Допрашивая историю («Любавины», «Я пришел дать вам волю»)

Направление и тенденции развития творчества В. Шукшина: аналитичность изображения характеров во времени и в конкретно-исторических обстоятельствах, широта видения и миропонимания, цельность и полнота бытия, запечатленного в найденных формах рассказов и повестей, — естественно вводили писателя в сферы истории, делая обращение к ней художественно необходимым. Писатель раскрывает связь времен в судьбах поколений народа, в отношениях отцов и детей, во взаимодействии личности и народа. Художественный историзм, свойственный мышлению В. Шукшина в его творческой работе, стал важной опорой всей поэтической системы писателя.

В его творчестве мы узнаем важные вехи жизни народа: Великая Октябрьская социалистическая революция, Великая Отечественная война, наша современность, — которые особенно волновали писателя. «Любавины», создававшиеся одновременно с циклом рассказов начала 60-х годов, позволяют понять направление творческих исканий писателя, особенности его художественного мышления. Картины послереволюционной сибирской деревни начала 20-х годов приобретали характер предыстории современности. Пафос утверждения революции, объединяя произведения разных жанров, был созвучен современности. «Любавины» исключали абстрактное восхищение прошлым, какую-либо поэтизацию патриархальных начал. Шукшин, убедительно раскрывая враждебную народу сущность кулачества, показал историческую необходимость революции, ее народность. Роман «Любавины» представляется непосредственным, страстным ответом писателя современности и продолжением его размышлений о великом подвиге народа, свершившего революцию, отстоявшего Родину от нашествия полчищ интервентов и немецкого фашизма. В 60-е годы реализуются творческие замыслы писателя: он создает роман о крестьянстве в первые пореволюционные годы («Любавины») и киносценарий о Степане Разине («Я пришел дать вам волю»).

Работая над «Любавиными», Шукшин овладевал новым материалом, по сути своей историческим, и осваивал форму романа. Киносценарий о Степане Разине развивал уже найденные писателем драматургические принципы, которые ранее реализовывались им в киноповести (например, «Живет такой парень», 1964), сохранявшей все элементы прозы. Киноповесть обретала все большую самостоятельность, утверждаясь в творчестве Шукшина как жанр оригинальный, отвечающий интересам писателя, его стремлению выявить возможности синтезирования прозы с драмой.

Предваряя издание «Любавиных», Шукшин писал в 1965 г. в статье «Отдавая роман на суд читателя...»: «Это — первая большая работа: роман. Я подумал, что, может быть, я, крестьянин по роду, сумею рассказать о жизни советского крестьянства, начав свой рассказ где-то от начала двадцатых годов и — и дальше.

22-й год. Нэп — рискованное, умелое, смелое, ленинское дело. Город — это более или менее известно. А 22-й год — глухая сибирская деревня. Еще живут и властвуют законы, сложившиеся веками. Еще законы, которые принесла и продиктовала новая власть, Советская, не обрели могущества, силы, жестокой справедливости.

Еще недавно был Колчак, еще совсем недавно слова „верховный правитель" звучали царским окриком, была отчаянная, довольно крепкая попытка оставить „все, как было". Но есть — Время, Революция...»¹

Роман «Любавины» утверждает освободительную миссию революции, разумное созидание, которое она несет в деревню. Алтайская деревня Баклань — глухой угол, укрытый от внешнего мира тайгой и горами. Кажется, деревню миновала гражданская война, не затронув, не перепахав жизни. Баклань как будто сохранила свой уклад в первозданном виде.

Живут в деревне легенды о нечистой силе, разных знамениях и предсказаниях; подлинные истории и семейные хроники переплетаются с ними. По-прежнему сильны в деревне богатеи, в особенности Любавины, которых боится председатель сельсовета, стараясь угодить им, по старой привычке почитая их власть, хорошо зная злобную мстительность и беспощадность старика Любавина и его сыновей. Все так же бьется за кусок хлеба многодетный плотник Попов, приехавший из голодной России в сибирскую деревню лет двадцать назад. Есть в деревне и свой конокрад — Гринька Малюгин, «отпетая голова», бунтарь, анархист, искатель приключений. В новое время, правда, он «колупает мужичков побогаче», в озорстве и преступлениях растрачивая энергию, ум, хитрость. Но когда попался Минька, расправу чинили над ним по древнему обычаю: водили с хомутом на шее и замком в зубах по деревне и каждый, кто хотел, бил Гриньку конским бичом. Прекратили истязание приехавшие из города по заданию ГПУ Родионовы. Так впервые решительно был осуществлен закон молодой республики.

