На правах рекламы:

• Парники и теплицы от А до Я

Чудо воскрешения

И всё-таки даты дисциплинируют. И только ими — такими условными! — рождаются наши земные дела.

Сорок лет прошло с начала тех событий, о которых рассказала я в книге. А душе думалось, что всё — рядом, только руку протяни: и молодость, и надежды, и вера в неизбежные свершения, начертанные по судьбе.

Однако жизнь пролетела, и хромает по дороге совсем рядышком старость, и упований почти ни на что не осталось. Лишь только вера светится слабым огоньком впереди, рождая последние устремления. Вера в то, что все мы встретимся там, за чертой, и всё непременно случится опять, но по-небесному легко, без страданий, и по времени безгранично... Неизбывно всё-таки в нас желание схватить его за руку, ускользающее и ухмыляющееся Время!

Однако даты дисциплинируют. Не будь они придуманы, разве отважилась бы я собрать воедино в душе и в этой книге всё — почти всё, что рождено в моей судьбе неизбывно царствующим в ней Василием Макаровичем. Но на циферблате Вечности роковые сорок. И никуда от этого не деться.

А в тот год, когда неумолимые стрелки приближались к тридцати пяти, я в октябре опять не усидела дома — подняла за собой друзей, и мы снова, в который уж раз, поехали по вологодским местам съёмок «Калины красной».

Но теперь с нами была уже не дешёвая любительская кинокамера, а профессиональная цифровая, дающая, как убеждают, невыразимо прекрасную картинку. Но я-то знала, что едем мы совсем не за этим, не за красочным изображением на экране. И далеко не за тем, чтобы вслед за многими ещё раз зачем-то запечатлеть заросшие быльём точки съёмок знаменитого фильма.

Мы ехали... я ехала тайно от всех в реке Времени вылавливать прошлое. А оно представлялось в облике тех людей, которых я знала и которые видели съёмки «Калины...». Нашими общими усилиями мы непременно должны были сотворить чудо воскрешения.

Но теперь, когда фильм смонтирован, я понимаю, что случилось большее. Не подозревая о том, мы рассказали о сегодняшней России, о её народе, печалях его и нечаянных радостях.

Точнее, рассказывали люди. Сначала улыбались, вспоминая давние съёмки, Шукшина и свою молодость. Потом грустнели, считая прошедшие годы и потери на жизненном пути. Потом темнели лицами от невольного сравнения жизни прошлой и нынешней... Всем так дороги были те ценности, которыми жил народ прежде! И всем хотелось их вернуть.

А рядом незримо стоял, с лютым вниманием слушая наши беседы, Василий Макарович. И задавал иногда свои вопросы. И люди, ничуть не удивляясь, отвечали ему сквозь время.

Когда я снова и снова вижу на экране эти светящиеся неуловимым светом лица, я всем нутром понимаю и принимаю эту шукшинскую «распятость» между кинематографом и литературой. Никакое слово не способно дарить эту желанную и неистребимую иллюзию присутствия в нашей жизни давно ушедшего человека.

Ещё и потому, что возврат этот надуман, фильм мой тоже, как и книга, называется «Калина горькая». Но о том, что в нём, лучше расскажет экран.

А здесь я предлагаю вглядеться в фотографии, которые по ходу нашей поездки делала Анастасия Астафьева.

Неожиданным было узнать, что в деревне Садовой тогда, шесть лет назад, уже намеревались делать музей.

Сегодня он работает и называется «Стоп-кадр», и основная его экспозиция посвящена съёмкам «Калины красной». Да и могло ли быть иначе? Как на Новодевичье, как на Алтай, так и в Садовую народ стал ехать и ехать, когда душа просила прикосновения к Шукшину.

Теперь среди прочих и разных туристических маршрутов России значится и этот. Скорее, не из-за паломничества, а из желания выжить в глубинке, о которой так болела Шукшинская душа.

Радоваться ли? Грустить ли, что и Шукшин — на потоке? Жизнь не спросит, она берёт своё и, даже поломанная, хочет длиться и длиться.

Туристам показывают знаменитую баньку, Мериновское озеро с мостками, «дом Байкаловых», дом Офимьи Быстровой, подвозят к кладбищу, где, среди прочих незнаменитых односельчан, похоронена артистка из народа. Рассказывают, что после смерти Шукшина эта исстрадавшаяся мать до собственной кончины не снимала чёрного платка: она сочла Василия Макаровича своим исчезнувшим сыном и не смогла долго жить после новой утраты...

На кладбище этом, как и на всех повсюду, смиренно и тревожно, «...кресты, как руки деревянные, растопырились и стерегут свою тайну». И над могилкой Офимьи Быстровой стоит Василий Макарович Шукшин, неуклонно думая свою неотступную думу: «...был в этом, в их жизни, какой-то большой смысл? В том именно, как они её прожили. Или не было никакого смысла, а была одна работа, работа... Работали да детей рожали. Видел же я потом других людей... Вовсе не лодырей, нет, но... свою жизнь они понимают иначе. Да сам я её понимаю теперь иначе! Но только когда смотрю на эти холмики, я не знаю: кто из нас прав, кто умнее?»

Или он давно уже получил ответы на все свои вопросы? И только мы, живые, обречены до конца мучиться над тем, что само собой разрешится на небесах?

* * *

От тяжестей земных всегда освобождала людей церковь. С сильной или слабенькой верой и надеждой, но все интуитивно тянулись туда, под своды, где гулко, прохладно и боязненно.

И мы испытали все эти чувства, когда в 2008 году с кинокамерой приблизились к церкви Рождества Богородицы за деревней Садовой. Смешанные думы посетили нас тогда, и каждому мыслящему они понятны.

Остались в памяти поросшие травой и деревьями разрушенные стены, свистящий пронизывающий ветер. Есть вещи в мире не восстановимые — это стало особенно ясно там, в глуши, где стоически доживают свой век немногочисленные русские старики и старухи.

Эта знобящая печаль, думалось, и станет заключительной нотой фильма. И, предполагала я до последнего мига, будет завершающей в этой книге. Но...

Каким наитием я вышла на это, одному Богу известно. Однако я увидела то, что должна была увидеть. И думаю, что создатели простят меня за несанкционированную публикацию нескольких фотографий с сайта Крохино.

Вглядитесь в эти снимки, в эти лица. Никем и ничем не поддержанные, кроме душевного зова, эти светлые наивные люди в июне 2013 года устроили в разрушенной церкви конца восемнадцатого века субботник. И вынесли весь мусор, и расчистили место, чтобы убедиться: фундамент сохранился, и обновлён ному зданию будет на чём стоять.

Не стану проводить пафосные параллели, они на виду. Хотя скептиков и циников в вопросах возрождения духа на родного найдётся предостаточно. Шукшин в таких случаях всегда настораживался: «Сбивают!»

Но стоит ли прислушиваться к тем, у кого «параллельные души»? Не проще ли каждому честно делать своё маленькое дело? Как призывал шукшинский «человек и гражданин Н.Н. Князев»:

«А что было бы, если бы мы, как муравьи, несли максимум государству! Вы только вдумайтесь, никто не ворует, не пьёт, не лодырничает — каждый на своём месте кладёт свой кирпичик в это грандиозное здание...»

Что же касается калины, то она и теперь, как во все века, горчит. Но после увиденных фотографий я с новой уверенностью заявляю: жизнь продолжается! И будет продолжаться. Даже после нас.

2014 год