В Петербурге прошла премьера спектакля «Охота жить» по рассказам Шукшина

19 и 20 мая в санкт-петербургском театре на Васильевском состоялась премьера спектакля «Охота жить» по Василию Шукшину. Режиссёр — Роман Смирнов (автор замечательной «трилогии» в театре на Литейном — «Квартирник», «Тень города», «Жар»; в 2015 году поставил на Васильевском спектакль «Селфи»).

В центре постановки — яркие образы и невероятные судьбы героев прозы Шукшина. Его знаменитые чудаки и философы, крепко сбитые мужички и утончённые души появятся перед зрителями в одном спектакле. Жизнь шукшинских персонажей проста и естественна, наполнена трудами и песнями, любовью и смехом, радостью и грустью. Здесь все друг друга знают, все добрые знакомые и старинные друзья. Это люди, которых называют «соль земли» и которые по-настоящему проживают каждый момент своей жизни. Инсценировали шукшинскую прозу режиссёр Роман Смирнов и актёр Артём Цыпин. Полномасштабный спектакль, идущий с антрактом, выходит за рамки сюжета какого-либо рассказа. Сам режиссёр признаётся, что в своих постановках он стремится «рассказать правду о человеке каким-то неожиданным способом, заставляющим к тебе прислушаться». И новый спектакль — не исключение.

Рассказывает Роман Смирнов:

— У каждого народа есть своя предрасположенность — в силу темперамента, каких-то национальных качеств — к яркому самовыражению в определенной форме искусства, скажем, французы сильны в живописи, итальянцы — в опере, немцы — в философии... Россия наиболее прославлена в мире великой русской литературой. А вся русская литература, так или иначе, построена на неких христианско-гуманистических представлениях о мире, о жизни, о человеке. Одна из вершин великого литературного наследия — это Достоевский с его мучительными вопросами. Шукшин — один из последних крупных российских писателей, одержимый попыткой понять природу российского человека, беспристрастно заглянуть в его душу, не впадая в обличение или славословие. Шукшин с его героями — наиболее близок нам по времени. Я по возрасту еще смог застать этих людей в жизни, и сейчас испытываю к ним очень теплые, ностальгические чувства. Шукшин мне близок, его фильмы я могу пересматривать бесконечно, каждый раз смеясь, радуясь и печалясь, как впервые, потому что он очень живой, глубокий и очень про нас.

Сейчас наступило такое странное время, когда во всем мире, не только в России, происходит переоценка ценностей. Все эти заповеди, в основе своей христианские, которые считались общепринятыми, которые формировали человека и его отношение к миру, вдруг оказались под сомнением. Произошло это буквально на протяжении последних десяти-пятнадцати лет. Может быть, кому-то эта перемена незаметна, но многие её ощущают. Человечество жило по определенным законам, и вдруг, в один прекрасный день оказалось, что законы эти не работают, что они или фальшивы, или им не обязательно следовать. И такое впечатление, что мы все заблудились в нравственных ориентирах, стоим на распутье и не понимаем, куда и как дальше идти.

Я даже не знаю, что так сильно повлияло на мировоззрение человека, но сейчас наступила эпоха, когда всё дозволено. Может быть, и по этой причине мы обратились к Шукшину с его тревожными вопросами к жизни. Сейчас вновь поднимается волна популярности Шукшина, но я замечаю, что, как правило, видят в его героях неких наивных, симпатичных провинциальных людей с их наивными отношениями, забавными, нелепыми ситуациями. Милые шутки над милыми чудаками — вот преобладающая интонация. Во многом это так, у него есть лёгкие рассказы, есть весёлые, трогательные персонажи.

И вот возникло ощущение, что их уже нет, этих людей, которые задают себе главные вопросы, которые живут вроде в глухой провинции, а при этом рассуждают о космических явлениях, потому что им не безразлично, как все это устроено, во имя чего, что будет дальше, после них. Это классические гуманистические вопросы, которые современный человек себе практически перестал задавать. Поэтому возникло желание вспомнить с ностальгией об этих, в общем, ушедших людях. Не с ностальгией по временам застоя, а по временам, когда люди верили, искали веру, всерьез задумывались о цели и смысле жизни.

В последнюю очередь эти люди интересуют меня с точки зрения того, что они такие деревенские чудики. И в работе с актёрами мы не хотели искать каких-то простолюдинов из далекой сибирской деревни. Мы хотим говорить о человеческих смятениях, страстях и чувствах, которые неизменны во все времена. Меняются обстоятельства, ритмы жизни, а чувства остаются теми же.

Мы с актерами работали год над спектаклем. Мне близок способ работы, до этого в моих устремлениях меня не подводивший. Я не люблю, когда режиссер заранее пишет инсценировку, приносит её в часто еще незнакомый коллектив и давай подтягивать к своей концепции актёров за уши. Я люблю сочинять спектакль вместе с актёрами. Когда мы начинали репетировать, я им предложил: вот Шукшин, творческий человек, который писал рассказы, публицистику, снимал фильмы, давайте исследуем мир этого человека. И рассказы для инсценировки возникали, исходя из возможностей, индивидуальных особенностей того или иного артиста. Но при этом, конечно, была цель, обусловленная стремлением говорить о людях, их переживаниях, судьбах, а не об их быте. Быт мы старались свести к минимуму. И некая, предложенная мной, сюжетная конструкция, на которую выбранные рассказы нанизывались. Так постепенно за год сформировалась наша история. Оформилась как единое и цельное театральное высказывание.

Актеров много. Много судеб. Судьбы разные, судьбы интересные, и все непохожи друг на друга. У каждого своя правда, своя цель, иногда они пересекаются, иногда конфликтны, иногда из этого рождается любовь. Ну, как в жизни. У Анатолия Эфроса был такой замечательный принцип: ставить не произведение, а ставить автора. Вот мы и стараемся двигаться в этом направлении: ставим Шукшина, инсценируем мир автора и его представление о русском человеке. У меня в каждом спектакле поют, потому что я это дело люблю. Поющий человек чист и открыт как ребенок. Мне всегда помогает в работе концертмейстер Катя Григорьева, мы с ней друг друга понимаем и к одному результату стремимся. В этом спектакле я поставил ей сложную задачу: чтобы все песни были исполнены в разных жанрах. В наше время музыкальный фон жизни постоянен и даже избыточен: и радио, и телевидение, эстрада какая-то все время в уши лезет. А настоящих народных песен и тогда, и сейчас в деревнях не так уж много и пели, их уже мало кто знал. Молодежь в основном пела то, что слышала по радио или в клубах. У нас будет представлен и этот музыкальный слой, и фольклор. Хотелось, чтобы разнообразно звучал музыкальный ряд, чтоб не было узкой направленности. Жизнь шире, богаче и не укладывается в определенный жанр.

У нас нет точного определения жанра, я этого боюсь, потому что как только жестко сформулируешь жанр, так, условно говоря, все остальные жанры отпадут. Мы долго думали, что написать в программке, и решили, что «спектакль с одним антрактом» будет наиболее точным определением. Тем более, что у нас для зрителя есть некий сюрприз и некая провокация, поэтому такое определение в данном случае тоже не просто и не так однозначно, как кажется.