«Он вам всем еще покажет...»

Людмила Пшеничная, Земеля, уезжая теперь часто и надолго в киноэкспедиции, уйдет из жизни Василия молчаливо и гордо. И в какой-то момент, на бегу, он вдруг почувствует себя смертельно загнанным и одиноким в большом, каменном и бездушном городе, метнется к одному, другому и поймет — это Люська виновата! Оставил верный, надежный, добрый, бескорыстный друг — Земеля. И в Белоруссию полетит телеграмма — крик отчаяния: «СВОЛОЧЬ, ДО КАКИХ ПОР БУДЕШЬ МОЛЧАТЬ?!» Телеграмму Люся воспримет как мольбу о прощении, как знак того, что Васе страшно плохо, так худо, что и близкого, верного ему человека он готов назвать «сволочью», потому что он, этот человек, является виной невероятной его боли, нестерпимой боли души, оказавшейся в безвоздушном пространстве.

Будет шумная вечеринка в номере у Валентины Салтыковой, где отпразднуют Шукшин и Люся Пшеничная примирение и разлуку одновременно, помянут лучших друзей и учителей, и кто-то бросит в лицо Василию пару завистливых упреков, унижающих его достоинство, на что Земеля, преданный, маленький рыцарь Василия, возразит:

— Погодите, он вам всем еще покажет! Вы не знаете, как много Вася может! Вы не знаете, какой это талант! Для многих сегодня просто непостижимый. Позже его оценят. Помяните мое слово, так оно и будет.

Возможности Василия Шукшина девушка оценила еще в том фанерном бараке у Киностудии им. Горького, где он читал ей и Виноградову свои рассказы, наброски сценариев, делился первыми замыслами в кинематографе.

Не узнает Люся, что и Сергей Аполлинарьевич Герасимов, правда, позже, как бы в шутку, произнесет однажды примерно то же самое:

— Мы сами не понимаем, что живем в эпоху Шукшина. Погодите — он еще себя покажет!

И выходило так, что ведущий кинематографист страны С.А. Герасимов и никому почти не известная, молодая женщина, Земеля, Люся Пшеничная, произнесут почти одновременно одну и ту же фразу: он еще себя покажет.

Люся уже видела, как берега Василия и ее медленно и непоправимо отходят друг от друга. Испытывая к Василию и жалость, и почти сестринскую нежность, Люся понимала — большому кораблю должна быть большая вода. И знала, многие женщины, встретившиеся на пути Василия, станут думать, как она: «он не будет никогда мне до конца принадлежать», «я не достойна его», «я его мимолетный каприз». Почти все известно было о Василии Шукшине Люсе, кроме единственного. Но этой тайны Шукшина ни одна из московских подруг и не могла знать.