Сдвиги в жизни деревни происходили. Старый Михей удалился из деревни в охотничью избушку, в тайгу, заболев от святотатства: сбросили крест с колокольни. А сделал это Яков Горячий. Он «разучил "Интернационал" и каждое утро исполнял его, стоя в переднем углу по стойке "смирно". На словах: "Никто не даст нам избавленья, ни бог, ни царь..." — Яша весь подбирался и пел так громко, что у соседей было слышно. В ближайших домах крестились. Жена уходила... <...> Яша кончал петь, трижды плевал в красный угол, где раньше висели иконы, и говорил: — Вот тебе в седую бороду, вот тебе, вот, козел. Набожный Степан (тесть. — В.А.), чуть не плача, говорил: — Чтоб тебе провалиться, окаянному! Дождесся ты все-таки, будут тебя, отступника, на угольях жарить... — Хватит, — спокойно говорил Яша. — Меня триста лет в темноте держали. Насчет углей — не пужай. Я не из робкого десятка».

Партийное руководство центра направляет в деревню старого учителя Родионова, коммуниста, и его племянника Кузьму, чтобы они организовали строительство советской школы, вели воспитательную работу среди крестьян. Новая власть облагает кулаков налогами и хлебопоставками.

Писатель отмечает духовные перемены в складе характеров деревенских жителей. С симпатией рисует автор кузнеца Федю Байкалова, человека прямого, честного, смелого, доброго (это в какой-то мере идеальный характер), не связанного собственническими интересами. Федор — участник гражданской войны, у него безошибочное чутье на врага, развито чувство правды, за которую он готов постоять. Федя Байкалов хорошо знает деревенскую жизнь, он опора новой власти, как и Яша Горячий, стойко помогавший Кузьме Родионову выслеживать банду, погибший от пули Егора Любавина. Перемены, таким образом, коснулись существа отношений в деревне: выдвинулись те слои ее, которые принадлежали к безгласным, постоянно подвергались унижению; укреплялось доверие к новой власти.

Но писатель воссоздает жизнь деревни начала нэпа. Переломный период в жизни советской деревни, избираемый Шукшиным, насыщен событиями и переменами, напряженной борьбой старых и новых сил. С точки зрения бывшего лавочника Игнатия Любавина, «жизнь вроде бы поворачивала на старый лад». Игнатий Любавин дает приют банде, прячет сыновей Емельяна Любавина от правосудия, имеет какие-то связи в городе. Теперь он раздумывает, не открыть ли снова свою торговлю. В прямом конфликте с новой властью и новыми порядками оказались не только бандиты Закревского, одичавшие от безобразного пьянства и преступлений, но и Любавины, противодействующие всему новому. Банда Закревского, пасечники, Игнатий Любавин — их тылы. Хлеб, богатство, торговля — их корни.

В те времена возможны были различные варианты данной конфликтной ситуации (кулацкая деревня и Советская власть): раскол в семье, борьба детей и отцов за дело революции, признание закономерности революционных завоеваний. В «Любавиных» преимущественно традиционный конфликт собственников-кулаков с Советской властью варьирует те, которые исследовались литературой 20-х годов («Виринея» Л. Сейфуллиной, «Донские рассказы» М. Шолохова, «Барсуки» Л. Леонова и др.).

Но роману В. Шукшина присуща новизна интерпретации характеров буржуазно-кулацкой верхушки деревни начала нэпа. Взгляд из современности предопределил эту новизну, создав перспективу исторического времени. Любавины показаны не в острый период гражданской войны, когда противоречия обнажены и действующие лица выступают главным образом в качестве враждебных, воюющих сил, а в мирный период, когда Советская власть уже победила и утверждаются новые отношения и формы жизни. Складывавшаяся в годы нэпа ситуация, конечно, многозначнее той, которая разрешалась войной. Сложность ее — в неизведанной глубине, испытательном характере, своеобразии исхода, не всегда предсказуемого.

Любавины обросли богатством и «поднялись» еще до революции, которая их чудом миновала, не поколебав устойчивого положения, не изменив «практики», не испугав. Их положение и их состояние обусловлено не столько землепользованием и трудом на земле, сколько расширением способов и форм обогащения за счет извлечения доходов из других источников. И это существенно: писатель исследует природу собственности и характеры хозяев, для которых земля и труд на земле перестают быть главным источником дохода. Сводный брат Любавина Игнатий давно промышляет торговлей (братья ненавидят друг друга, поскольку пути их сталкиваются). Емельян Любавин умеет все «прибрать» к своим рукам. Для него образец — покойный дядя Иван Ермолаич: «...у него золотишко не переводилось. Лихой был, царство небесное. Сгинул где-то в тайге». Никого не стесняясь, ничего не опасаясь, посылает Емельян сына Кондрата ограбить почту — «поискать денюжки»: «Тут бы те сразу: и жеребец, и по избе нашим оболтусам». Старый Любавин верит только в физическую силу и в богатство, умножающее эту силу. Для него не существует нравственных понятий. Сам он давно освободился от терзаний совести, религиозных запретов, привычно нарушает закон, а преступление для него — реализация права сильного и богатого. В моменты слабости и неудач приходит ему вдруг в голову мысль о смерти. И тогда старик заинтересованно спрашивает: куда человека поведут «ангела» — в ад или в рай? И сам себе спокойно разъясняет: «...Гниют они, конечно, но лежат-то они там! Кого же в рай-то ведут? Я тут не понимаю». Не верит старик Любавин и в существование души: «...A как это — душу?.. Как ее в смоле можно варить? Или говорят: "Будешь на том свете языком горячую сковородку лизать". А у души язык, што ли, есть?» Практически мыслящий, Емельян Любавин давно уже отрицает все, что могло как-то помешать его делу — обогащению, стяжательству.

