комсомольского бюро постановочного факультета (структура, объединявшая студентов режиссерского и актерского отделений). Об ортодоксальности идейной позиции В.М. Шукшина в этот период свидетельствует следующий эпизод из его комсомольской деятельности, рассказанный Р.А. Григорьевой: «После показа аргентинского музыкального фильма «Возраст любви» с Лолитой Торрес²² в главной роли Люся Гурченко стала целыми днями напевать песенки оттуда. И, надо сказать, у нее хорошо получалось. И вот появилось «Дело Людмилы Гурченко о подражании Лолите Торрес». Вася ее увещевал: «Ты же русский человек, далась тебе эта Лолита Торрес!» А Люся защищалась: «Что хочу, то и пою!» Спор был искренним — каждый стоял за свои убеждения «насмерть». Шукшин потребовал «высшей меры»: исключить из комсомола. Но бюро решило только «поставить на вид»» [Стародубец, 2002]. 1 ноября 1955 г. по рекомендации М.И. Ромма Шукшин вступает в КПСС. «Партийных» на курсе было всего трое: он, А.В. Гордон, староста курса, и Е.Ф. Шерстобитов [Гордон, 2007, с. 53] (в будущем известный кинорежиссер, работавший на к/с «Узбекфильм» и к/с им. Довженко), и это, конечно, давало свои преимущества. Вскоре, однако, Василий понял, что главный козырь в творческом соперничестве — это талант. И Шукшин, насколько мог, уже в институте дал ему возможность проявиться в полной мере. Наряду с А. Тарковским, А. Гордоном и В. Китайским Василий Шукшин — один из лучших студентов мастерской М. Ромма.

Успешная учеба и творческая активность давалась Василию нелегко. Болезнь, проявившаяся на срочной службе, вновь дала о себе знать с новой силой. Постоянное недоедание, напряженный ритм жизни привели к очередному обострению язвы желудка. Вгиковское личное дело В.М. Шукшина изобилует ежегодными справками из больниц²³, подтверждающих факты его обращения за медицинской помощью. В конце 1956-го-начале 1957-го года он едва избежал сложной операции [Шукшин, 2014, т. 8, с. 233235]. Дважды — в 1956-м и 1958-м гг. направлялся в санатории Прикарпатья на лечение [Там же, с. 236—237].

ВГИК, без сомнения, «огранил» природный талант Шукшина, помог ему вырасти не только в большого актера, кинорежиссера, но и писателя. Профессия актера не случайно упомянута нами в данном контексте первой. «Шукшин стал любимцем не только нашей мастерской, но почти всех студентов режиссерского и актерского отделений. Актерский талант, как говорится, пер из него. <...> Как магнитом притягивал он к себе зрительское внимание, не делая при этом никаких особых усилий» [Гордон, 2007, с. 51—52], — пишет А.В. Гордон. Шукшин-актер нарасхват в студенческих работах. Неудивительно, что его дебют в кино²⁴ — роль боксера Оле Андресона в студенческой курсовой работе, короткометражном х/ф «Убийцы», снятом на учебной киностудии ВГИКа в 1956 г. по одноименному рассказу Э. Хемингуэя (режиссеры: А. Тарковский, А. Гордон и М. Бейку). Закономерно, что летом 1957 г., находясь на режиссерской практике на Одесской киностудии, Василий Шукшин был одновременно приглашен на главные роли в фильм-оперетту (!) «Белая акация» (1957, реж. Г. Натансон) [Гордон, 2007, с. 91]²⁵ и «Дом солдата» (реж. М. Хуциев). Судьба распорядилась так, что Шукшин был утвержден на роль в фильме Хуциева и никогда впоследствии не жалел об этом. Хотя поначалу все складывалось крайне неудачно. Съемки затянутся на полтора года, студенту-исполнителю главной роли придется испрашивать в институте отпуск для окончания работы над фильмом [Шукшин, 2014, т. 9, с. 95—96], сама картина подвергнется резкой критике партийного руководства УССР, а в прокате получит другое название — «Два Федора». Но судьба уготовила Василию Шукшину верный путь: роль Федора-большого принесет ему всесоюзную славу, откроет дорогу в мир кино²⁶, а фильм станет классикой отечественного кинематографа. Актерская деятельность будет всегда очень важна для Шукшина на протяжении всей его недолгой жизни в искусстве, поддержит в минуты «затишья» в литературной и режиссерской работе. Всего он сыграет 25 ролей в кино, и каждая, даже эпизодическая, так или иначе, запомнится зрителю.

Режиссерский дар В.М. Шукшина тесно был связан с даром писательским; обе эти стороны шукшинского таланта развивались параллельно, взаимно обогащая друг друга. «При желании во ВГИКе можно было получить приличное образование не только по основной профессии, но и по русской и зарубежной литературе, изобразительному искусству» [Гордон, 2007, с. 43]. Шукшин наверстывает пропущенное: много читает, причем не только то, что требуется «по программе», но и то, что в советское время считалось маргинальным: Библия, Коран, труды Бокля, Достоевский, Лесков и т. п. [Коробов, 1984, с. 43]. Литература в это время увлекает его не менее, чем кино. Василий пишет рассказы и показывает их М.И. Ромму, который и сам довольно активно занимался литературным трудом²⁷. «Потом, когда пришли ясность и трезвость, я поразился его терпению. И совестно стало, например, давать ему читать свои плохие рассказы. Но тогда удивился он: «А где же рассказы-то? Бросил писать, что ли?» Писать я не бросил, стал даже соваться по редакциям. А он же и подсказал, как это лучше делать» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 48]. По совету учителя, Шукшин рассылал рассказы по редакциям веером, в случае отказа менял местами тексты и посылал вновь. Первым откликнулся молодежный журнал «Смена». В № 15 за 1958 г. был опубликован «старый» рассказ В.М. Шукшина «Двое на телеге» [Шукшин, 1958]. «Старый» потому что, как мы уже говорили, Шукшин читал его (по крайней мере, один из его вариантов) еще своим флотским товарищам в Севастополе.

Первый шукшинский опубликованный рассказ откровенно слаб: «Над автором довлеет схема, заданны характеры... Словом, в рассказе «Двое на телеге» почти ничего нет от знакомого и любимого нами Шукшина» [Коробов, 1984, с. 59]. Сам писатель в будущем предпочтет о первом рассказе не вспоминать, не включит его ни в один из своих сборников. Следующие почти три года его произведения печататься не будут. Хотя попытки опубликовать свои рассказы начинающий литератор в это время будет весьма активно предпринимать. Так, например, 1960 год прошел под знаком контактов Шукшина с редакцией журнала «Знамя». По словам нынешнего главного редактора журнала С.И. Чупринина, «в послевоенные годы мы превратились в ежемесячник официальной культуры. «Знамя» тогда было самым официальным журналом из всех существовавших. В нем печаталось военное, КГБшное, писательское начальство. Журнал был респектабелен, солиден и, на мой взгляд, неимоверно скучен» [Ребель, 2006]. Шансы на публикацию у начинающего автора здесь были невелики, и стремление Шукшина напечатать свои рассказы в «Знамени» можно расценивать исключительно как дерзкую попытку молодого писателя войти в круг советского литературного истэблишмента. В. Шукшин четыре раза высылал свои рассказы в редакцию; за год их общее количество достигло четырнадцати. Среди них были такие в будущем известные, как «Светлые души», «Правда», «Воскресная тоска», «Демагоги», «Стенька Разин». Ни один из этих рассказов по разным причинам опубликован в «Знамени» не был²⁸.... И только с 1961 г., с подборки рассказов в журнале «Октябрь», произведения В.М. Шукшина регулярно станут публиковаться в журнальной и газетной периодике.

