2.3. Коммуникативная стратегия порицания: цели, типология, коммуникативные тактики и ходы

Для того чтобы выявить коммуникативную цель и специфику речевых стратегий и тактик порицания, необходимо определить семантическое содержание понятия «порицание». В словаре С.И. Ожегова порицание — выражение неодобрения, осуждения; выговор [174, с. 562]. В словаре В.И. Даля порицать — значит порекать, порещи, хулить, охуждать, обвинять, хаять, порочить, осуждать, поносить <...>. Порицанье [72, с. 507].

Как видно из дефиниций, представленных в словарных статьях, нет существенной разницы между порицанием и обвинением, осуждением и т. д. Однако несмотря на то, что во всех случаях реализуется одна сверхзадача (негативное отношение к человеку через речевое воздействие, пейоративная оценка), пути ее достижения различны и эти различия лежат в основе разграничения соответствующих тактик.

О.А. Евтушенко, рассматривая концепт «порицание» в английской и русской лингвокультурах, отмечает, что «порицается всегда то, что противоречит нормальному поведению, приносит вред, несчастье, не признается большинством людей в обществе» [85, с. 12].

Порицание как моральное наказание рассматривает В.А. Блюмкин: «Методы одобрения и осуждения важны для выработки чувства моральной ответственности, стыда, чести, совести, а через их посредство — и всех других моральных чувств» [30, с. 59].

В.И. Карасик пишет: «Оценивать — значит хвалить, порицать, критиковать, мотивировать, определять место объекта оценки на условной оценочной шкале, устанавливать идеалы» [115, с. 312]. Таким образом, и порицание, и похвала являются типами оценки, отрицательной или положительной. Оценка не может быть ни истинной, ни ложной, она соотносится с нормой. Норма — это частный случай оценок, а именно групповые оценки. Нормативные понятия «обязательно», «разрешено» определимы в терминах абсолютных оценочных понятий: «Обязательно А» равносильно «А позитивно ценно, хорошо, и уклонение от А ведет к наказанию» [249, с. 624]. Это определение еще раз доказывает, что порицание выступает антиподом похвалы.

И положительная, и отрицательная оценки имеют одинаковые компоненты: субъект (порицания / похвалы) — лицо, приписывается ценность, характер оценки, основание оценки. В естественном языке существует асимметрия положительной и отрицательной оценки. Носители языка используют гораздо чаще и больше слова с отрицательным оценочным значением, чем слова с положительной оценкой. Это объясняется тем, что отхождение от нормы, нарушение общепринятой нормы человеческого существования воспринимается острее:

— Васька, где ночевали?

— На точке.

— Да растудыт вашу туда-сюда, и в рёбра!.. — дядя Ермолай аж за голову взялся и болезненно сморщился. — Ты гляди, что они вытворяют-то! Да не было вас на току, не было-о! Я ж был там! Ну?! Обормоты вы такие, обормоты! Я ж следом за вами пошёл туда — думаю, дошли они хоть? Не было вас там! [279, с. 77].

В приведенном выше примере о коммуникативной цели порицания свидетельствуют: просторечное слово «обормоты», синтаксическая конструкция вместе с просторечной звукописью «да растудыт вашу туда-сюда, и в рёбра...», обилие восклицательных конструкций.

Рассматривая коммуникативные стратегии и коммуникативные тактики порицания, необходимо обратиться к таким категориям этики, как мораль, нравственность, добро, зло, которые обусловливают понятие «порицание». Речевое действие «порицание» неразрывно связано с противоположностью понятий «добро» и «зло», «хороший» и «плохой». Порицается всегда то, что противоречит нормальному поведению, наносит вред, приносит несчастия, доставляет страдания и не признается нормой большинством людей в обществе.

