Взрыв, разлом и гибель. Василий Шукшин заколдовал, обворожил Россию

«Российская газета» — Федеральный выпуск № 6396 (124).

В издательстве «Молодая гвардия» в серии «Жизнь замечательных людей» готовится к выходу биография великого русского писателя, режиссера и актера Василия Макаровича Шукшина. О загадках его судьбы, о том, как понимал русский характер и как воплощал его в творчестве и своей собственной личности, мы поговорили с автором книги писателем и филологом Алексеем Варламовым.

Василий Шукшин необычно вошел в литературу для своего времени. Во-первых, что было тогда не характерно, его личный, как сказали бы сегодня, «имидж» был вполне сложившимся к началу литературной деятельности. Когда появилась книга рассказов «Сельские жители», он уже был известен как актер (фильм «Два Федора» Марлена Хуциева). Его актерская карьера актера складывалась удачно, не было отбоя от предложений. Страна уже знала харизматичную внешность Шукшина, это его умение поигрывать скулами, этот неподражаемый мужской взгляд со смертоносным обаянием. Поэтому интерес к его рассказам был предрешен. Во-вторых, Шукшин ведь очень мало писал. Всего десять лет было отведено ему на литературу — с 1963 года, когда он дебютировал в «Новом мире», по 1974-й, когда скончался на съемках фильма «Они сражались за Родину». При этом он постоянно снимал фильмы, писал сценарии, четыре раза женился... Тем не менее он не просто состоялся как писатель, но книга «Характеры», как я вспоминаю, была поистине культовой среди интеллигенции.

Вообще, он внес в культуру какую-то свежую струю. Пришел такой мужичок, все попробовал — кино, литература, театр — все у него получилось — даже лучше всех. Но при этом и глубина огромная! Шукшин — это какая-то загадка!

Алексей Варламов: Давай сразу расставим акценты: его открыл как писателя не либеральный «Новый мир», а кочетовский официозный «Октябрь». А это, как ты понимаешь, две большие разницы. В «Новый мир» он потом ушел. Но дело даже не в этом, и мне не хотелось бы начинать с литературы. Я бы поговорил о жизни и судьбе Шукшина. То, что ты говоришь, вроде справедливо, но оно лежит на поверхности и создает ощущение легкости невероятной. Вот явился такой парень из Сибири, самородок, поиграл скулами и всех сделал: он тебе и актер, и режиссер, а еще и писатель! Загадка Шукшина не в том, что он пришел в литературу из кино и везде преуспел. Загадка в том, что, пожалуй, никто из русских писателей его поколения не входил в жизнь так тяжело, как он, и не взлетел так высоко. Таинственно и непонятно в нем все, начиная с детства и юности, где все было против него. История жизни Шукшина — это вообще сопромат.

В 1929 году в большом алтайском селе родился мальчик, который в три с половиной года теряет отца, расстрелянного как враг народа, и сам растет как вражонок. Это ключевой момент его биографии. Очень многие люди в Сростках не только не сочувствовали семье Шукшина, но относились к ней враждебно. Здесь кроется причина вообще очень конфликтного характера Василия Макаровича. Он об этой своей тяжбе с деревенским миром ничего не написал, он в каком-то смысле простил, забыл, но в глубине, в замесе шукшинской натуры все это осталось.

А что он сам думал об отце?

Алексей Варламов: Мы почти ничего не знаем об этом, но, несомненно, думал, и думал очень много. Мать вскоре вторично вышла замуж. Несложившиеся отношения с отчимом тоже штрих к его судьбе. Она пыталась скорее всего от мыслей об отце его отвлечь, дала другую фамилию. Но он упорно к судьбе отца возвращался. Ему приходилось несколько раз фактически от отца отрекаться. Заполняя документы, сочиняя — именно сочиняя — автобиографию при вступлении в КПСС в 1954 году, он умалчивал о причинах его гибели. А потом в 1956-м приходит справка о реабилитации отца — можешь представить, каким это было для него потрясением!

