На правах рекламы:

• Преимущества цифровых минивидеокамер.

Е.А. Коржнева. «Проблемы адекватного перевода рассказов В.М. Шукшина на немецкий язык»

Вопросам адекватного перевода текста, и художественного текста в частности, посвящены работы многих зарубежных и отечественных лингвистов (М.П. Брандес, В.Н. Комиссаров, Л.К. Латышев, И.И. Ревзин, А.Д. Швейцер, H. Gerzymisch-Arbogast, A. Ludskanov, W. Koller, Ch. Nord, K. Reiss, R. Stolze, T. Nida, A. Neubert, W. Wills и др.).

Перевод художественных текстов имеет свою специфику Как отмечает Ю.М. Лотман, «художественное произведение, являющееся определенной моделью мира, некоторым сообщением на языке <...> просто не существует вне этого языка» [1, с. 60].

В исходном тексте (далее — ИТ) имплицитно/эксплицитно представлена информация о создателе текста, социокультурном контексте, типе и сорте текста, коммуникативной интенции исходного текста, времени и месте, изображенных в тексте, языковых и стилистических особенностях текста [2; 3].

В процессе предпереводческого анализа лингвистических и экстралингвистических параметров ИТ (textinterne Faktoren и textexterne Faktoren по Ch. Nord) переводчик выполняет ряд функций: 1) анализирует язык ИТ; 2) устанавливает неизвестные денотаты и определяет степень их эквивалентности в ИТ и переводном тексте (далее — ПТ); 3) определяет тип и сорт ИТ, 4) выявляет коммуникативную функцию ИТ; 4) определяет социокультурный фон ИТ; 5) и по результатам предпереводческого анализа определяет стратегию перевода. Предпереводческий анализ помогает очертить круг проблем, которые могут возникнуть при переводе.

Во время анализа ИТ переводчик определяет условия коммуникативной ситуации, которая складывается из внетекстовых (прагматика, интенция, время и место, описываемые в тексте, коммуникативная функция) и внутритекстовых факторов (тематика, содержание, невербальные элементы, лексика, синтаксис).

Эти факторы устанавливаются при помощи известных в немецкой лингвистике «W-Fragen» [4].

В процессе перевода лингвист взаимодействует с языком текста как с целостным образованием и эффективность передачи информации, заключенной в ИТ, его эмоционального и психологического воздействия на читателя обусловлена всей системой способов выражения содержания/смысла произведения согласно языковым нормам. Трудность перевода состоит в передаче смысла во всем его объеме, «где смысл является строго организованной сущностью. И адекватность перевода связана с сохранением этой организованности» [5, с. 9].

Художественный текст — структура, представленная поверхностным и глубинным уровнями (Textoberflächenstruktur/Texttiefenstruktur по А. Linke), взаимодействующими между собой за счет когерентности. На поверхностном уровне функционируют языковые единицы, связанные между собой посредством когезии, глубинная структура текста — это общие внеязыковые знания о мире, общие знания о тексте [6].

Переводной художественный текст — сложная по организации система: с одной стороны — это система определенного национального и авторского языка, с другой стороны — это собственная «кодовая система», которую переводчик должен правильно дешифровать, чтобы адекватно перевести текст. Пренебрежение в процессе перевода одним из параметров ИТ ведет к смысловой деформации ПТ.

После создания ПТ переводчик осуществляет его «послепереводческий» анализ, устанавливает меру соответствия лингвистических и экстралингвистических параметров ИТ и ПТ, адаптируя затем ПТ для читателя, находящегося в ином социокультурном контексте.

Каждому из перечисленных выше аспектов процесса перевода может быть посвящено отдельное исследование. В данной работе рассматривается лишь один из них — лексический, в котором как эксплицитно, так и имплицитно представлены все другие параметры текста. Материалом исследования послужили ИТ и ТП рассказа В.М. Шукшина «Мой зять украл машину дров» / «Mein Schwiegersohn hat eine Fuhre Holz geklaut» (перевод И. Шрёдер, 1984, Berlin). Этот выбор обусловлен тем, что произведения В.М. Шукшина используются изучающими русский язык иностранцами при знакомстве с русским языком и культурой, одновременно являясь сложными для понимания и перевода.