Социально-психологический тип этот — любавинский — порождение эпохи кануна революции. В нем угадываются черты персонажей А.Н. Островского, например Дикого, но Любавин более страшен своей звероватостью, убежденной безнравственностью. В этом смысле развитие Любавина в буржуа означает не только попрание трудовых, нравственных по сути своей традиций, понятий (Любавины исключили себя из общих процессов труда на земле), но и превращение его в существо глубоко враждебное трудовой крестьянской массе. В этом суть непримиримой борьбы Советской власти с Любавиными.

Борьбу с новой властью Любавины ведут теми средствами, которые отвечают уровню их мышления. Цель ее — беспощадное уничтожение противников, с жестокостью, не знающей никаких запретов. В войне Любавиных с новой властью проявляются характеры каждого. Хищная, мстительная натура Макара Любавина ищет приложения своим недобрым силам в реализации коварных замыслов: «Им, Егорушка, надо ноги на шее завязывать, этим властям всяким». Он уходит в банду Закревского, не столько спасаясь от гнева отца, сколько по внутреннему тяготению к преступлению и вольной жизни»; ищет любого повода, чтобы убивать, совершенно глух к голосу совести, лишен привязанности к дому, земле, не говоря о родине. Более сложен характер Егора Любавина, в котором переплелось родовое с неразвитыми, слабыми попытками понять жизнь и найти в ней свой путь. Егор душевно груб, не умеет думать, поступает всегда под воздействием разрушительных, стихийных порывов. Так он убил Закревского, Яшу Горячего, Марью. Автору хотелось уловить в Егоре пробуждение совести. В тот момент, когда Егор остается в тайге один, чтобы решиться, наконец, выбрать свою дорогу, он испытывает «небывалую, острую тоску по людям...». «"А может, вернуться?" — мелькнуло в голове. <...> И сразу вставали в глазах: Федя, Кузьма, Яша Горячий, Пронька, Сергей Федорович, Марья, сын Ванька...

Он почти физически, кожей ощутил на себе их проклятие. <...> Гнали они его от себя — все дальше и дальше...»

Революция обнажила враждебность Любавиных крестьянству, их разрыв с трудовыми традициями. Зло Любавиных заключено в их жизненной практике и порожденной ею жестокой анархической силе. На этом этапе, в начале 20-х годов, история Любавиных завершилась справедливым возмездием.

Смелые решения и несомненные удачи писателя соседствуют в романе с недостатками, вполне объяснимыми исканиями Шукшина в сфере новой формы: роман насыщен социально-политическими и семейно-бытовыми событиями, собранными в такой прочный узел, что его развязать уже невозможно. Оставалось только разрубить. Сюжетная основа напряжена до предела. Автор реализует прежде всего драматургические возможности событийности.

Тем не менее повествовательное начало выражено: рассказ автора переходит в характеристики действующих лиц в формах предварения, вывода-концовки, т. е. эпических. Авторский голос в «Любавиных» отчетлив: его мнения, точка зрения совершенно определенны, его интонации разнообразны. Достаточно вспомнить начало романа: «Любавиных в деревне не любили. За гордость. Жили Любавины, как в крепости: огромный крестовый дом под железной крышей, вокруг дома — заплот из вершковых плах. В ограде днем и ночью гремят проволокой два волкодава с красными, злыми глазами». «Старик Емельян Спиридоныч — огромный и угловатый, как коряга. Весь зарос волосами. Волосы растут у него даже в ушах. Скуластое, грубой ковки лицо не выражает ничего, кроме презрения. Уважал Емельян в человеке только силу. Хозяйство за жизнь сколотил крепкое, гордился этим и учил сынов жить так же». Старший сын Любавина — Кондрат. «Медлительный, лобастый, с длинными руками. Больше смотрел вниз. А если взглядывал на кого, то исподлобья, недоверчиво. Людям становилось не по себе от такого взгляда <...> На все смотрел, как и отец, презрительно. Не выносил, когда при нем много разговаривали». Второй сын — Ефим. «Этот помягче был. Умел разговаривать с людьми, иногда улыбался. <...> Был он мужик хитрый. Сам про себя знал: не оплошает в трудную минуту, найдет выход». Третий — Макар. «Самый "суетливый" из всех Любавиных. <...> Лицо красивое и злое. В глазах его постоянно таился ядовитый смешок. Любил подраться. Обиды никому не прощал, не спал ночами... <...> выдумывал один за другим коварные мстительные планы <...> Парни боялись его... Самый младший из братьев — Егор. <...> Было в его лице что-то до боли привлекательное: что-то сильное, зверское, и мягкое, поразительно нежное — вместе. Но он почти ни с кем не разговаривал и улыбался редко, неохотно...»