И знаешь, кого он больше всего хотел в жизни сыграть, но не сыграл, и очень недолюбливал актеров, эту роль сыгравших? Гамлета! Василий Шукшин — это русский Гамлет. «Когда наших отцов убивали, мы молчали, а он...» Эти слова Шукшина о Гамлете, записанные театроведом Ниной Лордкипанидзе, объясняют в нем больше, чем горы исследований. Шукшина вел по жизни гамлетовский мотив и «мстил» он по-гамлетовски — через творчество. Хотя главную свою работу, которая мыслилась как посвящение отцу, — фильм о Степане Разине ему снять не дали.

Да, чужая душа потемки... А как он вообще оказался в Москве и вошел в киношный и затем в литературный мир? Его в него тянуло? Или это было сцепление случайных обстоятельств? Что за история у него была с Михаилом Роммом при поступлении во ВГИК? И правда ли, что Белла Ахмадулина водила его по московским салонам, а он был в сапогах и переживал по этому поводу? Вообще талантливым людям из «глубинки» свойственно создавать в столице вокруг себя мифологию «Вани с печки». Горький, Клюев, Есенин... Ему это было свойственно? Как-то, извини за обывательское любопытство, я обратил внимание на одну фотографию, где вместе Шукшин и Белов. Два Василия. Сидят на фоне поленницы с дровами, но одеты оба в одинаковые кожаные куртки очень хорошего зарубежного качества. Если не ошибаюсь, 70-е годы. Цена этим курткам было ой-ой какая! Но даже за деньги их еще нужно было достать. Пойми меня правильно. Не в сапогах и куртке дело, а в том, где граница между настоящей народностью и игрой в нее, и где эта игра неизбежно заканчивается, потому что столичная культура обтесывает «мужичка»?

Алексей Варламов: Я тебя замечательно понимаю, но давай здесь проведем черту хронологическую. Ромм — это 50-е годы. Ахмадуллина — 60-е. Два Василия на фоне поленницы — 70-е. Соответственно, это три разных истории.

Про вхождение в Москву. Он туда стремился с юности. Ушел из дома в 1947 году, получив паспорт благодаря первому секретарю райкома партии в Сростках, с которым была знакома его мать. И это кстати, потрясающий поворот его биографии. Советская власть причинила Шукшину зло, отняв отца, но она же в лице своих человечных представителей ему помогала, и эти сюжеты не раз будут в его жизни повторяться. Возможно, поэтому он никогда открыто против нее не выступал — скорее пытался ее использовать. С переменным успехом. Но в Москву он тогда не попал, работал в Калуге, Владимире, в Подмосковье в условиях тяжелейших, мог сто раз пропасть, сгинуть, оказаться в тюрьме... Весь герой «Калины красной» Егор Прокудин оттуда. Потом служил на флоте, вернулся в Сростки, сдал экстерном экзамены, получил аттестат, вступил в комсомол, а потом и в кандидаты в члены КПСС. И все это время держал в голове Москву. Потому что к своим 25 годам отлично понимал, что если хочешь чего-то добиться в жизни, надо учиться. А добиться успеха он очень хотел! «Мое спасение — в славе», — вот что Шукшин писал своей сестре, а Георгию Буркову говорил: «Я всегда знал, что буду знаменитым».

Существует легенда о том, как в 1954 году Шукшин поехал поступить в Литинститут. Он не знал ничего про творческий конкурс, получил от ворот поворот, и тогда какой-то студент посоветовал ему двинуть во ВГИК. Есть даже версия, что этим советчиком был Евтушенко. И тут напрашивается картина, даже скульптуру можно соорудить: Евгений Евтушенко указывает Василию Шукшину путь в искусство. Но эта байка, как и то, что он не знал, что есть такая профессия режиссер, а думал, что актеры сами договариваются, кто что будет говорить. Нет, все он знал. И в Москву поехал поступать именно во ВГИК на режиссерский. Сегодня известны его письма об этом.

Про Михаила Ромма. Конечно, кажется фантастическим, как это «дремучий алтайский» парень, не читавший «Войну и мир» (толстая уж больно книжка), смог поступить в один из самых элитарных московских вузов, где конкурс был сто человек на место. Не иначе как Ромм нечто в нем прозрел. С одной стороны, да, Ромм его угадал, но с другой, посуди сам — кем был Василий Макарович Шукшин в 1954 году? Социальное происхождение — из крестьян, плюс рабочий стаж, плюс служба на флоте и работа директором школы, плюс кандидат в члены КПСС. Кто из абитуры, осаждавшей ВГИК, мог похвастаться таким набором советских бонусов? Разумеется, если бы не талант, они бы не помогли. Но в принципе жизнь Шукшина — это образец очень грамотной стратегии поведения. Да, и умелого валяния дурака, когда надобно. И это феномен чисто советский — ни в какой Голливуд парень с его биографией не пробился бы.