Кинорежиссер-Шукшин испытывал явное влияние Шукшина-писателя. Киновед Ю.П. Тюрин так охарактеризовал творческий метод В.М. Шукшина как кинорежиссера: «Прямая зависимость художественного уровня фильма от уровня литературной первоосновы всегда будет приниматься Шукшиным во внимание. Его кинематограф литературен» [Тюрин, 1984, с. 64—65]. Кажется, что уже на первом курсе ВГИКа Василий Шукшин принял для себя тезис, когда-то высказанный известным чешским писателем К. Чапеком, успешно сотрудничавшим в свое время и с театром, и с кино: «<...> в основе такого современного и технически совершенного продукта цивилизации, как кинофильм, лежит нечто столь древнее и технически примитивное, как литературный вымысел» [Чапек, 2004, с. 30]. Шукшин, пожалуй, еще до поступления в институт, возможно, опираясь на небольшой опыт руководства флотским драмкружком, возможно, исходя из каких-то внутренних убеждений и предчувствий, пришел к выводу о приоритете литературного сценария в процессе создания кинопроизведения. Написанный им при поступлении во ВГИК режиссерский этюд «Киты, или О том, как мы приобщались к искусству» равно как и студенческие режиссерские этюды, написанные в первые месяцы учебы (см. «Глаза», «Человек» и «<Люся>» [Шукшин, 2014, т. 9, с. 8—15]), слишком «литературны». Средства литературы в них явно преобладают над средствами кино, что не могло не вызвать соответствующие замечания преподавателей ВГИКа. Значительную часть своего отчета о производственной практике на съемках х/ф «Два Федора» [Шукшин, 2014, т. 9, с. 96—105] Шукшин уделит именно анализу литературного и режиссерского сценариев картины, оценке их с позиции «житейской правды», особенностям и проблемам трансформации выразительных средств литературы в выразительные средства кино. Во ВГИКе он приходит к выводу о необходимости самому писать сценарии к собственным фильмам.

В июле-августе 1960 г. в г. Волоколамске и его окрестностях В.М. Шукшин снимает дипломный фильм «Из Лебяжьего сообщают» по собственному сценарию «Посевная кампания» [Шукшин, 2014, т. 1, с. 251271]. Сельская тема оказалась не только идейно и эстетически близкой молодому кинорежиссеру, но и крайне актуальной для второй половины 1950х гг. Министр культуры СССР Н.А. Михайлов в записке «О серьезных недостатках в советском киноискусстве», относящейся к маю 1955 г. указывал: «За последние несколько лет советское киноискусство не выдвигает темы борьбы коммунистической партии и советского народа за подъем тяжелой индустрии, за дальнейшее развитие сельского хозяйства. Некоторые работники кино оторвались от жизни, стоят в стороне от больших задач, предпочитая важным и злободневным темам лишь темы прошлого или темы отвлеченные»²⁹. Шукшинский дипломный фильм как раз и рассказывал «о битве тружеников села за хлеб»³⁰, правда, наряду с производственной темой в картине есть и «личная драма» одного из главных персонажей, сыгранных самим Василием Макаровичем.

Диплом в итоге был защищен на «отлично», но успешным эту работу назвать нельзя. В прокат картина не была закуплена, а ее редкие появления на киноэкранах у зрителей восторгов не вызвали³¹. Несмотря на это, короткометражный фильм стал знаковым для кинотворчества Шукшина сразу по ряду причин. Во-первых, В.М. Шукшин впервые именно в данной картине выступил в триединой сущности: как режиссер, как сценарист и как актер. Интересно, что следующим кинофильмом, в котором вновь повторится эта шукшинская триада, станет лишь х/ф «Печки-лавочки» (1972). Во-вторых, х/ф «Из Лебяжьего сообщают» заложил основы кинематографической манеры Шукшина-режиссера: интерес к сельской тематике, стремление к хроникальной достоверности, естественность, простота актерской игры, особое внимание диалогу, присутствие комического (линия Сени Громова в исполнении Л. Куравлева) и др. И, наконец, в третьих, картина во многом определила дальнейшую творческую судьбу Шукшина в кино: после просмотра ее С.А. Герасимовым в 1963 г. Шукшин был принят в штат к/с им. М. Горького на должность и.о. режиссера.

Но это было позже. А дебютный фильм Шукшина для исследователей его творчества интересен, прежде всего, тем, что он имеет своеобразное приложение — творческую часть, в которой изложена авторская концепция дипломной работы, впечатления начинающего режиссера о работе над первой картиной, анализ сценария, режиссуры, актерской игры и производственных аспектов работы, собственных удач и ошибок. Рукой самого Шукшина здесь изложены основные принципы его режиссерского метода. И вновь рефреном звучит знакомый нам уже вывод начинающего кинорежиссера: «Кино — это хорошо организованная литература. Чем дальше оно будет уходить, тем заметнее будет сдавать свои «специфические» особенности: ракурс, монтаж как самоцель, захватывающий ритм и т. п. Их вытеснит характер, авторское исследование жизни, раздумье о судьбе, о времени... Если это покажется странным, то стоит подумать над тем, что уже сейчас хороший, первоклассный сценарий — литература — почти всегда и есть успех режиссера. Показательным в этом смысле мне кажется и вопль на всех студиях: «Нет хороших сценариев». Не говорят так: нет хороших режиссеров. Т.е. говорят и так, но, прежде всего — нет хороших сценариев» [Шукшин, 2014, т. 9, с. 108]. Оригинальный, тщательно проработанный литературный сценарий станет впоследствии отличительной чертой режиссерского метода Василия Шукшина. В 1965 г., уже имея опыт постановки двух кинокартин, Шукшин лишь подтвердит свои тезисы вгиковского периода: «<...> я твердо убедился — основная причина творческого поражения и творческой победы заложена в сценарии» [Шукшин, 1965₁].

23 декабря 1960 г. В.М. Шукшин получил долгожданный диплом о высшем образовании с квалификацией «кинорежиссер»³² и покинул ВГИК. Защищенный на «отлично» дипломный фильм, однако, вовсе не гарантировал провинциалу Василию Шукшину место на столичной киностудии, соответствовавшее тем силам, которые он чувствовал в себе. Мастер курса М.И. Ромм из всего курса на «Мосфильм» пригласил только А. Тарковского и А. Митту. А Шукшин получил распределение на Свердловскую киностудию, где совсем недавно, в 1956 г., возобновили производство художественных фильмов. Еще будучи студентом, в январе 1957 г. он писал И.П. Попову: «Я очень рад, что ты не оставляешь мысли о Новосибирске. Я потихоньку лелею мечту, что может быть к моему выпуску там наладится выпуск художеств.<енных> фильмов. Я бы не охнул — поехал туда. Даже если бы здесь предложили сразу три постановки. <...> Я бы очень хотел работать там, где меньше начальства и матерых маэстро» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 236]. Теперь же, снявшись в нескольких фильмах на разных киностудиях СССР и получив диплом кинорежиссера, «он уже понимал: кино можно делать только в Москве» [Белов, Заболоцкий, 2002, с. 93].