Начало «Любавиных» — типичный пример шукшинской драматизации прозы. Точность, конкретность рисунка действующих лиц, интонационное богатство, энергия ритма, характерологичность противостоят развернутости романного повествования. Шукшин действительно пишет пролог к драме, сохраняя при этом эпическую интонацию, объективный взгляд автора, которому известен финал истории. В развитии действия писатель находит все более конкретные и органичные средства драматизации прозы: картины природы предельно лаконичны, приурочены ко времени года, пластичны, зрительно выразительны; бытовые сцены, детали, приметы новой жизни отбираются в соответствии с установкой на зрительное восприятие предметного изображения. Формы психологизма очень экономны: портрет, речь, акцентирование особенности характера, сложившейся до начала событий. Сущность характера каждого из Любавиным раскрывается средствами драматургии. Финал романа логичен и убедителен. В «Любавиных» писатель успешно решил новые творческие задачи.

Киносценарий «Я пришел дать вам волю» в основном был завершен к 1967 г. Предполагалась его экранизация. Но Шукшин не оставлял работы над материалами о разинском восстании, размышляя о более широком произведении прозаического жанра, возможности аналитического изображения которого отвечали желанию автора полнее и убедительнее реализовать свои замыслы. Киносценарий «Я пришел дать вам волю» был опубликован в 1968 г.², роман — в 1971 г. («Сибирские огни»).

Шукшин рассказывал в 1967 г.: «Меня давно привлекал образ русского национального героя Степана Разина, овеянного народными легендами и преданиями. Последнее время я отдал немало сил и труда знакомству с архивными документами, посвященными восстанию Разина³, причинам его поражения, страницам сложной и во многом противоречивой жизни Степана. Я поставил перед собой задачу: воссоздать образ Разина таким, каким он был на самом деле, <...> Каким я вижу Разина на экране? По сохранившимся документам и отзывам свидетелей представляю его умным и одаренным — недаром он был послом Войска Донского. Вместе с тем поражают противоречия в его характере. Действительно, когда восстание было на самом подъеме, Разин внезапно оставил свое войско и уехал на Дон — поднимать казаков. Чем было вызвано такое решение? На мой взгляд, трагедия Разина заключалась в том, что у него не было твердой веры в силы восставших.

<...> События эти сами подсказывают и определяют жанр фильма — трагедия. Но трагедия, где главный герой ее не опрокинут нравственно, не раздавлен, что есть и историческая правда. В народной памяти Разин — заступник обиженных и обездоленных, фигура яростная и прекрасная — с этим бессмысленно и безнадежно спорить. Хотелось бы только изгнать из фильма хрестоматийную слащавость и показать Разина в противоречии, в смятении, ему свойственных, не обойти, например, молчанием или уловкой его главной трагической ошибки — что он не поверил мужикам, не понял, что это сила, которую ему и следовало бы возглавить и повести. Разин — человек своего времени, казак, преданный идеалам казачества, — это обусловило и подготовило его поражение; кроме того, не следует, очевидно, в наше время «сочинять» ему политическую программу, которая в его время была чрезвычайно проста: казачий уклад жизни на Руси, Но стремление к воле, ненависть к постылому боярству — этим всколыхнул он мужицкие тысячи, и этого у Разина не отнять: это вождь, таким следует его показать. Память народа разборчива и безошибочна.

<...> Главную заботу я бы проявил в раскрытии характера самого Разина — темперамент, свободолюбие, безудержная, почти болезненная ненависть к тем, кто способен обидеть беззащитного...»⁴.

Таким образом, к началу 1967 г. основная работа над киносценарием была завершена: сложилась концепция характера предводителя крестьянского восстания как человека своего времени, с присущими человеческой индивидуальности историческими особенностями. В процессе работы над киносценарием обнаружились трудности овладения сложнейшим содержанием, которое не укладывалось в предложенную форму. Средства драматургического лаконизма сковывали автора, замыслам которого в большей степени отвечало романное повествование с его достоверностью, аналитичностью, психологизмом. Именно — эпическая форма.