Виды коммуникативной стратегии порицания, как и похвалы, различаются по функциональному назначению, объекту порицания, особенностям языкового оформления, способу выражения, интонации (восклицательной, вопросительной), временной направленности, степени серьезности, уровню достижения иллокутивных целей, по тональности (степени серьезности), по особенностям языкового выражения. Типология коммуникативных стратегий порицания может быть описана с помощью тех же параметров, что и коммуникативные стратегии похвалы:

1) по функциональному назначению, т. е. по тому признаку или предмету, в адрес которого высказывается порицание:

• за намерения (— Ну и не подходи. Я не прошу никого, чтобы ко мне подходили, пошли вы все к черту, кобели проклятые. Ты зачем приперся? Тебе чего от меня надо? Думаешь, не знаю? Знаю... [277, с. 462]);

• за преступления (Вовсе вышагнул он (Лёся) за черту, когда зарезал собственную жену [280, с. 441]);

• за жадность (Не могу как-нибудь объяснить себе эту особенность — жадничать при делёжке дарового добра, вообще безобразно ценить цветной лоскут — в человеке, который с великой лёгкостью потом раздаривал, раскидывал, пропивал эти лоскуты. ...Может, так: жил в Лёсе вековой крестьянин, который из горьких своих веков вынес несокрушимую жадность. Жадность, которая уже и не жадность, а способ, средство выжить — очень просто [Там же. С. 443]);

• за внешний вид (На жену Анатолия шляпа произвела сильное впечатление: она стала квакать (смеяться) и проявлять признаки тупого психоза.

— Ой, умру! — сказала она с трудом.

— Схороним, — сдержанно обронил Анатолий, устраивая этажерку у изголовья кровати. Всем видом своим он являл непреклонную интеллигентность.

— Ты что, сдурел? — спросила жена.

— В чём дело?

— Зачем ты её купил?

— Носить.

— У тебя же есть фуражка!

— Фуражку я дарю вам, синьорина, — в коровник ходить.

— Вот идиот-то. Она же тебе не идёт. Получилось знаешь что: на тыкву надели ночной горшок [280, с. 445]);

• за слабость (— Я больше не могу! — заявил снабженец. — Всё! <...>

— Идти надо, чего ты слюни-то распустил! Куда зароешься, дура сырая?.. Замёрзнешь тут, кочерыжка, и всё... [Там же. С. 128]);

• за отсутствие вкуса / мещанское мировоззрение (— Да всё равно, всё равно!.. — загорячилась женщина. — Поймите вы это, ради бога! Неужели трудно поставить какую-нибудь тахту вместо купеческой кровати, повесить на стенку три-четыре хорошие репродукции, на стол — какую-нибудь современную вазу... [Там же. С. 21]);

• за «неправильный» образ жизни (— Вы сами, Катька, виноваты во всём: обвиняете ребят, что они за городскими начинают приударять, а вас забывают. А нет, чтобы подумать: а почему так? А потому, что городские интереснее вас. С ней же поговорить и то тянет. Наша деревенская — она, может, в десять раз красившее её, а как нарядится в какой-нибудь малахай — чёрт не чёрт и дьявол не такой. Нет, чтобы подтянуть всё на себе да пройтись по улице весело, станцевать, спеть... Нет, вы лучше будете семечки проклятые лузгать да сплетничать друг про дружку [Там же. С. 27]);

• за обман / неправду (— Что ты мне очки втираешь! — осердился дядя Николай. — Читает он!.. — Потянулся, взял у Витьки книгу. — Что ты читаешь? То ж — задачник! Кто же так задачник читает... как художественную литературу. Менделеев мне нашёлся!

— Вот как он меня всё время обманывает, — сказала мать. — Спросишь: Витька, выучил уроки? Выучил! А где выучил, где выучил — ничего не выучил, одна улица на уме... [280, с. 130]);

• за пьянство (— Вот, пожалуйста, коньяк сидит дует! — брезгливо сказал командировочный. — Он до Новосибирска не доедет. И эта — тоже... куда с таким пьянчугой поехала! На курорт!.. [Там же. С. 246]);

• за неискренность (Профессор смотрел на сельских жителей — он правда не понимал, что происходит. <... >

— Чувствую, — заговорил профессор серьёзно, — ломаете дурака, Иван Иваныч...

— Иван Фёдорыч.

