На правах рекламы:

• https://sksatisexpert.com/services/ispytanie-metallov/ способы испытания металлов.

• ricette estive

1.3. Антитеза города и деревни: истоки, причины, осмысление

«Деревенская литература» кардинально отличается от другого художественного направления в литературе и искусстве — соцреализма, несмотря на то, что они появились одновременно, параллельно развивались в русской литературе и оба обращались к судьбе трудящихся в обществе. Характерной чертой «деревенской литературы» является обращение к личности героя и раскрытие характера человека как индивидуума, что противоречит обезличенному подходу «литературы соцреализма», рассматривающей человека в качестве крошечного винтика в огромном механизме социалистического общества. Герои «деревенской прозы» являются полной противоположностью персонажам литературы соцреализма: «Они больше не активны, не оптимистичны, — напротив, они пассивны, легкомысленны и не питают иллюзий относительно своего будущего» [150, с. 135].

Таким образом, вопреки другим художественным направлениям второй половины XX века, стремление к раскрытию характера деревенского человека и шире — судьбы русского крестьянства считается основной задачей писателей, творящих в жанре «деревенской литературы», в том числе В. Шукшина. Однако отличие В. Шукшина от других авторов «деревенской прозы» заключается в том, что он «не идеализирует своего героя». Идеализация вообще не свойственна творчеству В. Шукшина, стремящегося говорить обо всем просто и прямо. Автор показывает человека таким, каков он есть, со всеми слабостями, недостатками, иногда нерешительностью, а иногда необдуманной спонтанностью и т. д. Ни у кого из персонажей В. Шукшина нет полноты обладания правдой, и автор не стремится к нравственному суду над ними. Ему важнее другое — объяснить причины социальных и межличностных конфликтов, взаимного непонимания между людьми.

Наряду с человеком «от земли» в произведениях В. Шукшина присутствует и другой тип деревенского персонажа, которого привлекает городской быт, стиль жизни, материальное благополучие и даже некоторая, с его точки зрения, роскошь, которой в деревне не увидишь. Эти «беглецы из села» в данный момент живут в городе, с головой окунувшись и в блеск, и в проблемы городской жизни. Как правило, они работают продавцами, буфетчицами, шоферами, иногда это — студенты, уехавшие в городские вузы. Временами, кто чаще, кто реже, они скучают по деревне, по оставленному ими родному дому, их охватывают воспоминания детства — но в силу жизненных обстоятельств эти люди уже не могут вернуться обратно. Они как бы находятся между двумя мирами: городом и деревней. Никто не заставлял их уезжать из дома, они сами сделали свой выбор, но теперь не могут найти для себя место в новой жизни. Нестабильность, моральная неудовлетворенность порождают в «новых горожанах» внутренний конфликт, выливающийся в конфликты внешние, межличностные, социальные.

В России в период послевоенного восстановления основное внимание уделялось развитию промышленности и индустриализации, что вынуждало людей перебираться в активно растущие города. Официальные источники советского периода в качестве объяснения причин этого процесса предлагали версию «избытка невостребованной рабочей силы», возникшего по причине механизации сельского хозяйства. На самом же деле миллионы, десятки миллионов крестьян вынуждены были покидать землю, на которой жили и работали поколения их предков, из соображений элементарного выживания в первой половине XX века и в стремлении сохранить более или менее приемлемый уровень жизни — в 1960—80-х годах. Вполне понятно желание людей, активно мигрировавших из села, получить достойное образование, высокооплачиваемую работу, комфортное жилье, бытовое и культурное обслуживание, которое мог предоставить только большой город.

Как видим, внутренние, общечеловеческие мотивы, послужившие причиной миграции сельского населения в города в России, и породили неизбежные проблемы, возникающие в процессе адаптации деревенского человека к новым для него условиям мегаполиса. Процесс превращения крестьянина в один из «винтиков» огромного механизма неотвратимо сопровождается как внутренним психологическим конфликтом собственного перерождения, так и социальным — между тем, кому удалось адаптироваться к новому стилю жизни (или, по крайней мере, он считает, что ему это удалось), и тем, кто, по его мнению, остался «за бортом». Яркую иллюстрацию этих конфликтов мы видим в образах и взаимоотношениях главных героев рассказов «Чудик», «Выбираю деревню на жительство».

