«Ваш сын и брат», или «Вопросы самому себе»

Когда Шукшин был в чем-то твердо уверен, он утверждал свои позиции горячо и непримиримо. Каждый фильм Василия Макаровича — это еще и защита своих убеждений.

Но все эти жизненные и творческие передряги били по нервам, сердцу, укладывая Шукшина неоднократно в больницу надолго. И не покидало беспокойство до конца жизни о детях, о Кате, которая росла без его отеческого влияния.

Из письма Василия Шукшина Виктории Софроновой:

Лежать еще — прихвачу, видимо, марта.

Здесь хорошо и очень скучно. Читаю. Чувствую себя хорошо. Правда, сперва лезли всякие нехорошие (грустные) мысли, а теперь — ничего, освоился. «Жизню» надо круто менять. С планами размахнулся, а... Ну, ничего.

Катю во сне часто вижу. Сны спокойные, проснусь и ищу ее рядом с собой. Все мне кажется, она лежит у меня на руке. А было-то всего один раз, когда врач приходила.

А.Л. Крячко опять меня в «Октябре» (№ 2) укусила. Вот злая баба!

Опять расстроила.

Рядом с Василием в радости ли, в горе ли — всегда материнское понимание, участливость и любовь. Плохо ведет себя «вторая» сноха, пусть и заочно, но Мария Сергеевна спорит с ней, увещевает ее. Жалуется «первой» — Вике, ибо обе молодые женщины для матери Шукшина как дочери, родные, именно поэтому и корит, и выговаривает — в письмах, по телефону, в частной беседе. Внучки ведь растут и у той, и у другой.

А Василий — весь в новых творческих планах!

Следующий сценарий — «Ваш сын и брат» — создается из старого рассказа («Игнаха приехал») и двух новых («Степка» и «Змеиный яд») с расчетом опять же на Куравлева, но уже в новом качестве — и сына, и брата автора сценария и постановщика.

Своего земляка Алексея Ванина Шукшин пригласил на роль старшего брата. Прочитал артист роль — как будто знакомая ситуация. Решил сделать заявление Шукшину по этому поводу:

— Вась, а ведь это я вроде сам все тебе рассказывал?

Шукшин прищурился лукаво в ответ:

— Твое, Леша, дело прочитать сценарий и решить, сыграешь роль или нет.

Начались бесконечные пробы — конца-края не видать. Ванин занервничал, предполагая неладное, пошел к Шукшину прояснять двусмысленную обстановку:

— Ты мне скажи сразу — подхожу я на роль или нет? Если нет, то и дело с концом! Не обижусь.

А Шукшин в ответ Ванину тихо-тихо так, даже проникновенно:

— Пойми, с тобой вопрос почти решенный. Но мне нужно и других актеров искать. Вот здесь мне твоя помощь как партнера и требуется, понимаешь?

Камень с души спал у земляка. Оттаяло сердце. Просветлело лицо.

Вскоре кинофильм режиссера В.М. Шукшина «Ваш сын и брат» был снят. В среде научных работников Обнинска в 1966 году состоялось бурное обсуждение. Крайние мнения ранили Шукшина. Обостренная реакция после разного рода высказываний по поводу и без проскользнула в выступлении Василия Макаровича на обсуждении фильма в Союзе кинематографистов 8 апреля 1966 года (текст по стенограмме):

Тут умнее говорили, чем я могу сказать. О противопоставлении города деревне. И вопрос об интеллигенции. Начнем с того, что я всем обязан интеллигенции, да и нет оснований почему-то видеть в интеллигенции какое-то нехорошее начало нашей современной жизни, к которому надо внимательно присмотреться. Я люблю деревню, но считаю, что можно уйти из деревни. И Ломоносов ушел из деревни, и русский народ от этого не потерял, но вопрос: куда прийти? Человека тут же вбирает та подавляющая масса недоделанных «интеллигентов», которая имеется в городе. Это первое, что его хватает, — по себе знаю. Городские жители начинают по образу и подобию своему приготовлять человека, а потом начинают немножко глумиться, что такой фанфарон и дурак вырос. Статей Крячко и Орлова я не понимаю.

(Л. Крячко и В. Орлов обвиняли авторов фильма «Ваш сын и брат» в апологии «дикой, злой самобытности». Статья «Стрела в полете», «Литературная газета», 1966 год, 10 марта. — Авт.)

Меня начинает мутить от злости, и ничего сделать не могу. Выходит, что они более высокие, чем те люди, которые работали над картиной, понимая ее замысел и т. д.

Внимательно изучив статью Ларисы Крячко «Бой «за доброту» в журнале «Октябрь» 1966 года, Шукшин пишет ей письмо-«отповедь», опубликованное в одном из сборников к юбилею Василия Макаровича:

Вы назвали свою статью «Бой «за доброту». За доброту — взято в кавычки, т. е. в «бой» за эту самую «доброту» ринулся (ринулись) — кстати, я говорю здесь от своего имени, и только, — хулиганы, циники, предъявляющие липовые «входные билеты» в область коммунизма. Кстати, почему-то Вы решили, что мы «не работаем на коммунизм», а Вы — да? Я этого не понял. Я объясню, почему я не представляю себе коммунизм без добрых людей. А Вы представляете? И затем: кто же строит? Сегодня кто? То ли у Вас богатая меховая шуба, что Вы боитесь, что Вас какой-нибудь Степка «пырнет ножом» в подъезде, то ли это сделано для красивого слова. Степка, которого надо опасаться. Видите ли, Лариса (не знаю Вашего отчества), я не меньше Вашего хочу, чтоб всем в нашей стране было хорошо (боюсь, что опять появится статья «Бой за хорошее»). Когда всем будет хорошо, по-моему, это — коммунизм. Я понимаю «близлежащие» задачи. Но почему Вы их не понимаете? Вы говорите: дайте идеального героя наших дней. То же самое в статье Н. Тумановой в «Советской культуре» (за 25 марта 1965 года).