Узнав о предстоящем распределении, 17 февраля 1961 г. В.М. Шукшин в отчаянии пишет нехарактерное для него просительное письмо директору к/с «Мосфильм» В.Н. Сурину, в котором просит того «помочь с распределением» на студию, где совсем недавно вчерашний студент снимал свой диплом [Шукшин, 2014, т. 8, с. 244]. В.Н. Сурин помог лишь частично: Шукшин формально остался в штате к/с «Мосфильм» на низкооплачиваемой и незначительной должности «ассистента режиссера III категории», на которую он был принят на время съемки дипломного фильма, но проработает в этом качестве вплоть до декабря 1962 г. Улучшить свое положение Василий Макарович будет пытаться не раз³³, но долгое время это ни к чему не приведет. Главная причина — отсутствие московской прописки. Да, Москву покорять ему пришлось уже в третий раз.

Шукшин остался в столице исключительно на свой страх и риск. Без прописки, без дома, без постоянной работы — для него вновь наступила пора скитаний. Выручали съемки в кино на разных студиях по трудовому договору: как актер он уже имел определенную известность и востребованность³⁴. Выручали не только в материальном отношении. Жизнь в киноэкспедициях освобождала от необходимости искать каждый день приют на ночь. Когда Шукшин вновь возвращался в Москву, ночевать ему приходилось то у старых знакомых во вгиковском общежитии (откуда постоянно выгоняли), то в квартире Р. и Ю. Григорьевых или М.А. Тарковской и А.В. Гордона, а то и вовсе на вокзале.

Неустроенность бытовая и профессиональная, отсутствие стабильности в личной жизни — характерные приметы этого периода жизни В.М. Шукшина. Настоящих семейных отношений он откровенно сторонится.

Нелегко складывалась после окончания института и литературная деятельность В.М. Шукшина. В 1961 г. впервые после трехлетнего затишья в номере газеты «Труд» от 26 марта публикуется рассказ «Правда», а в мартовском же № 3 журнала «Октябрь» выходит подборка, включавшая рассказы «Правда», «Светлые души» и «Степкина любовь». Однако затем вновь наступает период молчания: до конца 1961 года ничего не публикуется, следующее по времени появление Шукшина в печати — рассказ «Приглашение на два лица» в газете «Комсомольская правда» от 1 января 1962 г. Это молчание, вполне возможно вызванное творческим кризисом, начинающий писатель, переживал очень остро: имея за плечами только 5 опубликованных рассказов, Шукшин, тем не менее, претендовал на звание писателя, о чем свидетельствует отрывок из письма И.П. Попову от 12 ноября 1961 г.: «<...> Как мне хочется, Ваня, чтоб ты довел эту работу, не бросил бы. Она трудна, знаешь чем? — покоем своим. Сужу об этом, как литератор и актер <...>» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 245]. Утешая сестру Наталью после скоропостижной смерти ее мужа в декабрьском письме за этот же год он отметит: «Мы все где-то ищем спасения. Твое спасение в детях. Мне — в славе. Я ее, славу, упорно добиваюсь. Я добьюсь ее, если не умру раньше» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 248]. Из письма очевидно, что актерская слава Шукшина не удовлетворяла. Он мечтал о славе кинорежиссера и писателя. Но слава и признание в этих областях искусства к Шукшину придут не сразу. В 1961 г. некоторые его сокурсники уже работали самостоятельно на киностудиях СССР. Он все еще сидел без дела, довольствуясь скромной должностью «ассистента режиссера III категории». Первые рассказы прошли для критики и широкой публики незамеченными. Новыми произведениями редакции журналов он пока заинтересовать не смог.

Все эти обстоятельства объясняют то тяжелое состояние одиночества и подавленности, в котором оказался начинающий кинорежиссер и писатель в 1961 г. Стихотворения, сохранившиеся в рабочей тетради Шукшина за этот год³⁵, очень точно свидетельствуют о духовном кризисе, постигшем его.

Огромная сила характера, могучее стремление к творчеству, природная мощь таланта, заложенные в Шукшина с детства, не раз спасавшие его в тяжелые времена скитаний и одиночества, помогли ему и в этот раз вынести все испытания, выстоять и в этой части первого раунда его жизни-боя. Помогали и люди, которые встречались на его пути. В 1960 г. Шукшин познакомился с О.М. Румянцевой, бывшим сотрудником секретариата В.И. Ленина, редактором журнала «Октябрь», куда Василий принес свои рассказы, отклоненные «Знаменем». Ольга Михайловна была членом бюро литобъединения молодых авторов при журнале, и у нее дома часто проводились своего рода литературные вечера. Шукшин стал их постоянным участником. О.М. Румянцева, добрейший человек старой интеллигентской закваски, оказала подающему надежды, но бездомному молодому писателю и режиссеру неоценимую помощь: в конце 1962 г. прописала его в своей квартире. Так Василий стал москвичом и получил надежду на серьезную работу. Тогда же ему удалось через друзей по ВГИКу, режиссеров Р.А. и Ю.В. Григорьевых, добиться просмотра своей дипломной картины С.А. Герасимовым, художественным руководителем творческого объединения к/с им. Горького. Герасимову фильм понравился, он поверил недавнему выпускнику ВГИКа, и в июне 1963 г.³⁶ Шукшин был принят в штат киностудии сначала исполняющим обязанности режиссера, а через год, после удачной постановки х/ф «Живет такой парень», в июне 1964 г., — режиссером-постановщиком.

В 1962—1963 гг. произведения В.М. Шукшина активно публикуются в периодике. А летом 1963 г. в издательстве «Молодая гвардия» вышел из печати первый сборник его рассказов «Сельские жители» [Шукшин, 1963], объединивший в себе журнальные публикации. Книга была замечена критикой и, в целом, заслужила ее похвальную оценку³⁷. Но до писательской славы было еще далеко. Первые шукшинские сборники «большого хождения не имели» [Ягункова, 2009, с. 159], как писатель он был известен, в основном, только столичной публике.