В 1974 г., беседуя с корреспондентом газеты итальянских коммунистов «Унита», В. Шукшин указывает на социально-нравственные проблемы современной деревни, отраженные в фильме «Калина красная»: «Больше интересует меня история крестьянина. Крестьянина, который вышел из деревни. Ладно, если ты уходишь — то уходи, но не надо терять себя как человека, личность, характер... Когда происходит утрата — происходит гибель человека, нравственная. <...> В деревне, наверно, оставаясь там, где он родился, он был бы, наверно, хороший человек. Но так случилось, что он ушел от корней, ушел от истоков, ушел от матери... И, таким образом, уйдя — предал. Предал! Вольно или невольно, но случилось предательство, за которое он должен бы поплатиться...» [165, с. 232—233].

Таким образом, в большинстве своих рассказов с целью раскрытия внутреннего мира своего деревенского героя В. Шукшин показывает его в обстановке социального конфликта с персонажами чуждого ему мира. Именно противоречия, возникающие при этом столкновении, выявляют высокие нравственные качества деревенского персонажа, утрата которых всё больше прослеживается у жителей современных городов. Нет, В. Шукшин не делит два мира, городской и деревенский, на «плохой» и «хороший», на «черное» и «белое», подобная категоричность писателю не свойственна. Но он убежден, что человек, оторванный от своих корней, теряет частицу души, оставляя ее там, в родном доме, в далеком селе, он растворяется в безликой толпе большого города, теряя ту индивидуальную значимость, которой обладал там, в теплом маленьком мирке родной деревни. Кто-то озлобляется, кто-то просто опускает руки и начинает день за днем «плыть по течению». Даже те, кто, казалось бы, достигают жизненного успеха, не могут полностью отречься от своего деревенского «Я», прошлое всю жизнь будет преследовать их, не давая покоя и заставляя снова и снова задавать вопрос: а правильно ли я живу?!.

Это чувствовал не только В. Шукшин, В том же духе высказался в 1994 г. В. Астафьев: «А народ становится все хуже и подлей, особенно наш — полусельский, полугородской, — межедомок ему имя» [7, с. 355].

Заметно, что судьба деревни вызывает сильное беспокойство у В. Шукшина: «Меня теперь очень и очень беспокоит и волнует судьба современного колхозного крестьянства. Одна часть крестьянства без боли и сожаления уходят из деревни, оставляют землю и пытают судьбу в городе... в большинстве случаев они пополняют армию дремучего мещанства... Вторая часть крестьянства раскорячилась: не знает, как быть. Уехать уехал, а что-то томит, что-то тянет назад в деревню, снится она ночами. Тоскливо. Причем это большая часть. Подтолкнуть бы ее каким-нибудь образом опять в деревню! Но уж они «хватили» города, уже скоро и квартира будет, и санузел, и даже телефон... И третья часть. Самая дорогая и любимая. Осталась в деревне» [37, с. 45].

Итак, исходя из слов самого В. Шукшина, наибольший интерес вызывает рассмотрение социального конфликта представителя второй группы крестьянства, который «одной ногой» уже в городе, но душой никак не может ни принять, ни до конца осознать происходящие перемены. Непреодолимые противоречия, возникающие в сознании такого человека, естественно отражаются на структуре его личности, заставляют буквально «ломать» себя, свой внутренний мир, бороться с самим собой и окружающими, особенно с теми, кто имеет неосторожность напомнить о «себе прежнем». Ярким примером может служить персонаж рассказа «Два письма», сформулировавший проблему в одном вопросе, на который он не может ответить: «Почему деревня частенько снится?».

