Один день из сельской жизни на родине Шукшина показали в тюменском театре

Восемь актеров московского театра «СТУДИЯ.project» представили колоритных персонажей из деревни Сростки на сцене Молодежного театра «Ангажемент» им. В.С. Загоруйко. Они показали спектакль «Шукшин: один день из сельской жизни».

Режиссер и актер театра «СТУДИЯ.project» Алексей Доронин рассказал о путешествии москвичей в Сростки — на родину Василия Шукшина.

— Почему взялись за произведение Василия Шукшина?

— Изначально поставить Шукшина планировал еще в студенческие годы. Мне кажется, этот автор в первую очередь мужской: темы у него мужские. Меня привлекает, что он любит своих героев. Он не сатирик, не юморист, он эпический автор. Шукшина можно ставить про любовь, про чудиков. Но даже в рассказе, где он ищет микроскоп, он познает мир таким образом. Только это подается в очень любопытном деревенском колорите.

В Сростках мы жили три дня. Шукшина там очень любят. Это был какой-то ритуальный момент, мы энергозаряд получили. В нашей труппе много коренных москвичей, которые никогда не были в деревнях. Жители стали прототипами героев спектакля «Шукшин: один день из сельской жизни».

Очень важно героев, которых Шукшин любит, сыграть без московского снобизма, без снисхождения. Такие спектакли бывают, их ставят эстрадным ходом: подают говор, например. Мне очень важно, чтобы артисты не подтрунивали над ними, а любили их, жалели. Подбор рассказчиков был соответствующий: и смешной, и грустный.

Шукшина особенно люблю. Я из Тулы родом, мои родители деревенские, деревенской закваски. Мой отец гармонист, когда слушаю гармонь, у меня все в душе разворачивается, невозможно объяснить. Тема ментальная, как о Великой Отечественной войне, которая отзывается в подкорке. Пока ты русский человек, живешь в этой стране, должно что-то свербеть.

Изначально планировал делать Шукшина исключительно в мужском составе. Но не получилось, потому что во всех его рассказах присутствуют женщины. Они всегда выступают своеобразными антиподами героев, все время палки в колеса ставят. Поэтому пришлось и женский состав подключить.

Возникла идея соединить в одну историю, длящуюся стихийно, чтобы понаблюдать за ритмами. (Алексей Доронин собрал спектакль по мотивам рассказов Василия Шукшина «Степка», «Петька Краснов рассказывает», «Крепкий мужик», «Верую!», «Вечно недовольный Яковлев», «Билетик на второй сеанс», «Жил человек...»). Понятно, что плотность жизни в деревне не сценическая, мы создавали образ.

Люди в Сростках очень добрые и открытые, как и все сельские жители. Шукшин — русский автор, даже вполне себе шекспировский, только по-русски. В языке писателя чувствуется любовь, и в фильмах его. И его любили в ответ. Трудно играть Шукшина. Он был очень органичен в том, что делал. Только он мог подойти к березке и с ней разговаривать, чтобы это не выглядело «клюквенно», a la Russo. Он таким образом выговаривал об одиночестве.

— Как жители Сростков отнеслись к приезду москвичей?

— Сначала с недоверием. Один там был... Он стал прототипом героя дяди Вити. Его там Шукшиным зовут. Он все рвался к нам в гостиницу, дружить, постоянно закладывал за воротник.

Ходили в гости к бабе Зое, которая снималась в эпизоде фильма «Печки-лавочки» Шукшина. Она сначала к нам с недоверием отнеслась: «Ходят какие-то туристы любознательные». А потом, когда мы начали расспрашивать о ее жизни, она открылась. На второй день позвала нас в гости, нарезала салата с огорода, дала нам свои частушки. Мы хотели купить у нее половые дорожки — она нам их отдала (они используются в спектакле).

— Вам не кажется, что в любой деревне есть такой философ?

— Абсолютно так. И мужики с топорами. И рубахи-парни. Много фраз мы взяли именно из диалогов с жителями Сростков: «Американцев не люблю», «Ты ж с театра! Возьми меня с собой в Москву, сними меня в кино!», «Мы с Василием Макаровичем любили грязевые ванны принимать: он в одной луже валяется, я в другой».

— А прототип героя, которого играете вы, с кого взяли?

— Там был такой Дима, очень любопытный персонаж. Сначала сидел очень скромно, наблюдал. Потом, когда подвыпил, взял нож и сказал: «Я бы этих американцев! Вот сейчас придут и покрошим!». То есть некуда силы девать. Наш актер Даниэль Андрущук потом этот нож прятал.

Эта другая сторона жизни: не квасную Русь показывать, в кокошниках, а надрывную. Русскому сельскому человеку силы девать некуда. Они кормятся огородом. У них нет работы. Там руководство города нивелирует шукшинский фестиваль, творчество местного коллектива «Вечора», которые дали нам частушки.

— Кто главный герой в спектакле?

— Сами Сростки. Мне показалось интересным показать все эти истории так, будто они случились раньше, чем когда Василий Шукшин их написал. На самом деле теряется деревенская история, особенно у городских жителей она уходит на периферию.

— История с разрушением церкви действительно была?

— Да. У них была эта история. Храм уже стоит, он действующий. И села Мандюрино и Голожопиково тоже существуют: наш экскурсовод очень извинялась, когда представляла эти поселки.

— Как в Москве воспринимают тему деревни?

— В Москве москвичей-то нет. Москва — это и есть большая деревня. Хорошо публика воспринимает. В спектакле деревня — это всего лишь фон, мотив, колорит. Нашему человеку любого поколения ближе эта тема. На самом деле трудно играть, потому что не головой воспринимаешь, а как-то нутром.

Некоторые боятся частушек матерных, хотя мы и не производим самого мата. В зал пойдешь, некоторые прям лицо закрывают от страха, что актер матерное слово произнесет. Один раз женщина сказала: «Как же вам не стыдно петь частушки матерные», а другие зрители заступились: «Сами матом ругаетесь, мы слышали. Ребята, все правильно делаете!».

Это история не для ханжей. Не надо стесняться каких-то вещей фольклорных. Надо быть открытым: любить — так любить, стрелять — так стрелять, церковь ломать — так ломать. Мне кажется, по-русски это, отчаянно.