В июне 1963 г. Василий Шукшин приступает к съемкам своего первого полнометражного художественного фильма «Живет такой парень». Натурные съемки прошли на малой родине режиссера — на Алтае. Фильм «Живет такой парень» поставлен В.М. Шукшиным по собственному сценарию, в основу которого, в свою очередь, положены рассказы писателя «Классный водитель» и «Гринька Малюгин», впервые опубликованные в 1963 г. в периодике и вошедшие в дебютный шукшинский сборник. Связующим элементом сюжета сценария стал образ Чуйского тракта, знакомого Шукшину еще с детства, волновавшего затем юношескую душу своей романтикой, приведшей его когда-то в Бийский автотехникум. Настоящим гимном легендарной дороге начнется и печатный вариант литературного сценария, вышедший отдельной книгой в 1964 г. в издательстве «Искусство» [Шукшин, 2014₁] и ставший первой опубликованной работой Шукшина на пути к синтетическому жанру киноповести. Образ Чуйского тракта, конечно, придавал картине не только документальность, но и местный колорит, и романтический налет и, по неписанным законам того времени, оставлял место для подвига. Но если в статье «Послесловие к фильму» (1964), написанной по горячим следам съемок, Шукшин будет яростно защищать этическую и эстетическую концепции фильма, то позже, в программной статье «Нравственность есть Правда» (1969) с такой же ортодоксальностью подвергнет их остракизму. Документальность, которая для Василия Шукшина всегда означала следование Правде жизни, он позже будет понимать по-иному: художник должен добиваться не реальности декораций, а реальности характера.

Постановочные деньги за фильм позволили Шукшину оплатить взнос за кооперативную квартиру³⁸, в которую Василий Макарович вселился в июне 1964 г. Успех, выпавший на долю кинофильма был закономерен. Х/ф «Живет такой парень» вышел в прокат в 1964 г. и советскому зрителю понравился. В этом же году он завоевал главный приз «Золотой Лев Св. Марка» в конкурсе фильмов для детей на Международном кинофестивале в Венеции и премию Всесоюзного кинофестиваля в Ленинграде за лучший комедийный фильм. 9 сентября 1964 г. В.М. Шукшин принят в члены Союза кинематографистов СССР.

К Шукшину приходят успех и слава, о которых он всегда мечтал. Но был у успеха и славы привкус горечи. Ведь Василий Шукшин значительную часть своей молодости был в роли догоняющего. Ему приходилось наверстывать то, что было упущено им же самим в ранней юности, после первого ухода «в люди». Аттестат зрелости он получил в 24 года, институт закончил в 31, а первый режиссерский успех пришел к нему в 35... Дух творческой конкуренции, привитый во ВГИКе [Гордон, 2007, с. 53], был неумолим. Его одногруппник А. Тарковский свой первый киноприз (фестиваля студенческих фильмов в Нью-Йорке) завоевал еще в 1961 г. с дипломной работой, а в 1962 г., в возрасте 30 лет, за фильм «Иваново детство» получил «Золотого Льва Св. Марка» в Венеции. Другой однокурсник — 28 летний А. Митта — за фильм «Друг мой, Колька!» в 1961 г. удостоен приза международного кинофестиваля в Лондоне. В этом ключе показателен такой эпизод. Как-то в один из вечеров 1962 года в квартире Р. и Ю. Григорьевых собралась молодая компания недавних выпускников ВГИКа. Были там и В. Шукшин, и А. Тарковский, который недавно вернулся из Италии с Золотым Львом. Начались танцы. «Василий сидел за столом угрюмый и дымил «Примой». Неожиданно он сказал:

— А знаете, ребятки, я вас всех обойду. И тебя, Андрюха, и тебя, Рениток, и тебя, Юрка.

— Зачем обходить, — изумился Андрей, — мы посторонимся, пожалуйста, проходи.

— Нет, — Василий сжал кулаки, — вы сопротивляйтесь. Я не люблю, когда мне зажигают зеленый свет» [Там же, с. 236]. Если кто-то увидит в таком поведении Шукшина банальную зависть — это глубокая ошибка. Дух соперничества, дух ринга, частью приобретенный во ВГИКе, частью живший в парне с Алтая еще с детства — вот, что двигало Василием Шукшиным.

Теперь, после успеха первого фильма, выхода первой книги Василий Макарович Шукшин смог почувствовать себя на равных в условиях творческой конкуренции, только теперь он почувствовал, что получил право на собственный метод в искусстве, на воплощение своей главной темы в кино и литературе.

Некогда Катон Старший определил границу молодости возрастом в 36 лет [Катон, 1950, с. 10]. 1965-й год, год 36-летия В.М. Шукшина, по-настоящему стал рубежным для него. Алтайский актер, писатель и кинорежиссер вступил в пору зрелости: и физической, и социальной, и творческой. Второй раунд его жизни оказался очень коротким — всего 9 лет, но необычайно насыщенным событиями и продуктивным в творческом плане.

Этот период сохранил для нас меньше легенд о Шукшине. Объяснение тут только одно: известный режиссер, писатель и актер открыт для общения, он охотно дает интервью, участвует в беседах, регулярно выступает в печати с публицистическими работами.

2 февраля 1965 г. В.М. Шукшин был принят в члены Союза писателей СССР. Это событие совпало с новым этапом в его литературном творчестве. Во-первых, в этом же году отдельным изданием вышло его первое крупное произведение — роман «Любавины» [Любавины, 1965₂]. Но роман лишь завершал первый период творчества писателя. По набору художественных средств он уже не отражал эстетику и поэтику шукшинской прозы середины 1960-х гг. В издательство роман был сдан в 1963 г., самые ранние черновики произведения относятся к 1961 г., но односельчанин Шукшина, редактор сростинской районной газеты «Боевой клич», М.Г. Гапов утверждает, что отрывки из романа автор читал ему еще в 1954 г. Во-вторых, по мнению А.И. Куляпина, с «откровенно экспериментальных» повестей середины 1960-х гг., и прежде всего, повести «Точка зрения» [Шукшин, 1966₂], уже начинается «новый Шукшин» [Куляпин, 2006₁, с. 32]. В его литературном творчестве наметилась явная тенденция к переходу от эстетики и художественных средств соцреализма периода сотрудничества с журналом «Октябрь» к модернизму, к большей роли устойчивого символа и мотива в структуре произведения. Так появляются повесть «Там, вдали» (1966), рассказы «Капроновая елочка» (1966), «Даешь сердце!» (1970), «Крепкий мужик» (1970), «Крыша над головой» (1970) и др. Эта тенденция в творчестве Шукшина будет только нарастать, и к концу 1960-х — началу 1970-х его проза будет тяготеть к «образам национально-символическим» [Куляпин, 2012, с. 106], переходящим в национальный миф, что позволяет некоторым литературоведам рассматривать его позднее творчество в контексте постмодернизма [Эшельман, 1994]. Наиболее ярко это заметно на примере рассказов «Сураз» (1970), «Танцующий Шива» (1972), «Забуксовал» (1973), «Привет Сивому!» (1974), киноповести «Печки-лавочки» (1975) и, конечно же, повести-сказки «До третьих петухов» (1975). Творчество В.М. Шукшина никогда не было статичным, оно постоянно эволюционировало. И особенно заметен вектор развития его художественно-эстетических принципов стал в 1960-е гг. Немало этому способствовала активная деятельность В.М. Шукшина как публициста. В шестидесятые им написаны программные статьи «Средства литературы и средства кино» (1966), «Вопрос самому себе» (1966), «Монолог на лестнице» (1968), «Нравственность есть Правда» (1969), в которых поднимаются важнейшие проблемы общественной жизни, морали, современного искусства.

