Г.Г. Хисамова. «Ремарки в структуре диалогических фрагментов рассказов В.М. Шукшина»

Различия между спонтанным и художественным диалогом обусловлены прежде всего тем, что в художественном тексте обязательно наличие языкового обозначения внеязыковой ситуации. Процесс порождения и восприятия диалогической ситуации можно моделировать. Структурирование разговорного взаимодействия персонажей связано с выявлением параметров, создающих ситуацию общения. Текстовые параметры структурирования художественного диалога включают способы презентации персонажей, их речевые действия, пресуппозицию и предметно-событийный фон общения. Указанные параметры коммуникативной ситуации определяют речеповеденческий сценарий и передаются прежде всего в авторском повествовании, поэтому при описании диалогической ситуации в художественном тексте необходимо опираться на диалогический фрагмент, представляющий собственно диалог и авторский повествовательный текст, репрезентирующий ситуацию общения [5].

В рассказах В.М. Шукшина диалогическое пространство занимает большую часть текста. Особая роль в структуре диалогического фрагмента отводится ремаркам, которые представляют слова автора, непосредственно вводящие и комментирующие прямую речь. Данная статья посвящена выявлению структурно-семантических и функциональных особенностей ремарок в составе диалогов рассказов В.М. Шукшина.

Реплики диалога шукшинских персонажей обладают свойствами драматических реплик, которым присуща особая действенность, так как в рассказах писателя они чаще всего употребляются без авторских ремарок. Драматизированный характер диалога обнаруживается в семантически напряженных отношениях между репликами диалогического единства или диалогического фрагмента в целом. Такой диалог, имея задачей лаконично и достоверно изобразить ситуацию, должен обладать ясностью смысловой структуры, четкими экспрессивными акцентами, заключенными в словесном составе реплик, логике их взаимосвязей друг с другом. Ремарки, представляющие речевой план автора, вторгаются в диалог в виде кратких пояснений, напоминающих ремарки драматического произведения. Однако речевая партия повествователя в прозе играет более заметную роль, чем авторские ремарки в драматургии: «Повествователь более свободно перемещается в пространственно временной структуре рассказа, обладает большей информацией о персонажах, их истории, событиях» [4. С. 101].

Ремарки как компонент художественного диалога непосредственно предваряют диалогический фрагмент, сопровождают или заключают его:

Потом Глеб раза два посмотрел в сторону избы бабки Агафьи Журавлевой, спросил:

— Гости к бабке Агафье приехали?

— Кандидаты!

— Кандидаты? — удивился Глеб. — О-о!.. Голой рукой не возьмешь. Мужики посмеялись: мол, кто не возьмет, а кто может и взять. И посматривали с нетерпением на Глеба.

— Ну, пошли попроведаем кандидатов, — скромно сказал Глеб. И пошли («Срезал», III, С. 7) [6].

В данном диалогическом фрагменте ремарки выполняют следующие функции: они вводят реплику персонажа с помощью глагола речи «спросил»; сопровождают реплики персонажа, акцентируя внимание на его эмоциональном состоянии («удивился») или на его речевой характеристике («скромно сказал»); описывают невербальное поведение персонажей, представляющее определенную поведенческую реакцию («Мужики посмеялись»; «И посматривали с нетерпением на Глеба»), а также их несобственно-прямую речь («мол, кто не возьмет, а кто может и взять»); заключают диалогический фрагмент с помощью глагола движения («пошли»).

Ремарки в структуре диалогического фрагмента передают вербальное и невербальное поведение персонажа.

Описание вербального поведения персонажа предполагает прежде всего характеристику речи персонажа, его манеры говорить. Для этой цели используются нейтральные и экспрессивные глаголы речи с различными распространителями (наречием, деепричастием или существительным) или без них. Семантическая классификация глаголов речи представлена в работах Л.М. Васильева, М.Я. Гловинской, А. Вежбицкой [1; 3; 2].

Наиболее традиционными элементами ввода в ремарках диалогов В.М. Шукшина являются глаголы речи, мысли (сказал, спросил, заметил и др.), фазовые глаголы (начал, продолжил, закончил, заговорил и т. д.).

— Ты чего такой грустный? — спросил Ермолай.

— Да так, — сказал Пашка. Полежал несколько минут и вдруг спросил:

— Интересно, сейчас женщин воруют или нет?

— Как это? — не понял Ермолай («Классный водитель», II, С. 137).