Шукшин создает образы персонажей при помощи уникального деревенского языка, который насыщен фонетическими, морфологическими и словообразовательными просторечиями. В качестве фонетических просторечий выступают нейтральные слова, воспроизводимые в отличном от литературного языка звучании: им жиСТЬ надо сооБЧА, другую жиСЬ, я б ТАДА. Словообразовательные просторечия представлены словами с суффиксами субъективной оценки: мечтЯК коньячИШКО, кожАН, морфологические — такими формами, как: любЮТ меня, много всяких ездИЮТ.

Суффиксы субъективной оценки применяются в художественном произведении для речевой характеристики персонажей, выражения авторского отношения к описываемой ситуации, для изображения внешнего или внутреннего облика персонажей. Например, суффиксы с уменьшительным значением, сопровождающимся ласкательной экспрессией (иногда имеющим оттенок пренебрежительности): «Приехал я, мне, значит, коеЧКУ, чистЕНЬКО все, простынКИ» («Беседы при ясной луне»). «Захарыч, тщедушнЕНЬКИЙ стариЧОК с малЕНЬКОЙ сухой головой» («Стенька Разин»).

С целью усиления «звучания» языка В.М. Шукшин использует в одном контексте слова одного словообразовательного типа; например, существительные с суффиксом -ость (зн. отвлеченного признака или состояния): «...мелкие мысли покинули голову, вселилась в душу некая ЦЕЛЬНОСТЬ, КРУПНОСТЬ, ЯСНОСТЬ — жизнь стала понятной» («Алеша Бесконвойный»).

Другой особенностью языка В.М. Шукшина являются формы «нового звательного» падежа, то есть усеченные формы именительного падежа личных имен и названий родства, используемые в обращении. Например: «ВАЛЕРК! — позвал он. — А кто на тройке-то едет?» («Забуксовал»); «— Да ты что, ЗОЙ!» («Петька Краснов рассказывает...»); «— СЕРГУНЬ! — ласково позвала Клава» («Сапожки») [7, с. 182].

В шукшинских текстах усеченные формы именительного падежа функционируют как средство стилизации, характеризуют социальный статус коммуникантов и косвенно свидетельствуют о неофициальности, фамильярности или непринужденности отношений, установившихся между участниками диалога [7, с. 184].

Рассказы В.М. Шукшина изобилуют лексикой, характерной для сибирских говоров: базланить, глянуться, даве, доходной, жалиться, заполоношничать, зауситься, кафыркать, изладить, ухайдакать, прясло; колки, лесина, листовуха, согра, ботало.К сибирским особенностям речи относится также употребление слов «но» в значении «да» и «однако» в значении «наверное», а также ряд фонетических диалектизмов: еслив (если), ишо (еще), пужать (пугать), ись (есть), ничо (ничего), отсутствие Н у местоимений 3 лица после предлогов: у ей, про его, у их [8, с. 159].

Одним из характерных признаков речи Шукшина является частотное употребление фразеологических единиц (далее — ФЕ) и их сибирских вариантов, например, «реветь коровой»: «Нюра ЗАРЕВЕЛА КОрОвОЙ, бросилась обнимать Спирьку» («Сураз»). Общеизвестен фразеологический оборот «реветь белугой» в значении «громко, безутешно плакать». В.М. Шукшин заменяет в ФЕ один компонент белуга/корова, это диктуется целесообразностью, «привязкой» данного фразеологического оборота к местным условиям. События в рассказе происходят в сибирской деревне, и замена слов понятна и мотивирована, так как отражает быт сибирского села.

В произведениях В.М. Шукшина встречаются и индивидуальные по своему происхождению, авторские фразеологические единицы, например, «каленая боль» (зн. очень сильная, нестерпимая боль). «Гринька встал и тут же сел — в сердце воткнулась такая КАЛЕНАЯ БОЛЬ, что в глазах потемнело» («Гринька Малюгин»).

Как видно, богатство языка Шукшина, создающее смысловую «многослойность» его произведений, не всегда позволяет найти адекватные средства в языке перевода. Арсенал языковых средств, на языки которых переводятся произведения В.М. Шукшина, как правило, не обладает эквивалентными свойствами. Перед переводчиком встает вопрос: Как сохранить при переводе все «многозвучие» шукшинской лексики?