В кинотворчестве В.М. Шукшина наблюдаются схожие процессы. Вышедший на экраны страны в 1965 г. х/ф «Ваш сын и брат» вновь оказался удачным для режиссера. Он был хорошо принят зрителем, хотя среди кинокритиков по поводу картины разгорелись нешуточные страсти (в аспекте проблемы «город-деревня»). За этот фильм 26 декабря 1967 г. В.М. Шукшину присуждена Государственная премия имени братьев Васильевых и присвоено звание «Лауреат Государственной премии РСФСР». Здесь Шукшин использовал почти ту же схему, что и в своей первой полнометражной картине: авторский сценарий на основе его же рассказов, натурные съемки на Алтае, почти тот же состав киногруппы... Однако следующий фильм — «Странные люди», съемки которого прошли в 1968 г. во Владимирской области, был решен в ином ключе. Сценарий новой картины также основан на трех шукшинских рассказах, превратившихся в экранизации в три независимые киноновеллы (новеллистический принцип использован и в х/ф «Ваш сын и брат», но там все три новеллы были объединены одними героями). В этом фильме Шукшин как ни в какой другой своей картине ориентируется на опыт зарубежного кинематографа. Новеллистика опробована в творчестве Ж. Дювивье, А. Мунка, Б. Росселини, Ф. Феллини. В середине 60-х на советские экраны вышли новеллистические фильмы «Вчера, сегодня, завтра» В. де Сики, «Гангстеры и филантропы» Е. Гофмана. Как и в литературном творчестве, В.М. Шукшин в этот период обращается к символизму в кинопоэтике. В «Странных людях» многие эпизоды решены «в приемах поэтического кинематографа, модного в те годы. Режиссер переключал бытовую ситуацию в символическую» [Ягункова, 2009, с. 111]. Уже вступление, на фоне которого возникают титры фильма, насыщено образами-символами: люди на карусели, шагающие по бетонным квадратам тротуара ступни ног [Попов, 2011, с. 172], босоногий ребенок на цветущем лугу — «кадр-символ, кадр-намек» [Тюрин, 1984, с. 150]. Эксперименты требовали новых выразительных средств, но, пожалуй, только в «Думах» режиссер смог добиться их адекватной реализации. В итоге фильм не имел успеха у отечественного зрителя, который оказался не готов к смене художественно-эстетических доминант в творчестве, как казалось, хорошо знакомого кинорежиссера.

Сейчас, однако, можно смело утверждать, что фильм «Странные люди» в определенном смысле даже опередил свое время. На ретроспективе киноработ В.М. Шукшина в рамках Венецианского кинофестиваля 1976 г. картина «Странные люди» вызвала огромный интерес [Тюрин, 1984, с. 158].

Шукшин остро переживал неудачу своего третьего фильма. Под влиянием этих переживаний написана статья «Средства литературы и средства кино», к сожалению, при его жизни так и не напечатанная; анализу собственных ошибок уделено главное внимание в беседе «От прозы к фильму» (1971). Главный вывод, к которому он пришел: кино требует совершенно иных средств, чем литература. А потому больше использовать свои рассказы в качестве основы для киносценария он никогда не будет. Лучшие его фильмы — «Печки-лавочки» (1972) и «Калина красная» (1973) (принесший режиссеру не только всесоюзную, но и мировую славу), — созданы на основе одноименных оригинальных киноповестей. Этот синтетический жанр Шукшин активно разрабатывал в последние годы жизни, незадолго перед смертью подготовив к печати сборник киноповестей, который увидел свет в 1975 г. [Шукшин, 1975₂].

1970-е гг. отмечены интересом В.М. Шукшина к театру (вспомним его давнее, еще с детства, увлечение этим искусством). В мае 1974 г. в одной из бесед писатель заметил: «Вообще к театру меня влечет. Охота понять, в чем его живая сила, феноменальная стойкость. Если мой первый опыт пройдет удачно (имею в виду «Энергичных людей»), обязательно найду силы и время поработать для театра» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 146]. Премьера пьесы «Энергичные люди» в постановке Г. Товстоногова на сцене Ленинградского академического Большого драматического театра имени М. Горького состоялась 30 июня 1974 г. и прошла с большим успехом. До последнего часа жизни Шукшин работал над повестью для театра «А поутру они проснулись...», которая осталась незаконченной.

К середине 1960-х наступает стабильность в личной жизни В.М. Шукшина. Знакомство летом 1964 г. на съемках х/ф «Какое оно, море?» с актрисой Л.Н. Федосеевой вскоре привело к созданию полноценной семьи³⁹. В 1967 г. родилась дочь Мария, в 1968 — Ольга. В это время он берет на себя роль главы патриархальной семьи, включавшей также мать, М.С. Куксину, и семью сестры — Н.М. Зиновьевой. После смерти в 1961 г. мужа сестры — А.М. Зиновьева — В. Шукшин практически полностью взял заботу о вдове и племянниках (близнецы Надежда и Сергей) на себя. Постоянно помогал деньгами, высылал дефицитные лекарства, одежду и т. п. Купил матери дом в Сростках, затем кооперативную квартиру в Бийске. В шестидесятые Василий Шукшин уже входит в число ведущих писателей и кинорежиссеров СССР, ему сопутствует слава и материальный достаток. В ноябре 1967 г. алтайский режиссер награжден орденом Трудового Красного Знамени «за заслуги перед советской кинематографией». Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 29 сентября 1969 г. В.М. Шукшину присвоено почетное звание заслуженного деятеля искусств РСФСР. А.В. Гордон вспоминает: «Как-то в середине шестидесятых я встретился с Василием на улице Горького, между Госкино, куда шел я, и «Советским писателем», куда, как выяснилось, шел Вася. Был конец зимы, он предстал передо мной в солидном ратиновом пальто серого цвета. В ратиновых пальто ходили тогда партийные начальники, руководители предприятий, директора магазинов. Ратиновое пальто служило отличительным признаком высокого положения и материального благополучия. И лицо у Васи было розовое, спокойное и довольное» [Гордон, 2007, с. 235].

В середине 1960-х гг. в СССР начинается эпоха, в современной культурологии получившая название «застоя». Руководство КПСС во главе с Л.И. Брежневым выдвинуло тезис об обострении идеологической борьбы между социализмом и капитализмом, послуживший обоснованием для усиления идеологического контроля внутри страны [История русской культуры, 2002, с. 440]. Одним из поворотных моментов стал арест осенью 1965 г. писателей А. Синявского и Ю. Даниеля по обвинению в распространении антисоветских взглядов путем публикации за рубежом литературных произведений. Суд, состоявшийся в феврале 1966 г., стал первым открытым политическим процессом после смерти Сталина. Процесс вызвал неоднозначную реакцию, как среди широкой общественности, так и в творческих кругах. Начало распространяться диссидентское движение, явление самиздата. Это вызвало ответные меры властей. Началась кампания против А.И. Солженицына [Там же, с. 441]. В 1969 г. выходит постановление секретариата ЦК КПСС «О повышении ответственности руководящих органов печати, радио, телевидения, кинематографии, учреждений культуры и искусства за идейно-политический уровень публикуемых материалов и репертуара», повлекшее за собой дальнейшее усиление цензуры.