— Иван Фёдорыч... Ломаете дурака, Иван Фёдорович, а не пойму — зачем? [Там же. С. 255]);

2) по объекту похвалы:

• прямое порицание (— Невежливый старичок... Хочешь я тебе глотку заткну, бурелом ты?.. [277, с. 478]);

• косвенное порицание («Запугать хочет. Как с ребёнком разговаривает, стервец. Стреляный воробей, вообще-то говоря, — Думал Аксёнов. — В секретари метит. Как бы тебя ущемить, чёрта лысого? Высажу сейчас посреди дороги. Скажу, что в другую сторону надо» [278, с. 14]);

• самопорицание (Егор ещё раз оглядел степь... Вот и этого будет жаль. «Да что же я за урод такой! — невольно подумал он. — Что я жить-то не умею? К чертям собачьим! Надо жить. Хорошо же? Хорошо! Ну и радуйся» [280, с. 353]);

3) по степени эмоциональности:

• рациональная (Господи, господи!.. Только и знаешь своего господа! Одного ребенка не могла родить как следует... с двумя ногами! [278, с. 211]),

• эмоциональная (— А я не знаю. Ну, не знаю, что хошъ делай! Ты просто дурак! Долбо... — И Сильченко матерно выругался. И вскочил с верстака. — Чего тебе от меня надо?! — закричал он. — Чего?! Ты можешь прямо сказать? Или я тебя попру отсюда поленом!.. Дурак ты! Дубина! [279, с. 288]);

4) по тональности (по степени серьезности):

• серьезная (— Дурак. Кто в избушке закрывается? Нечем закрываться-то. Ложись и не шевелися [278, с. 224]),

• ироничная (— Попали в окружение. Это долго рассказывать, профессор.

— Скажите, пожалуйста, какой он занятой! [278, с. 34]);

5) по временной направленности:

1) прошлое (— Это... осколок, однако, начал выходить. Вот он — колется, змей <... >

— Врачи, мать их!.. всё вытаскали, а один надо обязательно оставить! [Там же. С. 260]),

2) настоящее (— Эх, вы... — Старик сплюнул желтую едкую слюну в снег. — Жить бы да жить вам, молодым... а вас... как этих... как угорелых по свету носит, места себе не можете найти... [Там же. С. 230]),

3) будущее (— А от Нюрки тебя, поганца, отвадим, заранее говорю... [Там же. С. 242—243]);

6) по особенностям языкового оформления:

• негативное сравнение (— Не дурачься — не дурней тебя. Чёрт недорезанный... Заражение сделаем, — куда потом одна с ребятишками денусь? Только о себе и думает! Вон какие люди хворают, да и то к врачам ходют <... > [Там же. С. 262]);

• противопоставление (— Лодыри вы. Светлые. Вы ведь как нонче: ему, подлецу, за ездку рупь двадцать кладут — можно четыре рубля в день заробить, а он две ездки сделает и коней выпрягает. А сам — хоть об лоб поросей бей — здоровый. А мне двадцать пять соток за ездку начисляли, и я по пять ездок делал <... > И вы же ноете: не знаю, для чего робить! [Там же, с. 317], — Зверьё не зверьё, а парнишке скажи: бич возьму. Так уделаю, что лежать будет. Жалуйтесь потом... [279, с. 62]);

• оскорбление (Вот змей-то! — изумилась Поля. — Козёл вонючий. Ну-ка забирай свою бутылку — и чтоб духу твоего тут не было! ...Умник! [Там же. С. 90]);

• угроза (— Если всякие молокососы будут приезжать и обзываться... [278, с. 30]);

• отрицание (— Не сердись, отец, — примирительно сказал парень. — Ненавижу, когда жить учат. Душа кипит! Суют в нос слякоть всякую, глистов: вот хорошие, вот как жить надо. Ненавижу! — почти крикнул. — Не буду так жить. Врут! Мертвфечиной пахнет! Нету на земле святых! [Там же. С. 222]);

• риторические вопросы (Но зато он задумался о том человеке, в плаще. Ведь — мужик, долго жил... И что осталось от мужика: трусливый подхалим, сразу бежать к телефону — милицию звать. Как же он жил? Что делал в жизни? Может, он даже и не догадывается, что угодничать — никогда, нигде, никак — нехорошо, скверно. Но как уж так надо прожить, чтобы не знать этого? [279, с. 50]);

7) по способу выражения:

• вербальная (Каждый из себя ученого корчит... — Павел сердито высморкался. — Расплодилось ученых: в собаку кинь — в ученого попадешь [278, с. 236]);

• невербальная (По-разному оценили шляпу: кто посмеялся, кто сказал, что — хорошо, глаза от солнышка закрывает... Кто и вовсе промолчал — шляпа и шляпа, не гнездо же сорочье на голове [279, с. 96]).