А я Вам говорю: дайте мне сегодня того, кто строит коммунизм, и я разберусь, кто герой, а кто нет. Вы меня своей статьей лишили, знаете, возможности самому понять, что есть герой нашего времени. И я не понимаю, почему грузчик, поднявший на свои плечи 15 тонн груза за день, для Вас — не герой, работающий на коммунизм. Для меня это герой, сваливший 15 тонн груза во имя коммунизма. И я хочу видеть и Вам показать, как он вечером ужинает, смотрит телевизор, ложится спать. Для меня это общественно важный образ. А Вам — нет? Кто же Вам тогда дома строит? Хлеб сеет? Жнет? Булки печет? Давайте будем реальны. Давайте так. Вы за коммунизм, который надо строить, или за коммунизм, который уже есть? Я — за коммунизм, который надо строить. Стало быть, героев не надо торопить. Не надо их выдумывать — главное. Давайте будем, как Ленин, который не постеснялся объявить нэп. Вы что, забыли про это? Нет! Давайте будем умными — не загоняйте лошадей, чтоб потом они от опоя пали (я — крестьянин и на своем языке немножко притворяюсь для ясности).

Зачем Вы (и Н. Туманова) призываете меня выдумывать героя! Разве это так нужно для коммунизма? Не верю. Вами руководит какая-то странная торопливость: лишь бы. Мы все торопимся. Но вы же сидите в удобных креслах и смотрите фильмы, а есть еще жизнь, которая требует большой, огромной работы. В каждом человеке, свалившем камни в Енисей, я вижу героя. А Вы его отрицаете! То есть Вы требуете каких-то сногсшибательных подвигов (они — каждый день, но не в атаке: атак нет). Зачем же путать и заводить художников в дебри домысла, вымысла, вместо того, чтоб пожелать им доброго пути на прямом, честном пути жизни советской.

Хорошо, мы выдумаем героя, а в него никто не поверит. Скажете: надо так сделать, чтоб поверили! Не могу. (Лично только за себя отвечаю — не могу.) Мне бы теперь правду рассказать о жизни. Больше я не могу. Я считаю это святым долгом художника.

И я — в завершение — не считаю, что я меньше Вас думаю о будущем моего народа.

С приветом В. Шукшин.

К вопросам деревни он будет возвращаться на всем протяжении жизни — в прозе, в кино, диспутах, интервью.

А вот выдержка из статьи Василия Макаровича «Вопросы самому себе», опубликованной в первом номере журнала «Сельская молодежь» за 1966 год, перепечатанной газетой «Советская культура» за 15 ноября 1966 года:

...Сельская культура создается в городе. Вообще такой нет — сельской культуры. Ее придумал мещанин.

...Откуда берутся в деревне люди, которые действительно понимают искусство? Одни вырастают там, другие приезжают из города.

...О людях, которые приезжают. Это — горожане, выпускники вузов, специалисты. Хорошо, когда они приезжают, грустно, когда, отработав положенные 2—3 года, уезжают. Зачастую виновато в этом местное руководство, озабоченное только одним: выполнением производственных планов, глухое, нерасторопное, равнодушное ко всему остальному. Людей не обеспечивают элементарным — квартирами. Если уж решили ломать старину, надо строить. Нельзя только ломать. Я знаю, не один председатель колхоза, сельсовета, директор совхоза подумает: «Хорошо тебе рассуждать там». Я могу только ответить: если бы уход из деревни нужного человека — врача, фельдшера, учителя, аптекаря, клубного работника — расценивался как грубый срыв государственного плана, нашли бы возможность устроить человека, убежден в этом.

Дальше. Мы хотим, чтобы культурный человек жил в деревне и вроде бы не чувствовал этого. А он чувствует каждый день. Зарплата специалистов в деревне, рабочих совхозов теперь почти такова же, что и в городе. А что ему предлагают в раймаге? Вековой драп, патефон, «сработанный еще рабами Рима», диван — а-ля гроб на ножках.

Не надо знать, какой должен быть положительный герой, надо знать, какой он есть в жизни. Не надо никакого героя предлагать зрителю в качестве образца для подражания. Допустим, вышел молодой человек из кинотеатра и остановился в раздумье: не понял, с кого надо брать пример, на кого быть похожим. Ну и что? Что, если не убояться этого? На кого быть похожим? На себя. Ни на кого другого ты все равно не будешь похожим.

По шукшинской философии, человек, обладающий культурой, — «это тот, кто в состоянии сострадать. Это горький, мучительный талант».

Статья «Вопросы самому себе» была написана Шукшиным опять же в связи со спорами о фильме «Ваш сын и брат».