На этом фоне Шукшин, конечно же, не был диссидентом, не печатался в самиздате, не сочувствовал искусству андерграунда, оставаясь одним из ярких представителей мэйнстрима. Критические высказывания в адрес руководства страны («Ни ума, ни правды, ни силы настоящей, ни одной живой идеи!.. Да при помощи чего же они правят нами? Остается одно объяснение — при помощи нашей собственной глупости. Вот по ней-то и надо бить и бить нашему искусству» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 317]) или симпатии в адрес того же А.И. Солженицына («Судя по всему, работает только дальнобойная артиллерия (Солженицын). И это хорошо!» [Там же, с. 315]) писатель доверял лишь рабочим записям, не предназначенным для публикации. Однако отторжение диссидентства Шукшиным объяснялось, по всей видимости, не столько идеологическими мотивами, сколько идейно-эстетическими. Не принадлежа к течению «деревенской прозы», В.М. Шукшин, тем не менее, разделял идеалы почвенничества⁴⁰. Либерально-космополитические устремления диссидентов не могли дать удовлетворение духовным исканиям Шукшина.

Из вышесказанного не следует, что в творческой деятельности В. Шукшина все шло гладко. Последнее десятилетие жизни режиссера и писателя прошло под знаком борьбы за право постановки художественного фильма о Степане Разине по собственному сценарию. В марте 1966 г. на к/с им. М. Горького он подал заявку на литературный сценарий «Конец Разина» [Шукшин, 2014, т. 9, с. 116—117]. На первых порах руководство студии обнадежило автора. Он с большой энергией взялся за написание сценария, а летом 1967 г. планировал приступить к съемкам, о чем даже заявил в одной из бесед [Шукшин, 2014, т. 8, с. 88]. Все это время Шукшин много читает по истории разинского восстания, знакомится с историческими документами, в 1966 г. совершил поездку по Волге по «разинским местам», побывал в Новочеркасском музее истории донского казачества. Между тем, подготовительный процесс по фильму был продлен. В 1968 г. в журнале «Искусство кино» опубликован сценарий кинофильма [Шукшин, 1968]. Но дальше этого дело не пошло. В письме к И.П. Попову от 8 мая 1968 г. Василий Макарович посетует: «Мои дела пока оставляют желать лучшего — заморозили с «Разиным». Остановили. 1) Историческая тема — сейчас лучше бы современность. 2) Дорого: 45 млн старых. 3) Слишком жесток Разин. Говорят, 2 года надо подождать. Пока суть да дело сделаю сейчас современную картину, черт с ними, но борьба за «Разина» продолжается» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 267—268].

Однако и после того, как Шукшин сделал «современную картину» — т. е. х/ф «Странные люди» (1969), постановка «Разина» вновь была отложена. На протяжении 1970—1971 гг. на нескольких худсоветах киностудии проходит обсуждение сценария и концепции будущего фильма, которое также не сдвинуло дело с места. Чтобы укрепить свои позиции, В.М. Шукшин перерабатывает материал сценария в роман. В 1971 г. в первых номерах журнала «Сибирские огни» новое произведение писателя увидело свет [Шукшин, 1971₁]. Но в феврале этого же года работы по фильму были официально прекращены. И хотя в 1971 г. Шукшин снимет на к/с им. М. Горького еще один фильм — «Печки-лавочки»⁴¹, скорее всего, он уже четко осознавал бесперспективность продолжения борьбы за «Разина» там. Усилили его разногласия с руководством студии и многочисленные купюры в «Печках-лавочках», которые он вынужден был сделать по требованию начальства. Все это привело к тому, что Шукшин решает перейти на к/с «Мосфильм» в Первое творческое объединение, которым руководил С.Ф. Бондарчук; «переход его на «Мосфильм» был внутренне предрешен» [Бондарчук, 1979, с. 193]. Бондарчук поддержал идею Шукшина о постановке фильма о Разине и обещал свою помощь. Правда изначально В.М. Шукшин был лишь откомандирован на «Мосфильм» с 1 февраля 1973 г. «на время производства фильма «Калина красная»»⁴².

Х/ф «Калина красная» (1973) стал еще одним крупным успехом и Шукшин-сценариста, и Шукшина-режиссера, и Шукшина-актера. Известный немецкий кинорежиссер Р.В. Фассбиндер включил «Калину красную» в число лучших фильмов XX века. Став последним фильмом режиссера, он вобрал в себя все характерные особенности шукшинского кинематографа: и элементы кинопоэтики реалистического (и даже документального) кино, и целый набор символов и мотивов, свойственных поэтическому кинематографу, гармонично связав их в рамках одного сюжета. При этом «Калина красная» — необыкновенно русский фильм, воплотивший в образе главного героя национальный характер. Неслучайно А. Кончаловский трагедию Егора Прокудина очень точно определил как «вечную тоску русского человека о самом себе»⁴³.

Руководство «Мосфильма» в конце концов дало разрешение на постановку фильма о Разине. Предварительные работы официально начаты 1 августа 1974 г.⁴⁴ В октябре Шукшин планировал приступить к съемкам. Но им так и не суждено было начаться...

Самое большое число легенд, имеющих отношение к завершающему этапу жизни В.М. Шукшина, связано с его скоропостижной смертью, последовавшей 2 октября 1974 г. в каюте № 9 теплохода «Дунай», у хутора Мелологовский Клетского района Волгоградской области. Конспирологические версии смерти писателя (в данном контексте говорят об убийстве) нередки в биографической литературе о нем [Белов, Заболоцкий, 2002, с. 165]. Но есть ли для них реальные основания? Заметим, что все подобные версии опираются исключительно на догадки, «свидетельства» третьих лиц, косвенные факты, проекции на судьбы классиков (С. Есенин, В. Маяковский) и т. п. Состояние здоровья Шукшина (в том числе с его слов), обстоятельства последних месяцев жизни режиссера и писателя, как правило, в расчет не принимаются.

С конца мая 1974 г. Шукшин находился на Дону в качестве актера на съемках х/ф «Они сражались за Родину». Незадолго перед этим в феврале-марте он прошел лечение в Центральной клинической больнице в Москве в связи с очередным обострением язвы. Болезнь, давшая о себе знать еще во время флотской службы, никогда не отпускала писателя и кинорежиссера, давая ему лишь временное облегчение. Планируя осенью 1974 г. приступить к съемкам фильма о Разине, которые обещали быть сложными и долгими, он решил поправить здоровье, расшатанное интенсивной работой над своими последними двумя картинами. После окончания курса лечения, в апреле этого же года, писатель и режиссер побывал в одном из санаториев Железноводска. Но, по всей видимости, лечение помогло лишь частично. В.А. Борзенкова, жена друга детства В.М. Шукшина, встретившая писателя-земляка в это время в Железноводске, вспоминает: «Он был худой-худой. Рассказал, что язва по-прежнему мучает, стали болеть икры ног. Очень сожалел, что дети маленькие» [Он похож на свою родину, 2009, с. 233]. Ранее в февральском письме к В.И. Белову Шукшин заметит: «С куревом у меня худо: ноги стали болеть — это, говорят умные доктора, на пять лет. А там — отпиливать по одной» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 296]. Болезнь ног, очевидно, была вызвана нарушением кровообращения, а это не могло не сказаться отрицательно и на работе сердца. А сердца своего Шукшин не жалел. Работал всегда очень много, почти без отдыха. Писал чаще всего ночами. В одной из поздних рабочих записей Шукшин признался: «Силы, силы уходят. Не думал, что это когда-нибудь произойдет со мной. Ужасно грустно. В башке полно замыслов» [Там же, с. 328].