Роман «Я пришел дать вам волю» уводил читателя (а по замыслу и зрителя) в эпоху, отдаленную от современности тремя столетиями, но созвучную ей своими бурными событиями, масштабами народного движения, свободолюбием, мощными характерами. Глубокое изучение исторических материалов, размышления над ними, художническая проницательность воодушевляли писателя на творческий поиск новых решений и обоснование самостоятельных интерпретаций событий, реальных характеров.

В. Фомин пишет: «...Хотя Шукшин повествует о реальном герое истории, хотя он и стремится опереться на сохранившиеся документальные источники, нигде не подминая „историческое" в угоду „современному", его роман ни по форме, ни по содержанию не может быть отнесен к тому ряду произведений, что принято относить к жанру исторического романа <...> Атмосфера, расстановка сил, исторический антураж, подробности военных сражений, среда — все это дано бегло, вскользь. „Крупный план" — личность героя, его характер — решительно преобладает над всем. И это не ошибка Шукшина, а сознательно и последовательно проведенный принцип»⁵.

Обратимся к Шукшину: «Разин... Почему я так привязался к этой фигуре? В Разине я вижу средоточие национальных особенностей русского народа, вместившихся в одну фигуру, в одну душу. Я долго терзался и горевал, когда сорвалась постановка картины о нем. Но я продолжил работу. И на многое в этом человеке, его судьбе смотрю теперь несколько иначе. Раньше меня больше привлекала удаль, порыв его к воле. Это и сейчас остается. Это неотъемлемое качество самой его натуры. Но обратил внимание и на другие вещи, которые неизбежно заставляют задуматься поглубже...»⁶

Как видим, в процессе работы над романом о Степане Разине сложные вопросы не отступали, заставляя писателя вновь и вновь возвращаться к фигуре народного героя и его времени. Мысль автора, обращенная к судьбе народной, к судьбе нации и Руси, обретала размах и широту.

В киноромане «Я пришел дать вам волю» духу и стилю кино отвечают зрелищность, красочность, пластичность пространственного изображения событий, преобладание большого плана. В киносценарии эти картины отсутствовали. В романное пространство вместилось огромное историческое содержание: сцены на Волге и на Дону, война с царскими боярами, воеводами, стрельцами, динамика народных масс, изображенных повествовательными средствами, которые, однако, сопоставимы с драматургией современного кино. Это редкий случай совпадения эпического изображения и большого плана кино, их функциональной роли — конкретно-исторической, художественно-изобразительной, зрелищной. В. Шукшин раскрыл новые возможности слова в романном повествовании, достигая полного слияния исторической масштабности с художественной. Раздумья писателя о земле, родине, судьбе народа становятся поэтической канвой содержания. Крестьянское восстание и разинское движение соотносятся с будущим России. По-новому, необычно выявляется автором отношение участников событий к родине — это чувство еще безотчетное, до конца не осознаваемое самими мятежниками как социально новое, в нем узнается привязанность к отчему дому, всему родному и привычному, в особенности сильно выраженная у Степана Разина.

Новое социально-нравственное чувство рождается из первоначальных, смутных пока восприятий и впечатлений, когда перед восставшими открывается земля в нескончаемых просторах степи, пашни, сверкающей глади реки, уходящих к горизонту лесов. Цель разинского движения: дать волю городкам, весям, разноплеменному и многоязычному люду, живущему вдоль Дона, Волги, покарать бояр, утвердить справедливость.

С образом Степана Разина в повествование входит тема неуемных страстей, жажды свободы и независимости. Ушкуйник, казак, повидавший мир, поражает астраханских воевод своей дерзостью, но больше всего он страшит неведомыми замыслами царя и войскового атамана Корнея Яковлева.

Степан Разин — душа вольницы. На стороне Разина право решить судьбу лиходеев, дать волю донским казакам, самарским, вятским, московским, новгородским, воронежским мужикам, беглым, голи, установить новую власть в волжских городах — Царицыне, Астрахани, Самаре, Камышине, погибавших в огне и восстававших из пепла... В войне за волю скрестились насмерть разинские рати с царскими воеводами: «Мститесь теперь над вашими лиходеями! Они хуже татар и турка!.. Я пришел дать вам волю!» В покоренной Астрахани под колокольный звон Степан Разин пустился в пляс на площади: «...что-то вызывающе-дикое, нагое: так выламываются из круга и плюют на все. <...> Видно, жила в крови этих людей, горела языческая искорка — то был, конечно, праздник...» Разинское воинство не знает запретов, охваченное жаждой мщения и свободы, которые отвечали извечным чаяниям крестьян Руси и посадских людей, пробудив подспудную веру в собственные силы, ощущение своей правоты и независимости. Смешанные чувства, самые разнородные стихии, владевшие тысячами людей, воплощены в массовых сценах романа.