Кроме того он был образованным и умным человеком, достаточно прочитать его письма той поры, а также те письменные работы, которые он сдавал при поступлении в институт. Так кандидаты наук пишут. Он потом, наоборот, эту книжность изживать в себе будет. Сам себя «срежет».

Но Москва ему все равно давалась очень тяжело. Все обстоятельства были против него. Закончив ВГИК, он снял не очень удачный дипломный фильм и должен был по распределению ехать в Свердловск. Не захотел. Всеми правдами и неправдами цеплялся за Москву, ночевал где попало, зарабатывал ролями, но в общем перспективы не было никакой. Забуксовал Шукшин. И вот тут ему помогла литература, которая всегда к Василию Макаровичу была милосердней, чем кино, только он не сразу это понял. В 1961—62 годах он несколько раз печатается в «Октябре» и с помощью главного редактора Кочетова и редактора отдела прозы Ольги Румянцевой получил московскую прописку на одной жилплощади с сыном Николая Бухарина, вернувшимся из ссылки. Это фантастика, как встречаются два таких парня: сын убиенного в тридцатые годы русского мужика и сын расстрелянного члена Политбюро, имевшего, кстати, негласную репутацию заступника за середняков. О чем они говорили? Но в любом случае Шукшин вскоре после этого по совету Виктора Некрасова уходит из «Октября» в «Новый мир», чего ему Кочетов, конечно, простить не может и довольно беззубо мстит ему в романе «Чего же ты хочешь?» В «Новом мире» Шукшина опекала легендарная Ася Берзер, которая примерно в это же время помогла Солженицыну. Но вот с Твардовским отношения Василия Макаровича не сложились. «Новый мир» опубликует в 60-годы лучшие рассказы Шукшина этого времени — «Степку», «В профиль и анфас», «Думы», «Хахаль», «Миль пардон, мадам!», «Срезал» и многие другие, но имя Шукшина не встречается ни в письмах Твардовского, ни в его дневниках. Ничего не известно об их личных встречах. Не звали его и на фирменный новомирский чай с баранками. Впечатление такое, что два мужика — смоленский и алтайский — друг друга не поняли. И романы Шукшина «Любавины» и «Я пришел дать вам волю» в «Новом мире» не напечатали.

Теперь про Ахмадулину. Она снималась в его картине «Живет такой парень» в 1963 году. Белла Ахатовна, несомненно, украсила этот фильм. Она на тот момент была уже очень известна, он — нет еще, хотя за спиной уже несколько сыгранных ролей и опубликованных рассказов. Но до ее славы ему еще пока далеко. Ходил он по Москве действительно в сапогах, но не от бедности, это фронда была такая. Отчасти протест против стиляг.

Самые разные люди пытались Шукшина как бы воспитать, что ли, просветить. Ромм пытался — но ничего «роммовского» из него не получилось, и Михаил Ильич остыл и потерял к Шукшину интерес. С другой стороны, Анатолий Софронов пытался его вразумить — и тоже безрезультатно. Потерял и он Шукшина. И Ахмадулина стремилась приобщить его к высокой культуре, как она ее понимала. А он шел своей дорожкой. Шукшин — это очень твердый, не поддающийся обработке материал.

Самым близким другом и единомышленником из писателей был его тезка — Василий Белов. У них было много общего — оба из крестьян, отцы погибли, оба жаждали учиться и даже оба воровали в детстве книги: Шукшин из школьного шкафа, Белов — из пустующих домов. Оба чувствовали боль за униженную русскую деревню, и эту боль в себе несли. Они познакомились в начале 60-х в общежитии Литинститута и дружили до последних дней жизни Шукшина. Белов впоследствии написал замечательные воспоминания о Шукшине под названием «Тяжесть креста». Там есть эпизод, как в 1967 году они поехали в беловскую Тимониху, шли лесной дорогой, говорили про Андропова, и Шукшин признавался Белову, что хочет снять фильм о восстании зэков на Чукотке. Представляешь?! А в это самое время Солженицын писал «ГУЛАГ». Вот тебе история литературы.