Как показал сравнительный анализ ИТ и ПТ рассказа «Мой зять украл машину дров» [9], в целом немецкий вариант оказался достаточно удачным. При этом, перевод по степени передачи адекватности значений можно разделить на три группы:

1) значение единицы русского и немецкого языков полностью совпадает на денотативном и коннотативном уровнях; 2) значение единиц русского и немецкого языков частично совпадают на денотативном, однако расходится на коннотативном уровнях; 3) значения единиц частично совпадают на денотативном уровне либо не совпадают совсем.

Ниже представлены примеры, характеризующие первую группу [9, с. 231, 236]:

Пример 1. Чего лаешься то? Кто лается? / Was kläffst du denn? Wer kläfft hier?

Пример 2. Дармоеды! Schmarotzer!

Пример 3. Двух сожрала... / Zwei hat sie schon fertiggemacht.

Вторая треть лексических единиц в процессе перевода сохранила лишь денотативное значение, утратив свои коннотации, то есть особенности, связанные, с культурно-исторической традицией, спецификой русского языка и особенностями контекста [9, с. 233, 236, 238]. Однако, как известно, коннотации — дополнительная фоновая информация слова. Язык — «национальное средство общения, и было бы странным, если бы в нем не отразились специфически национальные факты материальной и духовной культуры общества, которое он обслуживает» [10, с. 38].

Пример 1. Ты всю получку домой отдал! / Hast du doch deinen ganzen Lohn zu Hause abgegeben! Здесь при сохранении компонента значения «плата за выполненный труд» была произведена нейтрализация значения: слово с разговорно-просторечной окраской стало нейтральным: получка → заработная плата.

Пример 2. А то они заклюют тебя/ Sonst machen sie Hackefleisch aus dir. В этом примере выражение «заклевать к-либо» употребляется в переносном значении «извести кого-либо придирками, нападками» [10]. При употреблении данной лексемы возникают ассоциации с курами, которые могут заклевать наиболее слабого члена стаи. Герой рассказа постоянно называет свою тещу «курвой», этимология данного слова указывает, что первоначально слово имело значение «курица» (и лишь позднее — вульг. «потаскуха»). «Клевать» и «курва», находясь в рамках одного контекста усиливают, эмоциональный фон описываемой ситуации.

В русско-немецком словаре под ред. К. Лейна глагол «клевать» имеет значение j-m mit (Schikanen, Angriffen) arg zusetzen [11], что является его прямым эквивалентом. Однако глагол «клевать» был переведен словосочетанием aus j-n Hackefleisch machen (зн. сделать из кого-либо фарш). Как видно, денотативное значение единицы оригинала лишь частично совпадает с денотативным значением перевода.

Пример 3. Сейчас она у меня будет пятый угол искать. В каракуле. Вы думали, я вам ишак бессловесный? Сколько я вам получек перетаскал, а хоть один костюмИШКО маломальский купили мне? / Die soll mich kennenlernen. In ihrem Persianer. ...Ihr dacht wohl, bin ich so "n Esel, der sich alles gefallen lässt. Wie viel Geld habe ich nach Hause geschleppt, und ich habe mir auch nur einen einzigen schäbigen Anzug gekauft? В результате весь фрагмент потерял свою экспрессивность: разговорные и просторечные слова переведены нейтральной лексикой: будет пятый угол искать → die soll michkennenlernen; ишак бессловесный → Esel, der sich alles gefallen lässt; получек перетаскать → Geldschleppen; костюмишко маломальский купить → einen einzigen schäbigen Anzug kaufen.

Следует обратить внимание и на употребление в данном контексте слова костюмИШКО с суффиксом субъективной оценки-ИШК (зн. пренебрежительности, уничижительности). В сочетании с прилагательным маломальский оно приобретает мощную силу, демонстрируя степень внутреннего напряжения «маленького человека, нервного, стремительного» и его незавидную долю: всю жизнь прожил в тяжком труде, при этом не нажив себе ничего, не заслужив ни любви, ни сочувствия.