8) по уровню достижения иллокутивной цели:

1) отвод порицания (— А вы не хамите здесь, не хамите! Нальют глаза-то и начинают...

— Чего начинают? Кто начинает? Вы что поили меня, что так говорите? [Там же. С. 39]);

2) полное принятие порицания (— Во стерьва-то!

— Ей-богу! А завтра опять пойду по домам, опять полезу с советами. И знаю, что не слушают они моих советов, а удержаться не могу...» [278, с. 410]);

3) частичное принятие порицания: (Бабка забрала телеграмму и спрятала в карман.

— Сама на почту пойду. Ты тут насчитаешь, грамотей.

— Пожалуйста. То же самое будет Может, на копейки какие-нибудь ошибся [Там же. С. 100]);

4) переадресация порицания (— ...Но ты тоже, бабонька: где там смелая, а тут испугалась чего-то, — сказал Шурка недовольно. — Чего ты испугалась-то?

— Спи знай, — приказала бабка — Храбрец. Сам первый в штаны наложишь. [Там же. С. 105]).

Анализ диалоговых единств, представляющих стратегии порицания, показал, что чаще встречается порицание поступков, выходящих за рамки общепринятой нормы поведения, порицание пороков: пьянства, лени, жадности, жестокости. Таким образом, отрицательной оценки заслуживает неправильный образ жизни. Реже всего порицается внешний вид, бедность, отсутствие вкуса.

Коммуникативную стратегию порицания в прозе В.М. Шукшина, представляют следующие коммуникативные тактики (см. схему № 3).

Схема № 3. Коммуникативные тактики, реализующие стратегию порицания

Тактики порицания частотны и разнообразны в отличие от тактик похвалы, что подтверждает общеязыковой фактор: отражение отрицательных явлений действительности воспринимается как отклонение от морально-этических норм и получает отрицательную языковую оценку, положительные реалии воспринимаются как норма и не требуют похвалы. Порицание, таким образом, направлено на отрицательные проявления личности: лень, трусость, жадность, ошибки и промахи в работе, неподобающий внешний вид, поведение, в том числе и речевое. Из всех аспектов оценки в порицании преобладает морально-этический.

Стратегия порицания в большинстве представлена тактиками иронии, обзывания (оскорбления) и упрека, реализующимися в названии-характеристике человека (лексических маркерах тактик порицания, которые мы подробно рассмотрим в третьей главе).

На примере диалогового единства можно увидеть, как коммуникативные тактики и коммуникативные ходы реализуют коммуникативную стратегию порицания. Как и при анализе коммуникативных тактик и ходов похвалы, участники диалога обозначены как S₁ и S₂:

Стали судить, кто переплясал. Трудное это дело... Пришлые доказывали, что Мишка; Поповы, Байкаловы, Колокольниковы и особенно Яша Горячий отстаивали своего.

— А что Мишка?! Что ваш Мишка?! (КХ_1.1.) кричал Яша, налезая на кого-то распахнутой грудью (его за то и прозвали Горячим, что зиму и лето рубаха его была расстегнута чуть не до пупа). — Что Мишка? Потоптался, как бык на кругу — и все! (КХ_1.2.) Так и я сумею. (КХ_1.3.)

— Спробуй! (КХ_2.1.) Чего зря вякать-то, ты спробуй! (КХ_2.2.)

В другом месте уже легонько подталкивали друг друга.

— Тетеря! (КХ_3.1.1.) Иди своей бабушке докажи!.. (КХ_3.2.1.)

— Ты не толкайся! Ты не толкайся! (КХ_1.1.1.) А то как толкану... (КХ_1.2.1.) [280, с. 152—153].

Представленный полилог и соответствующая ему схема показывают, что ответной реакцией на порицание, как правило, выступает обратное порицание, которое реализуется тактиками упрека, оскорбления, иронии, ссоры, угрозы. В свою очередь, одни и те же коммуникативные тактики реализуются различными коммуникативными ходами. Например, коммуникативную тактику упрека реализуют следующие коммуникативные ходы: риторические фигуры (вопрос и восклицание), сравнение, императив, самовосхваление. Коммуникативная тактика иронии также презентуется императивом. Это свидетельствует о том, что одни и те же коммуникативные ходы могут представлять разные коммуникативные тактики. Так, коммуникативный ход императив в приведенном примере реализует тактики иронии и упрека. Такие синтаксические приемы, как: повтор, восклицательные предложения с отрицательной частицей, предложения-императивы, неполное предложение свидетельствуют о неуверенности, растерянности одного из участников полилога (S₁).