Под Самарой гульба приняла вселенский размах: «...Гулял весь огромный лагерь. Жарились на кострах целые бараны и молодые телята-одногодки. <...> Хотели немного, а разошлись на всю матушку, раскачали опять теплые воздухи, загудели.

Степан... сидел возле своего шатра, близко у воды, расхлыстанный, тяжелый, опасный, пел негромко... <...>

Ох, матушка, не могу,
Родимая, не могу...»

В буйную песню вплетаются причитания старухи-кликуши, предсказывающей Степану «беду лютую»: «...Надел-то ты да все черное...»

В тех исторических условиях народной жизни, в том духовном состоянии народа воля манила, кружила голову, выплескиваясь праздничным весельем, разрушительным валом. Но в том была своя закономерность и логика. Люди не могли забыть, как тишайший Алексей Михайлович недавно расправился с бунтовщиками: сотни были четвертованы, повешены, а мальчикам от 12 до 14 лет отрезали ухо, чтобы помнили этот день на всю жизнь и чтобы видны были эти зловещие приметы всем. Восставшие дали выход своим чувствам, беспощадно карая бояр и лихоимцев. Новые разинские «воеводы» самоуправствовали хуже бояр. И это понимал Степан.

Картины, образующие пространственную «раму» повествования, исполнены динамики, психологизма. Каждая отдельная фигура освещается событием, в конечном итоге — Историей. В малом, которое представлено в бесконечном разнообразии типов, лиц, характеров, действий, речений, неизменно просматривается масштабное. Взаимодействие этих планов — важнейший композиционный и монтажный принцип — здесь, в романе, также необходим. Характерны, например, сцены казачьего круга, открывающего действие, или переговоры Степана с астраханским воеводой Иваном Прозоровским, сражений, в четкой композиции которых вырисовывается каждая фигура, в особенности Разина. Выразительное, внушительное, неповторимое подчеркнуто в облике, походке, жесте, голосе Степана как проявление его темперамента, который угадан и распознан автором.

Вот Степан, внутренне уже принявший дерзкое решение поломать заведенный порядок, жизнь всю переломить, собрать целое войско и навязать волю царю. Он еще молчалив, скрытен. «Степан поднялся, глядя перед собой, пошел в круг. Шел тяжеловатой крепкой походкой. Ноги — чуть враскорячку. Шаг неподатливый. Но, видно, стоек мужик на земле, не сразу сшибешь. Еще в облике атамана — надменность, не пустая надменность, не смешная, а разящая той же тяжелой силой, коей напитана вся его фигура» — таково первое представление автором героя читателю и зрителю.

Психологический анализ широко и многообразно претворяется в романе: в драматизированных формах пейзажа и массовых сцен, в последовательности авторского изображения внутренних состояний Степана Разина, в объяснении мотивов его поступков, в рисунке диалектики души, драматических срывов настроений и чувствований атамана. Прямая и косвенная речь особенно динамична и весома, она становится средством самоанализа в моменты высокого драматического напряжения, когда герой оказывается перед выбором решения или действия. Присутствует и внешний план изображения — «со стороны», когда состояние и поступок Степана Разина показаны через восприятие других действующих лиц, чаще всего преданных ему казаков или Матвея Иванова. Эпический параллелизм в этом романе — важнейшее средство выявления психологических состояний массы и главного героя. Огромный простор прекрасной земли в летнем и осеннем уборе, сопутствующий выступлению мятежного войска Степана Разина в начале повествования, затем резко меняет свой облик, масштабность, утрачивает красоту. Все мрачнее становится мир, окружающий Степана: давит неотвратимостью царской расправы, сжимаясь все беспощаднее, не оставляя ни надежд, ни света. Степан Разин в поединке с врагами выдерживает все уготованные ему немыслимые муки, дух его побеждает силу, коварство и злобу царских палачей, как будто разрывая трагически страшный круг и уходя в будущее, в вечность.

Три коренные проблемы решаются в романе: судьба России, судьба народного восстания, личность и трагедия Степана Разина. Вопрос о судьбе Руси и всего народа был продиктован историческими обстоятельствами: сверху насаждался абсолютизм — хитростью, терпением, огнем и мечом, жестокостью, вероломством; снизу Степан Разин, поддержанный массами народа, колебал, разрушал опоры царской неограниченной власти. Автор рисует характер очень сложный и противоречивый. Он наделяет своего героя сильными страстями и переживаниями. В Степане Разине угадываются черты его современника протопопа Аввакума: та же неистовость, жажда правды, готовность жизнь положить ради заветного дела. Сын времени, Степан Разин опережает его своим духовным строем, радикальными взглядами: свободомыслием, отрицанием существующего миропорядка во имя идеалов свободы и смелых преобразований всего уклада жизни. Разин поднимает руку на царя и церковь.