Ну, а их совместное фото сделано уже в Белозерске во время съемок фильма «Калина красная». Это как раз был момент, когда между ним наступило временное охлаждение, чему были разные причины. Они отчасти отражены в беловском романе «Все впереди». И потом Белову не нравилось шукшинское увлечение кинематографом. Он звал все это «долиной змей» и уговаривал Шукшина уйти в литературу. Тот все понимал, но хотел прежде снять «Степана Разина»... Куртки дорогие? Ну да. Ни Белов, ни тем более Шукшин с его премиями бедными не были. И за границу Василий Макарович ездил, а куртка эта по-моему из Югославии. В ней Шукшин и Егора Прокудина играл.

Как ты думаешь, почему именно Шукшин стал зримым воплощением русского характера? Не русского мужика или интеллигента, а именно русского характера в самом емком понимании этого слова? Тут какое-то совпадение внутреннего содержания и внешнего образа. И в то же время ведь ключевым моментом «Калины красной» является тема предательства родины, тема блудного сына. И, кстати, непрощенного — по изначальному сценарию, насколько мне известно, Прокудин должен был повеситься. Неужели это и есть архетип русской судьбы? А Стенька Разин? Родные же казаки после его пленения держали его на цепях в православном соборе в Черкасске, чтобы дьявола из него выгнать. И читая рассказы Шукшина, постоянно чувствуешь долю иронии к персонажам, горькой такой, шукшинской, но отчетливой иронии. Я бы настроение автора определил так: приехал на родину и к родне, но он им — чужой. Что, по-твоему, вкладывал Шукшин в понятие «русский характер»?

Алексей Варламов: Понимаешь, какая штука, надо сначала ответить на вопрос: вкладывал как кто: как писатель, как актер, как режиссер? Понятно, что очевидный ответ будет: все сразу. Но очевидность не всегда очевидна. Если бы в «Калине красной» играл любой другой, сколь угодно первоклассный актер, а не Шукшин, не было бы фильма, он бы провалился. Только на Шукшине он и держится. Как и «Печки-лавочки». Следовательно, не очень понятно, выражал ли Шукшин, по крайней мере, в кино, некий русский архетип, или все дело в его личной исключительности, в притягательности лица, голоса? Помню, как мне рассказывал писатель Леонид Иванович Бородин, Шукшина очень любивший, что он не мог ни смотреть фильм «У озера» (из-за позиции по Байкалу), ни оторваться от Шукшина.

Шукшин заколдовал, обворожил Россию. Он попал в ее какое-то самое точное, уязвимое место, задел доселе сокрытую зону. И конечно, в первую очередь через кино, а не через литературу. Все дело в полноте его личности, в совершенстве его природного дара, помноженной на дикую работоспособность. И здесь никто не был ему соперником. Кстати, о шукшинской ворожбе, о колдовстве его... Тебе известно, я об этом недавно узнал, что Элем Климов предлагал Шукшину сыграть роль Григория Распутина? Того самого, кто по словам Николая Гумилева, «обворожает царицу необозримой Руси» и которого потом Алексей Петренко сыграл в «Агонии». Блестяще сыграл, но представь в этой роли Шукшина? Вот была бы картина!

А возвращаясь к «Калине красной», да, ты прав, по сути гибель Егора в конце фильма — это самоубийство. Он смерти искал, потому что не мог себя простить, потому что грех его к земле наклонял. И что же, в этом самонепрощении и есть русский национальный характер? Не уверен. Скорее, одно из гибельных свойств этого характера. Прямо по Бердяеву — или апокалиптики, или нигилисты. И темное вино играет в нашей крови.