Следующий пример диалогового единства:

Последнее время Васёка работал молотобойцем.

И тут, помахав недели две тяжёлой кувалдой, Васёка аккуратно положил её на верстак и заявил кузнецу:

— Всё!

— Что?

— Пошёл. (КХ_1.1.1.)

— Почему?

— Души нету в работе. (КХ_1.2.1.)

— Трепло (КХ_2.1.1.), — сказал кузнец. — Выйди отсюда. (КХ_2.1.2.)

Васёка с изумлением посмотрел на старика кузнеца.

— Балаболка, если не трепло. (КХ_2.1.3.) Что ты понимаешь в железе? (КХ_2.1.4.) «Души нету» (КХ_2.1.4.) ...Даже злость берёт.

— А что тут понимать-то? (КХ_1.3.1.) Этих подков я тебе без всякого понимания накую сколько хочешь. (КХ_1.3.2.)

— Может, попробуешь? (КХ_2.1.4.)

Васёка накалил кусок железа, довольно ловко выковал подкову, остудил в воде и подал старику.

— Прошу. (КХ_1.3.2.)

Кузнец легко, как свинцовую, смял её в руках и выбросил из кузницы.

— Иди корову подкуй такой подковой. (КХ_2.2.3.)

Васёка взял подкову, сделанную стариком, попробовал тоже погнуть её — не тут-то было.

— Что?

— Ничего.

Васёка остался в кузнице.

— Ты, Васёка, парень — ничего (КХ_2.1.3.), но болтун, (КХ_2.2.1.) — сказал ему кузнец. — Чего ты, например, всем говоришь, что ты талантливый? (КХ_2.1.4.)

— Это верно: я очень талантливый... (КХ_1.3.2.) [278, с. 20].

Как видно из приведенного выше диалога и схемы, для реализации коммуникативной стратегии порицания может быть использовано несколько коммуникативных тактик (оправдания, обиды, игры на повышение, оскорбления, дискредитации). Данный пример из текста также свидетельствует о том, что инструментом разных коммуникативных тактик могут выступать одни и те же коммуникативные ходы, например, риторический вопрос (КХ_1.2.3. и КХ_2.1.4.). Ответной реакцией на порицание выступают следующие коммуникативные ходы: критики, иронии, паузы, негативного обращения, переспрашивание, отрицание, риторическое восклицание и вопрос, молчание, угроза, досада и другие. Следовательно, не представляется возможным говорить о каком-либо постоянстве в выборе того или иного коммуникативного хода для реализации конкретной коммуникативной тактики.