Творческая интуиция писателя, его проницательность, тонкое ощущение времени предопределили решение проблемы исторического характера. Несомненно стремление Шукшина преодолеть традиционные представления, устойчивые легенды, в которых отложились черты идеализации народного героя. В изображении Шукшина — только реалистическом — характер выписывается как трудный, болезненно ранимый, не признающий запретов и ограничений, пугающий правых и виноватых, обиженных и обидчиков.

«Страшный взгляд, страшный... И страшен он всякому врагу, и всякому человеку, кто нечаянно наткнется на него в неурочный час... простотой страшен своей, стылостью. <...> Такие есть глаза у людей: в какую-то решающую минуту они сулят смерть, ничего больше. И ясно также... глаза эти не сморгнут, не потеплеют от страха и ужаса, они будут так же смотреть и так же и примут смерть — прямо и просто».

Психологический анализ призван обнажить противоречия характера (Шукшин создает характер отнюдь не поэтический!), борьбу в нем самых разных начал: разума и прихотей, великих замыслов и беспомощности, упрямства и отчаяния. Будет атаман просить «срубить его», бросить в Волгу: «...Не могу больше: грех замучает.

Змеи сосать будут — не помру». Так Емельян Пугачев у Есенина «падает под душой», Григорий Мелехов требует «предать его смерти»... Характеры в чем-то родственные. Психологический рисунок обнажает болезнь духа: пробуждение совести, сознание греховности дела и своей вины — которая, возможно, объясняет загадочные припадки атамана.

Степан Разин поражает мощью своих страстей, размахом замыслов, неустанной работой мысли и даже склонностью к рефлексии. Рисуя характер, подобный шекспировскому, Шукшин не только вводит нас в атмосферу широкой, грозной, «истребительной» крестьянской войны XVII в., но и представляет «век минувший» в его духовном содержании: в романе раскрывается роль и влияние на события личностей, идущих наперекор абсолютизму.

Степан Разин как исторический характер изображен в момент высшего подъема национального самосознания, которое проявлялось в формах крестьянского и религиозного движений, направленных против абсолютизма. Через десять лет после казни Степана Разина был сожжен протопоп Аввакум, четверть века спустя Петр Первый начал свою реформистскую деятельность, а позже объявил себя императором. «Но бородатую, разопревшую в бане лесовую Русь покачнул все-таки Алексей Михайлович, а свалил ее, кажется, Стенька Разин и потом, совсем — Петр Великий», — пишет В. Шукшин, имея в виду боярство. Так была решена судьба России.

Влияние мятежной Руси Степана Разина и Аввакума было сильным, глубоким, оно отразилось во всем содержании духовной жизни народа. Призыв к защите обездоленных и обиженных, ненависть к несправедливой власти, сила правдоискательства, открытое слово, обращенное непосредственно к простому люду, ненависть к церкви — все это, отзываясь в сердцах многих поколений, стало достоянием народного духа. Через сто лет грянуло пугачевское восстание, подтвердив еще раз духовную силу разинских идей.

Не менее важным было для Шукшина исследование исторического характера крестьянского движения и причин его поражения. Шукшин «допрашивал» восставших мужиков, казаков, «самого вожа», чтобы найти ответы на вопросы, которые его волновали. Атаман, с горечью признавая свои ошибки, собственную вину, бессилие перед событиями, судит себя и своих сподвижников: «Он видел, он догадывался: дело, которое он взгромоздил на крови, часто невинной... рушится. Рассыпается прахом. Ничего прочного за спиной. <...> В Царицыне... Прон Шумливый самоуправствует хуже боярина. На Дону... ненадежно. Плохо. <...> чуткое сердце атамана слышало сбой и смятение».

Под Симбирском Степан предал мужиков, спасая свои струги и казаков. Плоты с виселицами нагоняли бегущего атамана, растравляя еще больше его больную совесть. «Вся Русь тут», — говорит Степану Матвей Иванов. Нижневолжские города закрывались, не принимая разбитого атамана. Оставался Дон. Степан «прямиком пошел к гибели». Донские сцены: возвращение Разина, переговоры с войсковым атаманом, роковое участие Алены, жены Степана, в событиях, трагический исход для героя поединка — очень весомы в концепции характера Разина.