Язык Шукшина отличается богатством словообразовательных ресурсов, обладающих яркой стилистической окраской. Разнообразие используемых оценочных суффиксов придает речи экспрессию. К сожалению, словообразовательная система немецкого языка не позволяет передавать такие нюансы.

Примечательно представлена третья группа: в нее вошли переводы фразеологических единиц (ФЕ), слов-безэкивалентов, слов, принадлежащих к сибирским говорам, а также фонетических, словообразовательных и лексических просторечий.

Рассмотрим сначала примеры перевода устойчивых словосочетаний [9, с. 233, 238, 234]:

Пример 1. Да тебе двадцать восемь, а от тебя уж козлиным потом пахнет / Bist du achtundzwanzig, und blökst wie ein alter Bock (досл. Блеешь, ревешь как старый козел). Как видно из перевода, здесь передано содержание лишь незначительной части предложения.

Пример 2. Вот ведь и не скажешь, что жареный петух в зад не клевал. / Wenn es dem Esel zuwohl ist, geht er aufs Eis tanzen. В Большом словаре русских поговорок шутливое выражение «жареный петух в задницу клюнул» толкуется как «кому-л. срочно понадобилось что-л.» [13, с. 129]. В тексте Шукшина выражение имеет значение «и не скажешь, что судьба не била».

Эквивалент, выбранный переводчиком «wenn es dem Esel zuwohl ist, geht er aufs Eis tanzen», определяется словарем как: «кому слишком хорошо живется, тот с жиру бесится» [11], носитель же немецкого языка дает такое объяснение этому фразеологизму: «wenn jemandem zu gut geht, beginnt er verrückte Sachen zu machen» (когда у человека все очень хорошо, он начинает совершать безумные поступки).

Как видно из анализа фразеологических единиц ИТ и ПТ, эквиваленты оригинала и перевода не совпадают, как по значению (описывают различные денотаты), так и по стилистической окрашенности: в русском языке они имеют ярко выраженную просторечную, а в немецком — нейтральную окраску.

Пример 3. Копил, копил, елки-зеленые! ...После бани четвертинку жадничал выпить, а она взяла, шубу купила! / Verflixt und zugenäht! Man spart und spart, gönnt sich nicht nach dem Schwitzbad nicht mal ein Viertelliterchen, und sie geht hin und kauft sich den Pelz! Анализируемый контекст содержит лексический безэквивалент «елки-зеленые!». Эта единица используется в разговорной речи в качестве междометия в широком спектре ситуаций и выражает различные чувства, от крайней степени удивления до раздражения. В силу безэквивалентности данная лексема может быть переведена лишь приблизительно, то есть «Verflixt und zugenäht!». Это восклицание переводится как «Черт побери!» и употребляется в случаях выражения неудовольствия [14, с. 705].

В примерах 4, 5, 6 представлены сибирские диалектизмы: [9, с. 231,232, 238].

Пример 4. Веня приезжает из рейса и обнаруживает, что деньги, которые копились ему на кожаное пальто, жена Соня ухайдакала себе на шубу из искусственного каракуля. / Wenja war mit seinem Lastwagen von einer Tour gekommen und hatte endeckt, dass das ganze Geld, das er für eine lange Lederjoppe gesparrt hat, futsch war, seine Frau Sonja hatte sich da für einen Mantel aus Kunstpelz gekauft.

Употребление слова ухайдакать характерно для сибирских сельских районов. В словаре Т.Ф. Ефремовой лексема ухайдакать имеет значение «убить, замучить, извести» с пометой разг.-сниж. [15]. Переводчик перевел ее нейтральным глаголом kaufen, введя при этом в предложение конструкцию war futsch, уточняющую, что деньги, которые копил Веня, исчезли.

Пример 5. И вдобавок хромой: подростком был прицепщиком, задремал ночью на прицепе, свалился в борозду, и его шаркнуло плугом по ноге. / Oben drin ein Hinkefuss; vor langen Jahren, als er als Beisitzer auf dem Pflug arbeitete, war er eines Nachts eingeschlafen, in die Furche gefallen, und der Pflug hatte sein Bein gestreift. Диалектизм шаркнуть толкуется как «ударять, бить чем-либо» [11]. Здесь, как и в предыдущем примере, передано лишь денотативное значение, с утратой местного колорита.