В. Шукшин сам себя называл «писателем полугорода-полудеревни»: «Так у меня вышло к сорока годам, что я — ни городской до конца, ни деревенской уже, — признавался сам В. Шукшин. — Ужасно неудобное положение. Это даже не между двух стульев, а скорее так: одна нога на берегу, другая в лодке. И не плыть нельзя, и плыть вроде как страшновато. Но в этом положении есть свои «плюсы»...» [75, с. 150]. И его герой, покинувший деревню ради города, — новый тип персонажа XX века, который живет по закону шукшинский метафоры: «одна нога на берегу, другая в лодке», человек, балансирующий на грани между двумя социальными мирами, каждый из которых так до конца и не принял его. Данная ситуация отражена в таких рассказах В. Шукшина, как «Два письма», «Выбираю деревню на жительство», «Как зайка летал на воздушных шариках», «Чудик», «Змеиный яд», «Земляки» и т. д.

Герой рассказа «Два письма» Николай Иванович — зрелый человек, довольно благополучный и успешный. У него есть, казалось бы, всё, что нужно для счастья: высшее образование, семья, ответственная работа, приносящая удовлетворение. Но сельское прошлое не отпускает, ночами снится родная деревня. Вспоминаются серые избы, степь, озерки, как «любилось сидеть на берегу этих маленьких озер, ни о чем не думалось... Только в душу с тишиной вместе вкрадывается беспокойно нежное чувство ко всему на свете» [с. 362]. Ясно, что Николай Иванович катастрофически скучает по тому душевному состоянию, которого он достигал только там, на родине: чувство полного слияния с природой, с родной землей, чувство полной гармонии с собой и миром. В порыве ностальгии он пишет своему другу, вместе с которым когда-то радостно прощались с деревней, чтобы ехать учиться в городской институт, стали инженерами, а вот теперь — «всю жизнь работаем и оглянуться не на что» [с. 308]. В этом письме Николай Иванович высказывает все сомнения и опасения, гложущие его. Мы видим, что с возрастом те ценности, которые были важны для героя в молодости, сейчас потеряли свою значимость. Теперь в душу Николая Ивановича закрадываются сомнения: а правильно ли он живет? Может быть, только там, на родной земле, он снова сможет обрести себя — настоящего? Он предлагает другу во время отпуска вместе съездить в деревню: «А то грех какой-то лежит на душе».

Но наступает новый рабочий день, полный трудовой круговерти, и эта повседневная суета заглушает ночные тревоги и сомнения. Взамен первому письму, обнажающему глубины его души, Николай Иванович пишет другое, диаметрально отличающееся по тональности и смыслу. Оно излучает энергию, жизнерадостность, оптимизм (пусть и несколько наигранные): «У меня все нормально. Кручусь, верчусь... То я голову кому-то мою, то мне — так и идет. Скучать некогда» [с. 310]. О внутренних сомнениях, переживаниях, колебаниях в этом письме нет ни слова. Герой отодвигает самое важное на второй план, сознательно отстраняется от возможности что-то пересмотреть и изменить в своей жизни. А ведь потом этой возможности может уже и не представиться...

Эти два письма — как две стороны человека: внешняя и внутренняя, настоящая и показная. В. Шукшин говорит о том, что человек, как правило, выбирает для себя тот образ, который удобнее, который одобряется общественным мнением. Но согласна ли его собственная душа с таким выбором? Отвечать на этот вопрос писатель предлагает каждому из нас самостоятельно.

Рассказ «Два письма» на первый взгляд находится в противостоянии с другим рассказом В. Шукшина, «Пост скриптум», но в то же время в их героях ощущается нечто общее: оба они в восторге от города и, возможно, в будущем героя «Пост скриптума» ожидает судьба Николая Ивановича. Рассказ выстроен в форме письма, которое пишет домой Михаил Демин, простой русский крестьянин, которому посчастливилось отправиться на отдых в большой город, как можно понять из текста — в Ленинград. Письмо Михаила жене и детям исполнено радостного потрясения и бурного восторга. Герой с буквально детской наивностью и восхищением рассказывает о шикарной гостинице, где их поселили, описывает мельчайшие детали: окно, жалюзи на нем, кровать, туалет... Комфорт городской жизни пленил Михаила, и он уже мечтает о том, что «Вот так бы все время жить, можно бы сто лет прожить, и ни одна хворь тебя бы не коснулась, потому что все продуманно» [с. 598]. Но герой не задумывается о том, что переезд в город разобьет его жизнь на «до» и «после» и, возможно, искалечит морально, превратив в еще одного не находящего себе места искателя лучшей жизни, который после многих лет городского существования будет бесплодно мечтать о возвращении — но, как и множество других, не сможет вернуться.

