П. Басинский. «Шукшин, принц датский»

«Российская газета» Федеральный выпуск. — № 6806 (235).

В серии «Жизнь замечательных людей» вышла биография Василия Шукшина Алексея Варламова. Очень заметная книга, даже на фоне многих и многих «жэзээловских» удачных биографий последних десятилетий. И на фоне весьма обширной литературы о Шукшине, написанной до этого времени. А написано о нем много, больше, чем о ком-либо из его поколения. Посмотрев список литературы, который автор приводит в конце книги, я увидел там трехтомную энциклопедию «Творчество В.М. Шукшина», изданную в Барнауле в 1999 году. О Шукшине существует и солидная мемуарная литература.

Казалось бы, у Варламова была несложная задача: соединить все вместе и сделать итоговую биографию в классическом стиле «ЖЗЛ». Собственно, Варламов, на первый взгляд, и пошел по этому пути. Он пишет в своей манере, неторопливой, незадиристой, рассудительной. Он готов выслушать любое мнение о Шукшине, даже писателя и сценариста («Солярис», «Раба любви») Фридриха Горенштейна: «В нем (в Василии Шукшине. — П.Б.) худшие черты алтайского провинциала, привезенные с собой и сохраненные, сочетались с худшими чертами московского интеллигента, которым он был обучен своими приемными отцами». Среди «приемных отцов» Шукшина, в фигуральном, конечно, смысле был Михаил Ромм, в мастерской которого во ВГИКе вместе с Шукшиным учились, например, Андрей Тарковский и Александр Митта.

Варламов всех спокойно выслушивает, всех щедро цитирует, ни с кем по существу не спорит и разве что делает указания на фактические ошибки. Ну не мог Шукшин смотреть спектакль Андрея Тарковского «Гамлет», поставленный в «Ленкоме» в 1976 году, потому что в 1974 году Шукшина уже не стало, он скоропостижно скончался на теплоходе «Дунай» у станицы Клетской на Дону.

В серии «ЖЗЛ» вышла биография Василия Шукшина Алексея Варламова

Но главный вывод, который делает Варламов и который является смысловым стержнем книги, ошеломляет.

Одна из загадок личности Василия Шукшина в том, что его любили очень разные люди. От Михаила Ромма до Всеволода Кочетова (один — апостол кинематографии, крупнейший педагог, среди учеников которого, добавим, были не только Шукшин, Митта и Тарковский, но и Чухрай, и Соловьев, и Михалков; второй — редактор «одиозного» журнала «Октябрь», где эту кинематографию как раз громили) и от Василия Белова до Виктора Некрасова.

Вторая, еще более сложная загадка: кого любил сам Шукшин? И любил ли он кого-нибудь вообще? Под словом «любил» я имею в виду не человеческую привязанность. Кого он считал своими учителями, коллегами, единомышленниками? И опять же дело не в том, «против кого мы дружим», как это у нас принято, а в том, кого он на самом деле искренне считал «своими»? С кем был открыт до конца, до душевного донышка?

И тут Варламов рисует весьма любопытную картину.

Шукшин, по его мнению, был, что называется, человеком внутреннего проекта. То есть он не просто жил, писал, снимал фильмы, играл в них главные роли, но делал все это «зачем-то», каждый раз рассматривая свой очередной творческий шаг как приближение к какой-то заранее поставленной цели. Причем цель эта была не столько творческая и даже, если угодно, вообще не творческая, но мировоззренческая. Он всю жизнь кому-то что-то доказывал. Но не для того, чтобы убедить в своей конечной правоте, а для того, чтобы его временную «правоту» приняли... нет, даже не приняли, а смирились с ней... и позволили ему двигаться дальше. Что грезилось ему в конце этого пути? Может быть, фильм о Степане Разине. Но почему-то кажется, что, проживи он дольше и сними он этот фильм, эту свою мечту, чему, возможно, мешали идеологические условия времени, он не то чтобы на этом не остановился (это как раз правильно для художника), но, главное, он не был бы счастлив. Не «Разин» был его настоящей мечтой, а желание просто кому-то что-то доказать. И этим «кто-то» была не столичная интеллигенция, «приемным сыном» которой он так или иначе стал, пусть без особой любви.

Шукшин говорил о Гамлете: «Когда наших отцов убивали, мы молчали, а он...»

Этим кто-то был он сам... и его отец, расстрелянный в 1933 году крестьянин села Сростки Макар Шукшин. От своего отца Шукшин дважды отказался. Первый раз взяв фамилию своего отчима Попова (впрочем, это сделала за него его мать, вновь выйдя замуж), второй раз — когда написал заявление для вступления в партию, где указал, что его отец погиб на фронте (на самом деле на фронте погиб отчим). Заявление было написано в конце 1955 года, а в начале 1956-го прошел XX партийный съезд, осудивший культ личности и так далее. Отца реабилитировали. Отец оказался не виноват даже с партийной точки зрения. А Шукшин остался жить членом той партии, в которую сам вступил.

Шукшина, считает Варламов, всю жизнь терзал комплекс Гамлета. Он говорил об этом принце датском: «Когда наших отцов убивали, мы молчали, а он...» А что он? Он отомстил! Но до этого разыграл пьесу с бродячими актерами на глазах всего датского двора: матери-предательницы, короля-убийцы, дворцовой челяди, друзей (если у Гамлета могли быть настоящие друзья). Шукшин мечтал сыграть Гамлета на сцене или в кино. Он ревниво относился к двум самым заметным русским исполнителям этой роли Высоцкому и Смоктуновскому. Но ни в кино, ни на сцене он его не сыграл. Зато сыграл всей своей жизнью, «зашифрованной», как он сам в этом признался, в одном из последних интервью.

Варламов — опытный биограф и он, разумеется, не сводит масштаб Шукшина как художника и человека к одной этой «концепции». Он написал обстоятельную биографию Василия Макаровича — полную и, я уверен, точную.

Но самый сильный момент в ней — это комплекс Гамлета. И это не мельчит Шукшина. Напротив, освещает его каким-то неожиданным светом, убийственно ярким, настолько ярким, что в свете этом даже Разин бледнеет. Потому что Разин — наше. А Гамлет — это всемирное. Но и наше тоже.