Второе дно фильма «Из лебяжьего сообщают»

Весь 1960 год Шукшин, кроме прочего, работал над своей дипломной работой. Эта короткометражка первоначально носила название «Хлеб», потом «Посевная», а в конце — «Из Лебяжьего сообщают» (Лебяжье — опять-таки привет родине, так называется поселок неподалеку от Сросток).

Сценарий, начатый еще в январе 1959 года, к февралю 1960-го в основном был готов. На Третьем творческом объединении при киностудии «Мосфильм» с Шукшиным заключили договор. Но работа не начиналась — Шукшин до весны переделывал сценарий в соответствии с пожеланиями. Сначала в образах Байкалова и Ивлева виделась жертвенность. Потом сценарий казался недостаточно кинематографичным. Требовали психологически сложнее обрисовать отношения Ивлева с женой (по сценарию, в разгар посевной Ивлев, второй секретарь райкома партии, узнает, что жена уходит от него). Автора упрекали в том, что его герои живут «скучно и мучительно», просили «найти что-то радостное и светлое», дать материал «бодрее».

В мае Шукшин подготовил третий вариант сценария, в котором наконец «отчетливо ощущается оптимистическое звучание нашей жизни» [Василий Шукшин: жизнь в кино: 42], но теперь конец фильма посчитали «слишком оптимистичным».

20 мая сценарий утвердили, Шукшина приняли на «Мосфильм» ассистентом режиссера третьей категории (так принимали и других дипломников — Тарковский с 16 апреля также ассистент режиссера третьей категории на «Мосфильме»).

Но переделки не кончились. В конце июня управление по производству фильмов Министерства культуры СССР увидело в сценарии «большие недостатки»: внутренняя жизнь хозяйства так неприглядна, а люди настолько «не вызывают ни расположения, ни уважения», что «трудно найти в себе радость по поводу одержанной этими людьми производственной победы. Особенно неприятны в этом смысле так называемые "положительные" герои» [Василий Шукшин: жизнь в кино: 44].

«Сценарий рассказывает нам, по существу, о том, через сколько грязных дел приходится перебраться руководителям района, с каким количеством жуликов и шкурников надо столкнуться честным людям для того, чтобы уборка была благополучно доведена до конца — таков объективный смысл сценария. Вряд ли это является желательным ракурсом для освещения средствами киноискусства избранной автором темы», — говорится в ответе Управления. Работу, однако, не остановили, письмо довели до сведения, студия пообещала учесть критические замечания.

28 июня 1960 года сценарий «Из Лебяжьего сообщают» утвердили. Летом Василий снимал фильм в киноэкспедиции под Волоколамском. Просит мать прислать тексты трех песен (он и потом будет искать дома песни для каждого фильма). Производственный процесс затянулся, в основном, из-за погоды (как у Володи Китайского!). «Нет солнышка, нельзя снимать», — написал Василий матери в августе 1960-го [Шукшин 2009: 8, 220].

Работа над фильмом продолжалась до конца года. И вот он готов, и Шукшин понимает — не вышло! Не то!

В первом кадре — газетная страница с заголовком «Из Лебяжьего сообщают». Под заголовком небольшая, строк на пятьдесят, заметка об окончании уборочной. Закадровый голос говорит: «Всего несколько строк, за которыми стоит большая напряженная жизнь района. Люди, дела их, великое множество всяких дел и вопросов. И каждый день новые, порой самые неожиданные, возникают они перед первым секретарем райкома партии...»

Изнанка уборочной могла быть какой угодно — ураган, ливневые дожди, пожар, нашествие саранчи. Если не стихия, то «поэзия труда» — полевые станы, комбайнеры, которые просыпаются с первым солнцем и ждут, когда высохнет роса, чтобы начать работать. Ночные кадры с шеренгами комбайнов, от которых видны только фары. Ударники и бездельники, молодые и старые, романтики и хапуги — тут много чего можно снять.

Но «дела и вопросы» оказываются совсем другие. К первому секретарю райкома Байкалову сначала приходит жена врача Наумова с жалобой на то, что муж завел любовницу, а потом Байкалов в почте обнаруживает анонимку, из которой следует, что у Наумова связь с женой второго секретаря райкома Ивлева (его и играет Шукшин). Сразу две семейные лодки идут ко дну.

«Нашли время», — сказал бы реальный секретарь райкома, наверняка добавив несколько нецензурных слов. Байкалов вместо этого идет сначала к Наумовым, потом к Ивлеву. А фильм, мы же помним, короткометражный. Как родившийся первым кукушонок выбрасывает из гнезда припоздавших братьев и сестер, так и одна разросшаяся сюжетная линия выдавливает другие из фильма. Об уборочной напоминает только Сеня Громов, персонаж, мечущийся по району в поисках коленчатых валов, но Шукшин с явным трудом втискивает эти эпизоды, а во второй половине и вовсе забывает про Сеню до самых финальных кадров.