Стилистически нейтральные глаголы речи и фазовые глаголы мало информативны без характеризующих слов. В диалогическом фрагменте, где они употребляются, более актуальным является сообщение о субъекте речи, а не констатация факта говорения. В таком контексте глаголы часто опускаются автором:

Егор встал на припечек, подсунул руку под старика.

— Держись мне за шею-то. Вот так! Легкий-то какой стал!

— Выхворался. («Как помирал старик», II, С. 322—323).

Экспрессивные глаголы речи содержат в своей семантике акустические характеристики говорения: интенсивность, тембр, силу голоса; временные характеристики — мгновенность, неожиданность, разовость (брякнул, буркнул, воскликнул, взвыл, встрял, огрызнулся, рявкнул и др.):

— Ти-ха! — рявкнул Андрей, не отрываясь от микроскопа. — Жиринки... сама ты жиринка. Ветчина целая... («Микроскоп», II, С. 399);

Веню опять взорвало, он забыл страх.

— Где это там?! Где там-то, курва? Ты сперва посади!.. («Мой зять украл машину дров!», III, С. 114);

Сони не было дома.

— А где она? — спросил Веня.

— А я откуда знаю, — буркнула теща («Мой зять украл машину дров!», III, С. 116).

— Красота-то какая!.. — воскликнул Семка. — Как же вы так? («Мастер», II, С. 503).

В ремарках диалогов используются фразеологические единицы и глаголы поведения, которые семантически специализированы на описании некоторого вербального действия или ситуации поведения (дурачиться, бушевать, издеваться, капризничать и т. д.):

Плотники обрели дар речи.

— А ты чего это заволновался-то, Шива? Ванька, поставь бутылку.

— Иди к нам, Аркашка («Танцующий Шива», II, С. 521).

И в это время пришли Сашка с Валей. Пришли веселые. Сашка вовсю дурачился.

— Спорим? — кричал он. — Давай спорить!

— Чего вы? — спросила Нина.

— Она не верит, что я могу выпить бутылку вина, не держась руками («Хахаль», II, С. 429).

Необходимо отметить, что в диалогах рассказов прямая речь вводится преимущественно глаголами синкретичной семантики, именующими речевое действие с одновременной его квалификацией, или сочетанием глагола речи с распространителем. В качестве распространителей выступают слова, выражающие эмоциональное состояние персонажа. Данная лексика характеризует в большей степени интонационную сторону говорения. Причем интонация может выражать широкий эмоциональный спектр (говорил ласково, с восхищением; сказал резко, сердито; жестко спросил; сказал зло и насмешливо; продолжал встревоженно):

— Ну да чего ты, Павел...

— Что? — строго спросил Пашка.

— Ничего («Классный водитель», II, С. 142).

— У вас же дети, — вдруг нервно возвысила голос Малышева. — Чего же вы сиротинками-то казанскими прикидываетесь? («Бессовестные», II, С. 530).

— Так, так, — радостно всполошился Федор Кузьмич. — Дядя Егор тебе сказочку рассказывал? Про зайку? («Как зайка летал на воздушных шариках», III, 190).

Помимо глаголов речи, в ремарках употребляются глаголы, обозначающие эмоцию, которая содержится в реплике персонажа:

— Вон та, в голубом платье... — успел сообщить Владимир Семеныч, пока шли к столу через зал, — с ней опасайтесь насчет детского воспитания спорить: загрызет.

— Что такое? — испугалась Изольда Викторовна («Владимир Семеныч из мягкой секции», III, С. 317).

На выезде из села, у чайной, в кабину застучали.

— Чего они? — встревожился Щиблетов.

— Погреться хотят («Ораторский прием», III, С. 109).

— Ты даже не узнал принцип его работы, а сразу — бредятина! — изумился Моня, чувствуя, что — все: с этой минуты он уперся («Упорный», III, С. 245).

В ремарках диалога передаются жестикуляционно-мимические характеристики, которые тесно взаимодействуют с вербальным текстом и воспринимаются читателем как нечто целостное.

Около дома, когда сошли с автобуса, Мишка опять пошел было к Малафейкину, но тот вдруг болезненно сморщился, затряс головой так, что шляпа чуть не съехала с головы, затопал ногой и закричал:

— Не подходи! Не подходи ко мне! Не подходи! — Прокричал так, повернулся и скоро пошагал к дому («Генерал Малафейкин», III, С. 70).

Васька терпеливо стоял, смотрел в сторону, беспрерывно поправляя трусы, посмеивался.