Коммуникативную тактику упрека представляют коммуникативные ходы: отрицание (Не гневи бога, Кузьмовна, не гневи... [277, с. 48]; Не гляди на меня, недоносок! [279, с. 71]), повторы, грубые просторечия (У вас только одно на языке: будет! Будет!... Трепачи... [278, с. 203]; Мурло! [277, с. 153]; тактику обиды — императив с отрицанием (Не лапай, я не баба... [278, с. 14]; Не поганься!.. Пустили тебя, как доброго человека а ты лаяться начал... [Там же. С. 221]), переадресация обзывания (Опять — дурак!.. Сам ты дурак. Трепач... [Там же. С. 55]; Сам ты отсталый... [Там же. С. 41]; тактику обиды — противопоставление (Тебе, паразит, жалко сапоги замарать, а я должо́н каждую весну плетень починять?! [Там же. С. 185]; Доху надел... Сука! А я полушубок не мог взять... А что, я хуже его работаю? [Там же. С. 243]), риторический вопрос как оправдание (Что я хуже его?! [Там же. С. 243]; Один ты, что ли, переживаешь? [279, с. 191]), просьба уйти (Варнак ты окаянный! Отец он тебе или кто? Уходи с глаз моих долой! [277, с. 67]); тактику игры на понижение — повтор (Звонарь... Дача у него, видите ли. С камином, видите ли... Во звонарь-то! Они, видите ли, жить умеют... Звонари... [279, с. 70]), совет (Женился бы ты, чудак-человек... [Там же. С. 19]), сравнение (Наверно, умнее тебя писал человек... [278, с. 76]), самовосхваление (Я таких, как ты, обставлю на первом же километре! [Там же. С. 545]); тактику оскорбления — обзывание (Дура, дура... Кхах! Вот дура-то! [277, с. 36], Ты... гад ползучий! [Там же. С. 83], Вот змей-то! ...Козел вонючий... [279, с. 90], Бурые медведи! Чалдоны проклятые! [277, с. 50], Ишак... [278, с. 394], Ой, трепло! [Там же. С. 539], Идиот! [Там же. С. 84]; тактику дискредитации — обзывание (Ксплотатор! Иди поцелуй Анчутку кривую! Она тебя давно дожидается... [277, с. 51]; Слаб в коленках... Тубик [278, с. 545]; тактику иронии — риторическое восклицание / вопрос (Какая муха тебя укусила? [279, с. 156], Кому нужно слушать эти ваши разные сопли да поцелуи? [278, с. 342], Ну не паразит ли! [Там же. С. 280], Ну-ка ты, доктор кислых щей!. [Там же. С. 399], неполные предложения (Чего это ты, как... голый зад при луне, светишься? [Там же. С. 397]); тактику угрозы — обещание физической расправы (Так уделаю, что лежать будете [279, с. 62]; Я вам устрою фигурные катания! [280, с. 328]; тактику сравнения — конструкции с союзом как (Ходишь как побирушка... [278, с. 317], отрицание (Уменя, Егор, даже не баба-яга..., у меня нормальная тряпошница, мещанка... [279, с. 201], противопоставление (У тебя прям не голова, а сельсовет... [278, с. 405]); тактику проклятия — негативное пожелание / обещание (Поддорожники, ворюги... Проклинаю вас обоих! ... [277, с. 67]; Ну тя к дьяволу! [278, с. 475]; Язви тя! [Там же. С. 186]; И помянуть не приду... [279, с. 62]), парцелляция (В гробу я вас всех видел. В белых тапочках [Там же. С. 99]); тактику брани — оскорбительные слова и выражения (Сукин ты сын, варнак окаянный! [278, с. 26]; Шалашня! [279, с. 96]; тактику обвинения — восклицательные и вопросительные предложения (Колька! Идол ты окаянный, грех-то какой взял на душу! [278, с. 445]; Что ты мне очки втираешь! [280, с. 130]), сожаление (Тебя, дьявола, голого в родню приняли, и ты же на меня с топором! Стыд-то у тебя есть или нету? [278, с. 279]; тактику самоуничижения — риторическое восклицание / вопрос (Да что же я за урод такой! ...Что я жить-то не умею? К чертям собачьим!.. [280, с. 353], парцелляция (Я согласен: я дурак, несознательный, отсталый... Зэк несчастный... [280, с. 343]); тактику унижения — сравнение (Из тебя такой же доктор, как из меня акушерка [279, с. 356], Кандидатов сейчас как нерезаных собак... [Там же. С. 8]), метафора (Твоими устами дерьмо жрать [Там же. С. 224]).

Наиболее частотными коммуникативными тактиками порицания являются упрек (18,5%), ирония (12%), оскорбление (7,4%) и угроза (7,4%). Самыми непопулярными оказались тактики оправдания (2,8%), обвинения (4,5%), ссоры (4,2%), проклятия (3,2%), оправдания (2,8%) и унижения (2,1%). В рассказах В.М. Шукшина самоуничижение (5,3%) встречается крайне редко и только у представителей старшего поколения.

Таким образом, анализ стратегий и тактик порицания в прозе В.М. Шукшина свидетельствует о том, что отражение отрицательных явлений действительности воспринимается как отклонение от общепринятых норм и получает отрицательную языковую оценку в народном сознании русских людей, собирательные образы которых представлены в прозе писателя. Порицание, таким образом, направлено на отрицательные проявления личности. Упрека и иронии заслуживают неправильное поведение, ошибки и промахи в работе, лень, трусость, жадность, неподобающий внешний вид. В прозе В.М. Шукшина из всех аспектов оценки в порицании преобладает морально-этический.