Советский писатель и литературный критик Владимир Коробов рассказывал: «В интервью журналу «Советский экран» (1968 год) Василий Макарович вполне определенно сказал, что деревня означает для него «не только тоску по лесной и степной благодати, но и по душевной непосредственности». Он не хочет, чтобы считали, будто она, эта душевная непосредственность, открытость, сохранилась в деревне, а в городе ее не сыщешь. Душевная открытость есть в городе, но рядом с землей она просто заметнее. Ведь в деревне весь человек на виду. Вот почему, говорил он, все мои герои живут в деревне» [76, с. 227]. Исходя из этой цитаты, можно прийти к выводу, что покинувший деревню человек так сильно стремится обратно именно для воссоздания в первозданной, чистой деревенской тиши своей душевной гармонии. Но зачастую жизненные обстоятельства складываются так, что не позволяют ему вырваться из круговорота повседневных дел.

Эти герои В. Шукшина являют собой образ человека, вступившего в глубинный конфликт с самим собой, своим «Я» — а этот внутренний конфликт неизбежно приводит к внешнему, социальному, к конфронтации с окружающим миром. В качестве примера проанализируем некоторые другие произведения В. Шукшина.

Герой рассказа «Выбираю деревню на жительство» Николай Григорьевич Кузовников относится к той категории людей, которых В. Шукшин характеризует как маргинальный тип «одна нога на берегу, другая в лодке». Он перебрался в город еще в тридцатых годах, устроился кладовщиком и жил благополучно, потаскивал кое-что со складов и не называл это воровством — в общем, являлся шаблонный типажом, о которых не принято было писать в передовицах газет, но именно такой тип человека превалировал в массе своей в реальной русской жизни в середине XX века.

Однако возникла у него в последние лет пять-шесть одна любопытная особенность — каждую субботу Николай Григорьевич ехал на вокзал, где в курилке собиралось много деревенских мужиков. Там он просиживал по несколько часов в эмоциональных беседах с сельскими жителями. Начинался разговор всегда одинаково: «Хочу деревню подобрать на жительство», рассказывал о себе: мол, сам из деревни, соскучился, хочет на старости лет обзавестись собственным хозяйством... Собеседники с энтузиазмом начинали рекламировать каждый свое село, всячески расхваливая его и людей, который там живут, а заодно поругивая варианты, предлагаемые оппонентами. Кладовщик с удовольствием подогревал эти споры дополнительными вопросами, добросовестно записывая адреса и цены на жилье на бумажку. Как умелый дирижер, он руководил своим «оркестром», изучая возможности каждого «инструмента», чтобы в финале объединить их голоса в одном согласном аккорде всеобщего осуждения городского хамства и грубости.

Финал тоже всегда был одинаков — усталый, но довольный Николай Григорьевич шел домой пешком, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок, неся в кармане адреса, которыми он никогда не воспользуется, и «к концу пути Николай Григорьевич всегда сильно хотел есть» [с. 810]. Именно это замечание автора, похоже, и является ключом к разгадке странного поведения главного героя. Мысли его о деревне, в которую было бы неплохо перебраться к старости, скорее всего, являются попыткой каким-то образом примирить ностальгию по светлой, чистой жизни, которой в понимании Николая Григорьевича является именно деревенская, с той реальностью, в которой он существует сейчас и частью которой давно уже стал сам. Хотя герой сам признается, что ни в какую деревню на самом деле ехать не собирается, но «...не ходить на вокзал он уже не мог теперь — это стало потребностью...» [с. 801]. Автор даже сочувствует своему персонажу, находящему утешение в бессмысленном и заведомо безрезультатном поиске.