— Есть, — заключил Игнатий. — Давай попробуем?

— Да ну! — Васька недовольно тряхнул волосами («Игнаха приехал», II, С. 151).

Настроение персонажей передается при помощи жестикуляции (болезненно сморщился, затряс головой, затопал ногой, недовольно тряхнул волосами).

Однако ремарки могут содержать только описание экспрессивных телодвижений героев, не включая в свой состав глаголы речи. Обычно это происходит при изображении эмоционального состояния персонажей:

— Есть! — Андрей с досадой ударил себя кулаком по колену. — Иди проживи сто пятьдесят лет!.. В коже и то есть («Микроскоп», II, С. 401).

— Тьфу! — Старик покачал головой. — Совсем испортился народишко («В профиль и анфас», II, С. 318).

В редких случаях ремарка с описанием мимики персонажа замещает реплику диалога:

Дома Васека отдавал деньги матери и говорил:

— Все.

— Господи!.. Ну что мне с тобой делать, верста коломенская? Журавь ты такой! А?

Васека пожимал плечами: он сам пока не знал, что теперь делать — куда пойти еще работать («Васека», II, С. 19).

Жестикуляционно-мимические характеристики, представленные в ремарках диалогов, способствуют созданию жизненной убедительности, естественности шукшинского диалога, помогают передать разнообразную палитру чувств персонажей.

Кроме того, ремарка в составе шукшинского диалога способствует усилению игрового начала, сценичности описываемого действия. В создании атмосферы игры, «спектаклевости» в шукшинских рассказах важное место занимает повествователь. В ремарках диалогов повествователь обращает внимание на речевую манеру участников диалога, их психическое состояние в момент говорения или слушания, на невербальные компоненты коммуникации:

Аркашка оглушил стакан.

— Зараза, — сказал он с дрожью в голосе. — Еще руки распускает. Для всех станцую, а ты — отвернись! <...>

— Нашелся мне, понимаешь, — Аркашка открыто и зло посмотрел на Ваньку. — Губошлеп. Три извилины в мозгу, и все параллельные («Танцующий Шива», II, С. 522).

— Боксер, да? Иди я те по-русски закатаю...

— Та какой я боксер! — Бригадир остановился перед Ванькой. — Що ты!..

— Ну? — спросил Ванька.

— От так — раз! — Бригадир вдруг резко ткнул Ваньке кулаком в живот.

Ванька ойкнул и схватился за живот, склонился. А когда он склонился, бригадир быстро, сильно дал ему согнутым коленом снизу в челюсть.

— Два.

Ванька зажмурился от боли. Упал, скрючился («Танцующий Шива», II, С. 524).

Таким образом, ремарки в составе диалогического фрагмента представляют речевой план автора. Через ремарки предполагается читателю определенное видение диалогического процесса: содержатся указания на особенности речевого поведения персонажей, передается игровая эксцентрика (жестикуляция, модуляция голоса, перемещение в пространстве). Словесная отмеченность характера интонации обогащает образ персонажа и его восприятие читателем. Речевое поведение персонажа соотносится со всеми средствами его описания, тем самым усиливается связь между всеми компонентами текста и обеспечивается его единство.

Литература

1. Васильев, Л.М. Системный семантический словарь русского языка. Предикатная лексика. Вып. 4. Предикаты речи: учеб. пособие / Л.М. Вержбицкий. — Уфа: Баш-ГУ, 2002. — 80 с.

2. Вежбицкая, А. Речевые акты / А. Вежбицкая // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. — М.: Наука, 1985. — С. 251—275.

3. Гловинская, М.Я. Семантика глаголов речи с точки зрения теории речевых актов / М.Я. Гловинская // Русский язык в его функционировании. Коммуникативно-прагматический аспект. — М.: Наука, 1993. — С. 158—218.

4. Проза В.М. Шукшина как лингвокультурный феномен 60—70-х годов / под ред. В.А. Пищальниковой. — Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1997. — 192 с.

5. Чиркова, Н.И. Репрезентация диалога в художественном прозаическом тексте (на материале романов И.А. Гончарова «Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв»): дис. ...канд. филол. наук / Н.И. Чиркова. — СПб, 1991.

6. Здесь и далее цитируется по следующему изданию с указанием в скобках номера тома и страницы: Шукшин, В.М. Собр. соч.: в 6 т. Т. 2, 3 / В.М. Шукшин. — М.: Молодая гвардия, 1992.