Тут надо отметить, что Громова играл Леонид Куравлев — так они с Шукшиным встретились в первый раз. Куравлев говорил: «Сене Громову я навек благодарен за то, что он познакомил меня с Василием Макаровичем Шукшиным».

Катеты и гипотенузы любовных треугольников и правда были тогда объектами пристального внимания партийных органов. Возможно, выводя тему закрытых заседаний на большой экран, Шукшин рассчитывал на эффект неожиданности, новизны, на эпатаж. Но могло быть иначе: находясь в огненном кольце по всем личным фронтам, он не мог думать ни о чем другом.

В августе он написал со съемок матери: «К осени, когда окончу снимать картину, наступит некоторая ясность в жизни. В Москве могут не оставить из-за моих дел с Шумской» [Шукшин 2009: 8, 220]. Сейчас уже не выяснить, в чем именно состояли эти проблемы (предположительно, Шумская писала в ректорат ВГИКа). Так или иначе, но история с женитьбой обходилась ему все дороже.

В фильме он явно проговаривается и выговаривается. Вот Ивлев, получив подтверждение измены жены, зачерпывает из колодца воды, отпивает немного, остальное выплескивает и говорит Байкалову: «Вот она, любовь. Черпанет иной человек целую бадейку, глотнет пару раз, остальное в грязь выливает. — И словно смеясь над собой, добавляет: — Понял, какие слова я заговорил? Скоро грустные стихи писать буду».

Ивлев выгоняет жену и в ночи уезжает в Лебяжье добывать нужные району машины. Возможно, для Шукшина это какая-то форма психотерапии — он хотя бы в фильме все распутал, разрубил свои гордиевы узлы, освободился. Но зрителю это второе дно не видно, а то, что видно, неинтересно, невнятно, пресно, и прокат, к огорчению Шукшина, не покупает фильм.

При сдаче дипломной работы он признает свои ошибки и просчеты: «слишком много проблем заглотал для трех частей», «отступил от сценария, и не всегда удачно». Он понимает горькие уроки. Первый: не фильм для тебя, а ты для фильма. Второй: в фильме, как и в жизни, есть сила обстоятельств. Ты придумал героев, но они живут своей жизнью. Нужна железная хватка, иначе обстоятельства окажутся сильнее, и картина выйдет совсем не о том, о чем предполагалась.

Тем не менее Шукшину ставят отлично. В декабре 1960 года он получает диплом кинорежиссера!

Из пятнадцати оценок у него девять хорошо, четыре отлично и только две удовлетворительно. Один трояк — за диалектический и исторический материализм, другой — за основы марксистско-ленинской эстетики. Забавно, если помнить, что он коммунист и секретарь комсомольского бюро.

Он окончил ВГИК — это радость, но его распределили в Свердловск — это удар. В феврале 1961-го Шукшин отправляет письмо генеральному директору «Мосфильма» (и одновременно — заместителю министра культуры СССР) Владимиру Николаевичу Сурину с просьбой помочь с распределением. Подтекст понятен — Шукшин хочет остаться в Москве. Во фразе «Я благодарен за то, что мне была предоставлена возможность сделать диплом на "Мосфильме"» очевиден намек. Его оставляют на «Мосфильме» все тем же ассистентом режиссера третьей категории, то есть почти никем, на птичьих правах.

В мае он пишет заявление с просьбой принять его в Творческое объединение писателей и киноработников киностудии «Мосфильм», «так как меня привлекает возможность работы над сценариями, посвященными нашей современности» [Шукшин 2009: 8, 305]. Коллектив объединения был «за», но требовалось согласие других инстанций. Директор киностудии Сурин обращается с письмом в Министерство культуры СССР: «Постановка художественного фильма в режиссуре т. Шукшина представляла бы интерес как для объединения, так и для начинающего молодого режиссера». Сурин заверяет министерство, что студия уже готовит для Шукшина сценарий «на актуальную современную тему о коллективе рыболовов Байкала, борющихся за звание бригады коммунистического труда». Еще одно письмо к министру культуры СССР Николаю Данилову было направлено в июле (за подписями Сергея Бондарчука, Ефима Дзигана и других), в нем тоже упоминается сценарий о рыболовах Байкала. Интересно, был ли он на самом деле или его выдумали?

Бригада коммунистического труда на Байкале так и не дождалась своего сценариста — министерство не дало добро на вступление Шукшина в творческое объединение «Мосфильма». Причина — отсутствие прописки. Жилья тоже нет. Василий продолжает скитаться по друзьям. Когда при деньгах, снимает квартиру или комнату.

О Шукшине-квартиранте есть рассказ Юрия Валентиновича Григорьева (у Юрия и Ренты Григорьевых Шукшин жил летом и осенью 1962 года): «Когда приходил в дом, непременно, по сибирской привычке, снимал ботинки и в носках ходил по квартире, что меня всегда поражало, потому что мы, москвичи, никогда не разуваемся. А он вот так, в носочках, потихонечку... У нас была двухкомнатная квартира, и одну комнату мы отдали Васе» [Каплина, Брюхов: 61].