По мнению литературных критиков, эти промежуточные герои В. Шукшина не только демонстрируют нам проблемы выходца из деревни, но и проблемы России в целом, а в глобальном плане философские проблемы жизни: «Главные герои Шукшина — «промежуточные». Те, которые от деревни отошли, а к городу не пристали, не вросли в него корнями, — потому-то страдают, скандалят и мучаются. <...> Правда, некоторых «чисто» деревенских при желании можно было объявить как кандидатов в «промежуточные», но все равно — целые циклы шукшинских рассказов оставались при этом «беспризорными», а иные небольшие произведения и их герои ставили даже в тупик: в деревне дело происходит, а не про деревню, персонажи чего-то хотят, чего-то ищут, мучаются, тоскуют, «выступают», а почему, спрашивается, и зачем — они и сами толком не знают» [76, с. 306].

В рассказе «Земляки» городской «старик в шляпе» неожиданно появляется у шалаша деревенского старожила Анисима Квасова. Двое старых, подводящих итог своей жизни мужчин ведут долгую, обстоятельную беседу о детстве, о войне, о своих воспоминаниях, о жизни, о том что у них «душа болит». Городской старик говорит, что он здешний, но Анисиму в это не верится, хотя что-то неуловимо знакомое проскальзывает в словах и интонациях гостя. И только после расставания эти смутные ощущения оформляются в догадку: уж не брат ли это Анисима, Гринька, сгинувший на войне?! Через неделю Анисиму приходит письмо из города с уведомлением о том, что умер его брат Григорий, и Анисим понимает, что действительно разговаривал с братом — и не узнал его... Григорию же было необходимо перед смертью вернуться в родные края, чтобы облегчить душу. Хотя все эти послевоенные годы он прожил в городе, и одежда, и манеры его уже совсем городские, но в конце своей жизни он понимает, что только родная земля и люди, которых он знал когда-то, могут дать ему силы спокойно и с достоинством встретить кончину.

Идея рассказа заключается в том, что для каждого человека однажды наступает момент, когда он — вольно или невольно — возвращается к своим истокам и своему истинному «Я». Характерна разница в мировоззрении двух братьев, один из которых прожил свой век в деревне, а другой сделался городским: Анисим спокойно и философски думает о смерти, которая уже, видимо, не за горами — а Григорий ее боится, потому что городская жизнь, пусть благополучная и налаженная, все же не способна дать ему глубокого душевного покоя.

Герой рассказа «Как зайка летал на воздушных шариках» Егор — мастер-краснодеревщик — уже давно живет в городе. По сути, он «умеет только работать»: вроде бы, и жизнь у него налажена, есть семья — жена и дочь, но именно работа приносит ему подлинное удовлетворение. Такой же преуспевающий городской житель — старший брат Егора, Фёдор. Когда маленькая дочь Фёдора заболевает воспалением легких и Фёдор спрашивает малышку, чем поднять ей настроение, чтобы она скорее поправилась, она вспоминает, как дядя Егор когда-то рассказывал ей сказку про зайку. Родители не знают этой сказки, и Фёдор в отчаянии звонит Егору. Егор, несмотря на возражения жены, срывается с места и летит в другой город к племяннице.

Между братьями происходит долгая, эмоциональная беседа. Егору нравится, что Фёдор выбился в «большие люди». Старший брат в свою очередь говорит, что горожане всегда смотрят на сельских свысока, каких бы успехов те ни добились в жизни: «Просто делаю свое дело, стараюсь хорошо делать. Но нет!.. некоторые будут намекать, что крестьянский выходец не в состоянии охватить разумом перспективу развития страны, что крестьянин всегда будет мыслить своим наделом, пашней... Вот еще как рассуждают» [с. 704]. Такие рассуждения причиняют Фёдору боль. Мы видим, что и в этом случае городское благополучие — внешнее, это скорее декорация, скрывающая душевную неустроенность и разочарованность. Долгий монолог брата наводит Егора на мысль, что такая доверительная беседа с близким человеком «может, больше нужна самому Фёдору, чем девочке». Потом, спохватившись и взяв себя в руки, брат настойчиво заверяет Егора, что у него всё хорошо, но нельзя избавиться от впечатления, что в первую очередь он старается убедить в этом самого себя.