Шукшин это видел — иррациональный край русского характера. А чем ближе к краю, тем больше, по Шукшину, русскости. Отсюда все его чудики, как милые, так и жутковатые, вроде Спирьки Расторгуева из «Сураза». Или трагикомические, как Бронислав Пупков из «Миль пардон, мадам!». Все это русский максимализм, отвержение середины, облегченных путей в жизни, на которые современный, во многом денационализированный (дурацкое слово — но «лишенный корней» не лучше) человек сегодня так тароват. И потому он душою тянется к Шукшину как к противоядию от обезличивания. Мы хотим жить понарошку, несерьезно, а он показывал жизнь и гибель всерьез. Чаще даже гибель — «Как жена мужа в Париж провожала». Но зато если жизнь, так жизнь! Вспомни «Алешу Бесконвойного». Вот человек, вот счастье, вот права! И в этой широте охвата жизни — весь Шукшин. Понимаешь, читая Шукшина, я понял вдруг, что нет и не может быть одного русского характера, даже точки сближения найти трудно. Ну что общего между Спирькой и Алешей?

Так или иначе, у тебя получается, что русский человек, по Шукшину, это самый интересный человек в мире.

Алексей Варламов: Да, Шукшина иногда обвиняли в национализме, ксенофобии, антисемитизме. А ты заметил, что у него вообще нет нерусских людей? У него все — и злодеи, и праведники, и труженики, и убийцы, и прокуроры — все русские. Он как бы не нуждался ни в каких чужаках и посторонних виновниках для объяснения того, что с нами происходит. Случившееся в России и с Россией — это русский вопрос и точка.

Но многие Шукшина не понимали. Возможно потому, что восставали против его ворожбы. Известные слова Андрея Тарковского: «Я очень хорошо отношусь и к нему, и к его фильмам, и к нему как к писателю. Но не уверен, что Шукшин постиг смысл русского характера. Он создал одну из сказочек по поводу российского характера. Очень симпатичную и умилительную. Были писатели в истории русской культуры, которые гораздо ближе подошли к этой проблеме. Василий Макарович, по-моему, этого не достиг». Сказать о Шукшине, авторе «Любавиных», «Охоты жить», «Материнского сердца», «Крепкого мужика», «Вечно недовольного Яковлева», «Танцующего Шивы», что он создал «умилительную и симпатичную сказку» про русский народ мог лишь человек, который не то чтобы Шукшина не понимал и не чувствовал, он его попросту не знал. Тарковский, безусловно, видел шукшинские фильмы и какие-то его роли, но он, судя по всему, не читал или мало, выборочно читал прозу Шукшина. А именно в ней Шукшин раскрылся сильнее всего.

Почему его так тянуло к образу Степана Разина? Он не понимал, что это страшный государственный злодей и убийца, как ни объясняй его бунт, с социальной ли или с национальной точки зрения?

Алексей Варламов: Да, воплощением национального характера с его безднами и взлетами должен был стать у него Степан Разин. Шукшин хотел снять фильм — может быть, лучший и последний в своей жизни — и полностью уйти в литературу. Но власти не дали Василию Макаровичу эту картину снять. «Что, русский бунт хочешь показать? Не дадим, не надейся!» — вот слова, которые приписывают Владимиру Баскакову, который был первым заместителем председателя Государственного комитета Совета министров СССР по кинематографии. Но любопытно, что и такой безусловный единомышленник Шукшина, как Василий Белов, отговаривал его от этой затеи и предлагал понять правду царя Алексея Михайловича, то есть правду государственную. А другой наш почвенник Владимир Крупин как-то сказал: «Ведь как хорошо, что он не снял фильм о Степане Разине, этом нехристе, разбойнике».

Так что все непросто с русским характером. И если уж совсем глубоко копать, то Шукшин показывал русского человека, который враждебен или которому враждебны и государство, и церковь. Воля — вот его бог. Это вызов пушкинской концепции Пугачева и пугачевщины, да и разинщины тоже. Опровержение знаменитых слов про русский бунт бессмысленный и беспощадный. Беспощадный — да, жестокий сколь угодно! Но Шукшин придавал русскому бунту смысл и оправдание. И героем этого бунта мыслил в том числе и своего отца, большевиками, загубленного — тут Баскаков как человек умный и, кстати, Шукшину сочувствовавший, всё правильно понял и разглядел.

Если бы Шукшин снял свой фильм про Разина, то «Андрей Рублев» Андрея Тарковского на его фоне показался бы розовой сказкой... С Шукшиным шутить опасно. Шукшина не приручишь, на доску почета не повесишь. Шукшин — это взрыв, разлом, это чувство гибели и упоения в бою и жажда этого боя.