Последние месяцы жизни были особенно напряженными. Находясь на съемках х/ф «Они сражались за Родину», регулярно летал в Москву по писательским делам, в Ленинград в связи с участием в фильме Г. Панфилова «Прошу слова». Курить он так и не бросил. По-прежнему злоупотреблял кофе. И.П. Попов вспоминал один из эпизодов приезда Шукшина в Новосибирск: «Дома Василий в первую очередь попросил поставить самовар. Насыпал в кружку пять! ...ложек кофе и пять ложек сахара. Размешал, дал остыть и стал пить маленькими глотками. Тут, конечно, можно думать, что он так привык себя взбадривать ночами при работе. Но дозы...» [Попов, 2011, с. 188]. Лето и ранняя осень в 1974 г. на Дону были жаркими, съемочная группа жила на зафрахтованном студией теплоходе, стоявшем на приколе у берега. Стальной корпус теплохода за день накалялся так, что даже вечером дышать было тяжело. Фотограф А. Ковтун, снимавший в конце августа Шукшина на «Дунае» вспоминает, как на его замечание об усталом виде актер и режиссер ответил: «Да, устал, даже не от съемок, от каюты, от ее тесноты, воздуха не хватает, стены прямо давят» [Ковтун, 2002, с. 102]. На таком фоне официальная причина смерти В.М. Шукшина — «острая сердечная недостаточность» — диагноз вполне убедительный.

7 октября 1974 г. Василий Макарович Шукшин был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Судьба матери В.М. Шукшина, М.С. Куксиной, оказалась не менее трагичной. Смерть сына, с которым она, несмотря на постоянную разлуку, всегда чувствовала незримую связь, питавшую обоих духовной силой, Мария Сергеевна перенесла тяжело. Остаток жизни она провела в воспоминаниях о Василии. Жизнь матери Шукшина прервал трагический, нелепый эпизод. В декабре 1978 г. М.С. Куксину положили в Бийскую городскую больницу № 2 для удаления бородавки на веке глаза. Операция прошла успешно, и в январе нового года она готовилась к выписке. Но в столовой с ней произошел несчастный случай: села на стул, у которого сломалась ножка, падая, ударилась затылком о другой стул [Он похож на свою родину, 2009, с. 129]. Произошло кровоизлияние в мозг, и 17 января 1979 г. М.С. Куксина скончалась.

Сложная, насыщенная событиями и белыми пятнами биография В.М. Шукшина нуждается не только в фактологическом исследовании, но и в определенном подходе для ее описания, или биографическом мифе [Левашова, 2014, с. 197—198]. О.Г. Левашова указывает, что для реконструкции биографии писателя использовались разные модели: «ломоносовский» миф, «горьковский», «есенинский», проекции на героя Дж. Лондона Мартина Идена, на Христа, модель юродствующего сознания, житийная модель [Левашова, 2014, с. 197—206]. Ранее в работе нами предлагалось интерпретировать некоторые поступки писателя сквозь призму легенды о Степане Разине. А.Н. Варламов заметил: «В сущности, у шукшина случилась гагаринская судьба, да и любили его в народе так, как любили Гагарина, Высоцкого, Яшина, Стрельцова, Никулина... <...> Тут — Провидение и случай как его орудие» [Варламов, 2013, с. 48]. Итак, «можно говорить об определенной полифоничности шукшинского биографического текста: она определяется как множеством моделей, которые используют исследователи в описании жизни Шукшина, так и комплексности их использования» [Левашова, 2014, с. 206]. Подобная ситуация не позволяет адекватно представить и объяснить некоторые мотивы поступков Шукшина в наиболее сложные моменты его жизни исходя из некого единого вектора жизнеописания. Но существует ли та самая «красная нить», пронизывающая насквозь carriculum vitae писателя с Алтая?

Настоящей работой автор попытался установить могут ли, и если да, то каким образом, тексты несобственно-художественных жанров (прежде всего, автобиографии и письма) способствовать реконструкции и адекватной интерпретации биографии В.М. Шукшина. Именно эти документы могут содержать источники мотивов, образов, эволюции средств языка и поэтики художественного творчества писателя. Следует учесть и особый интерес самого Шукшина к документальности в искусстве. Документализм, хроникальность — одна из ярких черт кинематографа 1960-х гг. В беседах с В.И. Беловым Шукшин не раз отстаивал право на новый жанр — «документальный рассказ», на введение в кинофильмы документальных кадров [Белов, Заболоцкий, 2002, с. 25]. В основе целого ряда рассказов писателя лежат реальные факты собственной автобиографии («Чудик», цикл «Из детских лет Ивана Попова» и др.).

Для определения эвристического потенциала несобственно-художественных жанров обратимся к основным положениям жанровой теории.

Примечания

1. Лишь в 1956 г. начался пересмотр «сростинского дела», и все его фигуранты впоследствии были реабилитированы. М.С. Куксина стала получать пенсию за первого мужа.

2. См., например, известную видеозапись «Польской кинохроники» 1967 г., запечатлевшую вечеринку артистов Театра на Таганке (среди которых В. Высоцкий, Н. Губенко, Л. Абрамова и др.) квартире В. Ивашова и С. Светличной. Н Губенко исполняет под гитару песню «Такова уж воровская доля» в характерной «блатной» манере.

3. В воспоминаниях Н.М. Зиновьевой встречается описание одного интересного разговора В.М. Шукшина с сестрой: «...он вымеривал хозяйскую комнату со сжатыми кулаками и говорил: «Я — Стенька Разин!» А я ему: так Стенька Разин — бунтарь. «А я и есть бунтарь, я ищу правду на земле»» [Шукшин, 1999, с. 441].

4. «Долю» ищет и парень-беглец из колонии в рассказе «Охота жить» (1967), образ которого не лишен симпатии автора [Шукшин, 2014, т. 3, с. 92].

5. Неслучайно, как кажется, имя героя — Игорь, соотносимое с именем героя «Слова о полку Игореве» (к этому произведению Шукшин обращается также в рассказах «Экзамен», «Ночью в бойлерной»). Однако, если князь Игорь, бежав из неволи-плена, встретил дома любящую жену, ждавшую его, то шукшинский Игорь Александрович, вернувшись из неволи-заключения, теряет и жену, и дочь.

6. В № 5 за 1947 г. был также объявлен литературный конкурс на лучший рассказ, составленный по рисункам, предложенным редакцией. Но в мае 1947 г. Шукшин уже уехал из Сросток. Среди победителей конкурса, список которых был помещен в № 10 «Затейника» за этот же год, имени будущего писателя нет (С. 58).

7. См. § 3.4 настоящей работы.

8. В Сростках фамилия «Шукшин» по традиции произносилась с ударением на первом слоге.

9. Наша история. 100 великих имен. — Вып. № 88, 2011. — [Василий Шукшин]. — С. 9.