К героям «полугорода-полудеревни» можно отнести и живущего в уральском городе брата «чудика» Дмитрия из рассказа «Чудик». Жена постоянно пилит его, попрекает за то, что не выбился в начальники, что «не ответственный, из деревни», но Дмитрий убежден в том, что «в деревне люди лучше, незаносистые». Но жена не понимает и презирает его. Дмитрий — ещё один пример деревенского выходца в городе, который верит в то, что жизнь в деревне лучше городской, но не может бросить семью и налаженный, хоть и опостылевший, быт. Он устал жить в переполненном городе, но, с другой стороны, не может и бежать отсюда. Дмитрий достаточно давно перебрался в город и, вроде бы, внешне привык к урбанистическому стилю жизни, но внутреннее недовольство постоянно присутствует в его душе.

Л. Емельянов, анализируя рассказы В. Шукшина на тему социального конфликта с городом, приходит к следующему выводу: «Но что самое, быть может, знаменательное, так это то, что, и беспрестанно оглядываясь на свой деревенский мир, и стремясь проследить его судьбы за родной «околицей», В. Шукшин постепенно, исподволь входит в «городскую» тему, нащупывает в ней свои мотивы, свои идеи. Его герои еще подчас и вспоминают о своем деревенском прошлом, вглядываются в него с задумчивой грустью, но оно уже не участвует в их сегодняшней жизни, в тех проблемах, которые возникают перед ними сегодня» [52, с. 113].

Максим Волокитин, герой рассказа «Змеиный яд», уже два года живет в городе, привык, втянулся в новую жизнь. «Все реже и реже думалось о матери последнее время, она перестала сниться ночами» [с. 159]. Но вот мать присылает ему письмо, пишет, что заболела, разбил ревматизм, нужен змеиный яд для лечения. Это письмо пробуждает в Максиме тоску и чувство вины. Два дня он бегает по всем аптекам города, добывает рецепт, ругается с аптекарями и плачет перед врачом — и наконец находит лекарство. Максим, как и многие другие, принадлежит к промежуточным героям В. Шукшина, которые в суете города забывают своих родных в деревне, но требуется всего один толчок, чтобы разбудить их. В жизни практически всех деревенских выходцев рано или поздно наступает момент, когда они начинают задумываться о правильности своего выбора, им начинает сниться родина, близкие, их тянет обратно в деревню — и этот внутренний конфликт с самим собой непременно выливается в конфликт внешний, социальный, в конфликт с городским окружением и самой городской средой.

Исход людей из деревни, растворение их в городском быте, потеря исконных традиций — проблема, остро тревожащая В. Шукшина. «Деревенская жизнь под «высоким напряжением» современного развития, деревенские традиции перед лицом надвигающегося будущего... а что они такое сами — и эта жизнь, и эти традиции? Что в деревенской жизни есть проявление ее собственных, «внутренних» закономерностей развития и что идет от преждевременного проникновения в нее «городских» представлений, «городских» жизненных стереотипов? Какими традициями следует дорожить?» [52, с. 47—48]. В. Шукшин считает необходимым привлечь внимание читателя к постепенному ослаблению деревенских традиций в современном мире и к необходимости их сохранения. Поэтому и возникает новый образ человека «полугорода-полудеревни». Эти персонажи сами не осознают, что забывают важные традиции, и тянутся в шумности и повседневности городской жизни.