Почему Степан, раненый, покинутый почти всеми казаками, возвращается все-таки на Дон вопреки советам Матвея Иванова? «...Пошто так легко попался?.. Знал же: конец там тебе, зачем же лез?» — спрашивает его бывший друг Фрол Минаев. Конечно, трезвому, расчетливому Фролу не понять неукротимости, бесстрашия Степана, готового начать все заново, чтобы исправить «спотычки», как он говорит. Но за этим порывом неуемной натуры все-таки угадываются затаенное отчаяние, беспомощность, одиночество знаменитого атамана, растерявшего боевых сподвижников, лишенного опоры в казачьей и крестьянской среде.

Пути атамана и восставшего крестьянства разошлись, связи распались, обнажились различия целей — в критический и самый опасный момент восстания. При общности трагического исхода движения, потопленного в крови, все-таки вырисовываются две трагедии: Степана Разина и народа, крестьянства. В характере и судьбе Степана Разина, гулевого атамана, «вожа», мстителя, отразилось масштабно, ярко состояние тогдашней Руси: противоречия, кризис и трагедийность бытия.

Натура мощная, необычайно отзывчивая, Степан «слышал» все колебания реальности, волнами сбегавшие к нему, отвечая действительности гневом, памятью, жестокостью, «властной мощной силой», готовностью заступиться за всех и вся («падкий и слабый до жалости», — думал о нем Фрол Минаев), когда вскипало сердце ненавистью при виде царских слуг или «гумаги»... Мысль о войне с боярами нахлынула внезапно, поразив самого атамана и его «товарищи» замахом: «Гадов повывесть на Руси, все ихные гумаги подрать, приказы погромить — люди отдохнут». Однако прежде других Степану открылась зловещая истина, когда он распознал своего настоящего врага — государство как новую, стремительно растущую силу. Испытывая муки сомнений, грозные предчувствия, Степан приходит к мысли о неизбежности краха своей войны, затеянной против целого государства. В трагедии Разина воплотилась духовная драма народа, неразрешимые противоречия сознания и характера, комплекс вины человека, несущего ответственность за свои действия и за весь народ, постигающего безысходность создавшегося положения («...Заведу как в темный лес... <...> А как польется потом кровушка, как взвоют да как кинутся жалеть... И все потом на одну голову, на мою...»).

Трагедия народа раскрыта не столь многогранно, как трагедия Разина, но рассмотрена в существенно важных чертах. Русь народная — мужичья, посадская — оказалась на главном направлении ударной силы государства, идущей сверху, все более ожесточавшейся в стремлении к абсолютизму («...взросла на русской земле некая большая темная сила... нечто более зловещее, не царь даже...»). Народ, выбирая путь, стихийно сопротивляясь этой силе, противодействуя ей, пришел к Разину как участник его войны. Характер народа раскрывается в своей сути — как вольнолюбивый, героический, мятежный, готовый к празднику и смерти. Крестьянская Русь искала защиты у Разина, свято поверив в него, пошла за ним. Познав крушение надежд и гибель дела, она продолжала верить: «Слава Разина бежала впереди него. В нем и любили ту захороненную надежду свою на счастье, на светлое воскресение; надежду эту не могут, оказывается, вовсе убить ни самые изощренные, ни самые что ни на есть тупые владыки этого мира. Народ сам избирает себе кумира — чтобы любить, а не бояться».

Поражение народа по своим масштабам, конечно, не сопоставимо с трагедией отдельной личности, пусть великой. Разинская судьба — лишь часть народной. Народ, познав свой опыт, продолжал жить — надеяться и бороться. В историческом бытии народа заключены возможности преодоления ошибок, заблуждений, разочарований, как бы ни были они трагичны.

Возможности человека ограничены одной жизнью. В бесконечном бытии народа, в опыте, в борениях духа постигаются новые истины, которые освещают пути преодоления трагедийного состояния. Разум народа в романе воплощает Матвей Иванов, доброхот, советчик и судья Степана. В этом характере, противостоящем Разину, выражены мудрость, предвидение и оптимизм народа как начала положительные, исторически перспективные.

Примечания

1. Шукшин В. Нравственность есть Правда, с. 134—135.

2. См.: Шукшин В. Киносценарий. Я пришел дать вам волю. Часть первая. «Помутился ты, Дон, сверху донизу...». — Искусство кино, 1968, № 5, с. 143—187; Часть вторая. «Метитесь, братья!» — Искусство кино, 1968, № 6, с. 133—185.

3. Шукшин имеет в виду трехтомник: Крестьянская война под предводительством Степана Разина: Сб. документов. М., 1959—1962, т. 1—3.

4. Шукшин В. Нравственность есть Правда, с. 335—336, 337—338.

5. Фомин В. Пересечение параллельных, с. 356, 357.

6. Там же, с. 357.