10. О некоторых обстоятельствах съемки фильма в Суздале и Владимире см. [Чуркина, 2007].

11. 25 июля 1969 г. во владимирской гостинице «Заря» он отметит свой сорокалетний юбилей.

12. Справка ЦВМА № 13777 от 18 ноября 2008 г.

13. Справка ЦВМА № 13777 от 18 ноября 2008 г.

14. См. письма к сестре [Шукшин, 2014, т. 8, с. 219, 223].

15. Справка ЦВМА № 1645 от 11 апреля 1986 г.

16. ГААК. Ф. 143. Оп. 2. Ед. хр. 86. Л. 52.

17. Там же. Л. 152; ГААК. Ф. 143. Оп. 2. Ед. хр. 43. Л. 99.

18. ГААК. Ф. 143. Оп. 2. Ед. хр. 86. Л. 182.

19. Там же. Л. 168.

20. Архив ВГИК. Ф. 1. Оп. 24. Д. 3822. Л. 26.

21. Архив ВГИК. Ф. 1. Оп. 24. Д. 3822. Л. 21.

22. Торрес Лолита (наст. имя Беатрис Марианна) (1930—2002) — популярная аргентинская киноактриса и певица. Х/ф «Возраст любви» с ее участием вышел на советские экраны в 1954 г.

23. См., например: Архив ВГИК. Ф. 1. Оп. 24. Ед. хр. 3822. Л. 18.

24. До сих пор в ряде биографических изданий первой ролью В.М. Шукшина в кино называется эпизодическая роль «матроса, выглядывающего из-за плетня» во второй части х/ф «Тихий Дон» (реж. С. Герасимов, к/с им. М. Горького, 1958 г.). См., например, [Гришаев, 1994, с. 144—145]. В этом случае мы опять имеем дело с еще одной легендой о Шукшине. Легко убедиться, что в титрах кинокартины фамилии Шукшина нет; ни в автобиографии, ни во вгиковских документах, ни в письмах алтайского режиссера и актера нет упоминаний об участии в съемках фильма. Опровергают легенду и Р. и Ю. Григорьевы, проходившие режиссерскую практику на съемках х/ф «Тихий Дон».

25. Главную роль (капитана гарпунеров Кости Куприянова) в итоге сыграл А. Стародуб.

26. Еще будучи студентом ВГИКа В.М. Шукшин снимется в х/ф «Золотой эшелон» (1959 г., реж. И. Гурин) и «Простая история» (1960, реж. Ю. Егоров).

27. Личный фонд М.И. Ромма в РГАЛИ содержит большое число рукописей литературных произведений (романов, рассказов, сценариев). См., например: РГАЛИ. Ф. 844. Оп. 3. Ед. хр. 189192 и др.

28. Об истории контактов В.М. Шукшина с редакцией «Знамени» см. более подробно: [Марьин, 2012₁, с. 147—153], [Марьин, 2012₂]. Отзывы рецензентов на шукшинские рассказы хранятся в РГАЛИ (Ф. 618 «Знамя». Оп. 17. Ед. хр. 248. Л. 14; Ед. хр. 286. Л. 6).

29. РГАЛИ. Ф. 5. Оп. 30. Д. 131. Л. 27—35.

30. Цитата из анонимной заметки под названием «На съемках нового кинофильма», помещенной в волоколамской районной газете «По ленинскому пути» (1960. — 18 августа. — С. 4).

31. Фильм демонстрировался во время творческой поездки по Сибири в рамках программы «Молодые кинематографисты — народу» в феврале-марте 1963 г. (в поездке участвовали: В.М. Шукшин, А.П. Саранцев, Н.И. Клейман, А.С. Макаров, Р.А. и Ю.В. Григорьевы).

32. Архив ВГИК. Ф. 1. Оп. 24. Д. 3822. Л. 1.

33. См., например, заявление В.М. Шукшина в Творческое объединение писателей и киноработников к/с «Мосфильм» и примечания к нему [Шукшин, 2014, т. 9, с. 111].

34. В 1961 г. Шукшин снялся в кинокартинах: «Аленка» (к/с «Мосфильм», реж. Б. Барнет), «Когда деревья были большими» (к/с им. Горького, реж. Л. Кулиджанов), «Командировка» (к/с им. Горького, реж. Ю. Егоров), «Мишка, Серега и я» (к/с им. Горького, реж. Ю. Победоносцев).

35. См. § 5.4.2.

36. В феврале-апреле 1963 г. В. Шукшин участвовал в творческой поездке по Сибири «Молодые кинематографисты — народу», организованной бюро кинопропаганды Госкино. Кроме него в поездке участвовали режиссеры Р. и Ю. Григорьевы, оператор А. Саранцев, киновед Н. Клейман, сценарист А. Макаров. Группа посетила Новосибирск, Кемерово, Братск, Красноярск и др. города. Специально по просьбе Шукшина главное внимание было уделено Алтаю. Молодые кинематографисты побывали в Барнауле, на несколько дней задержались в Сростках, выступили в р.п. Павловск. О пребывании группы в Барнауле см. [Логвинов, 1963].

37. Обзор критических статей о первом шукшинском сборнике см. [Коробов, 1984, с. 78—79].

38. См. заявление В.М. Шукшина директору к/с им. М. Горького Г.И. Бритикову [Шукшин, 2014, т. 9, с. 113]. В квартире по адресу пр-д Русанова, д. 35, кв. 33 (микрорайон Свиблово) В.М. Шукшин прожил с 1964 по 1972 г.

39. Перед этим в конце 1964 г. произошел драматический разрыв отношений между В.М. Шукшиным и В.А. Софроновой, у которой 12 февраля 1965 г. родилась дочь Екатерина. Шукшин восстановил отцовство 4 марта 1972 г., после чего Екатерина Васильевна стала носить фамилию «Шукшина».

40. Такой вывод можно сделать из высказываний ближайший друзей В.М. Шукшина — В.И. Белова и А.Д. Заболоцкого. См., например, [Белов, Заболоцкий, 2002, с. 18, 48, 50—51, 147—148] и др.

41. Натурные съемки картины прошли летом 1971 г. на Алтае. Это был последний приезд В.М. Шукшина на малую родину. Главную роль тракториста Ивана Расторгуева сыграл сам кинорежиссер — впервые после своей дипломной работы. После почти полугодового согласования всех требуемых изменений в 1972 г. фильм вышел на экраны страны. Как ни странно, именно у многих жителей Алтая х/ф «Печки-лавочки» вызвал отрицательную реакцию, что нашло выражение в «гневных» письмах в адрес и режиссера, и руководства киностудии. В качестве отповеди на обвинение его земляками в игнорировании коренных изменений «в жизни алтайской деревни» В.М. Шукшин написал статью «Признание в любви» (1974).

42. Московская киностудия им. М. Горького. Приказ № 50 от 12 февраля 1973 г. (Архив к/с им. М. Горького).

43. См., например: Советское кино. — Т. 20. — Калина красная. — Калининград, 2011. — С. 17.

44. См. телеграмму В.М. Шукшина директору к/с «Мосфильм» Н.Т. Сизову [Шукшин, 2014, т. 8, с. 306—307].