Герой рассказа «Срезал» Глеб Капустин является особым персонажем, поведение которого радикально отличается от поведения других персонажей рассмотренных нами произведений. Его тянет к городской жизни, но диаметрально противоположным образом. «Есть у Шукшина и «чудики наоборот», «античудики», наделенные «сдвинутой» психикой, тяготеющие к гаду, творящему зло. Таков Макар Жеребцов из одноименного рассказа. Есть и промежуточные типы вроде Глеба Капустина из великолепного рассказа «Срезал»» [113, с. 447].

В этом произведении В. Шукшин заставляет читателя не забывать о том, что люди могут быть жестоки в своих развлечениях, особенно если напомнить им о том, что они в чем-то, по их мнению, несправедливо обделены. Рассказ «Срезал» нетипичен для В. Шукшина характером расстановки акцентов, полюсов добра и зла. Сюжет его строится на противостоянии «городского интеллигента» и местного спорщика-острослова, подогреваемом односельчанами: «Но многие, мужики особенно, просто ждали, когда Глеб Капустин срежет знатного... Прямо как на спектакль ходили» [с. 529].

Глеб снискал себе недобрую славу человека, который умеет «срезать образованного», засыпая его нелепыми вопросами, отсутствие смысла в которых он умело скрывает красивыми словами, нахватанными из газет или по радио, — словами, смысл которых он сам зачастую плохо понимает. Его позиция: «Не задирайся выше ватерлинии... а то слишком много на себя берут...» [с. 534].

Когда в деревню приехал из города средний сын бабки Агафьи Константин, кандидат филологических наук, «богатый, ученый», Глеб «попер» на него со странными вопросами о первичности духа и материи, о натур-философии, о проблеме шаманизма в отдаленных районах Севера и т. д. И хотя в итоге дискуссии Капустину не удалось загнать гостя в тупик, но выглядел он победителем. Глеб считает себя вправе унижать людей только за то, что те живут в городе, достигли определенного положения, приехали в деревню на такси. Он как будто мстит горожанам за свою несложившуюся жизнь, за однобокое восприятие себя как «типичного демагога и кляузника», за их материальный достаток, а заодно напоминает всем этим городским умникам, что сами-то они тоже когда-то были деревенскими: «А вот когда одни останетесь, подумайте хорошенько... Можно сотни раз писать во всех статьях слово «народ», но знаний от этого не прибавится. Так что когда уж выезжаете в этот самый народ, то будьте немного собранней» [с. 506].

Таким образом, мы приходим к выводу, что своеобразное балансирование на грани между городом и деревней присуще всем покинувшим деревню ради города. Раскрывая сложный образ такого героя, писатель прежде всего описывает их как деревенских жителей, забывших нравственные устои, сельский уклад жизни, отношение человека к родной земле, уважительные отношения между поколениями, — но иногда в глубине души понимающих, что истинно они принадлежат не к городскому обществу, а к миру родной деревни; ими овладевает тоска по прошлому, по родному дому, они ощущают себя потерянными и неприкаянными и жаждут возвращения, но чаще всего в силу разнообразных обстоятельств оно оказывается невозможным.

В. Шукшин считает, что достаточно неудобное положение «одна нога на берегу, другая в лодке» имеет плюсы для него как для писателя, помогает глубже смотреть на жизнь, но это же положение опасно для простых людей: «И не плыть нельзя, и плыть вроде как страшновато. Долго в таком положении пребывать нельзя, я знаю — упадешь. Не падения страшусь (какое падение? откуда?) — очень уж, действительно, неудобно. Но и в этом моем положении есть свои «плюсы». От сравнений всяческих «оттуда — сюда» и «отсюда — туда» невольно приходят мысли не только о «деревне» и о «городе» — о России» [76, с. 228].

Итак, можно сделать вывод о том, что, хотя «промежуточные герои» рассказов В. Шукшина и сталкиваются с множеством проблем в деревне и городе, но их мысли, тревоги, их внутренний душевный конфликт с собственной жизнью и социальный конфликт с окружающим обществом приводит к мысли о человечестве и родине, о смысле жизни, и, таким образом, эти персонажи заставляют самого читателя в свою очередь задумываться об этих вечных и актуальных вопросах.