Пример 6. Над старухой так изгаляться! / Eine alte Frau so zu verhöhnen! Глагол изгаляться толкуется как «издеваться, насмехаться» [11]. Такой вариант и был подобран в переводе: диалектизму соответствует немецкий глагол verhöhnen. В немецком разговорном языке имеется ряд выражений, имеющих более экспрессивную коннотацию, чем verhünen, например; j-m auf dem Kopf herumreiten, j-m auf dem Kopf tanzen, j-n auf den Besen laden, j-n spinnen. Однако переводчиком был выбран вариант, функционирующий в нейтральной сфере, и не имеющий стилистической окраски.

Особым предметом изучения в переводах В.М. Шукшина должны стать фонетические и словообразовательные просторечия, которые никак не проявляются в языке перевода [9, с. 238, 239, 240].

Пример 1. ЗаплоНБирована 25 июля 1969 г. Не кантАвать. / Verplombt am 25. Juli 1969. Vorsicht Glas! Nicht stürzen! Этот пример представляет надпись, сделанную Веней на туалете, после того как он заколотил там свою тещу. Слово заплоНБировано (вместо заплоМБировано) является примером фонетического (либо графического) просторечия, характерного для жителей многих сибирских деревень. В слове кантАвать (зд. переворачивать) главным героем допущена орфографическая ошибка. Это сделано не случайно. Шукшин подчеркивает таким образом неграмотность Вени, «университеты» которого пришлись на военные годы. Вместо школы — тяжелый труд. К сожалению, такие яркие черты главного героя не находят отражения в переводе.

Примеры 2, 3 характеризуют речь Михайла Кузнецова, «старого солдата, уважаемого человека», ставшего на защиту Вени во время показательного суда.

Пример 2. Какая твоя заслуга перед обЧеством/ Was für große Verdienste hast du schon vor der Gesellschaft?

Пример 3. И тот солдатик испуЖался / Und der junge Soldat bekam Angst. Просторечия в речи Михайла характеризуют его как умудренного опытом человека, прошедшего несколько войн и повидавшего много на своем веку. В процессе перевода все эти языковые нюансы были утрачены, что конечно, привело к «утечке информации» на содержательно-смысловом уровне.

Употребления в речи персонажей эмоционально-экспрессивной лексики — средство создания их образов, такая лексика позволяет понимать эмоции героя и сопереживать ему, что возможно лишь с опорой на язык. «Неназванная эмоция <...> не существует, <...> чем меньше объем языкового представления эмоций, тем меньше и их осознание. Чтобы сообщить о чувствах, надо их назвать. Чем меньше объем языкового представления эмоций в дискурсе, тем больше смысловых утрат» [16, с. 25].

Как отмечалось выше, при переводе следует принимать во внимание как социокультурные особенности ИТ, так и социокультурный контекст ПТ. Пренебрежение социокультурными особенностями ИТ и ПТ ведут к прагматическим трудностям. Так, в процессе анкетирования немецкоязычных читателей, студентов Института Славистики университета имени Ф. Шиллера (г. Йена, Германия), было установлено, что при чтении В.М. Шукшина возникли проблемы понимания таких реалий как: колхозы (die Kolchose), контора (die Kontor), раскулачивать (entkulakisieren), кулак (der Kulak), кулачка (die Kulakin). Переводчик, однако, дал транслитерацию русских реалий, не объяснив при этом их значение.

Значение слова колхоз (der Kolchos) понимают только жители бывшей ГДР или стран, входящих ранее в соц. лагерь. В этих странах имелись подобные коллективные хозяйства — сельскохозяйственные производственные кооперативы (die LPG). Для жителей иных стран, в том числе и нынешней Германии, данное явление не известно.

Слово контора (die Kontor) употребляется в тексте в значении «административно-канцелярское учреждение». В современном немецком языке это слово понимается как «предприятие, которое представляет крупную фирму за рубежом» [19, с. 577].

Слова раскулачивать (entkulakisieren), кулак (der Kulak), кулачка (dieKulakin) не имеют соответствий в немецком языке, поскольку эти реалии отражают русскую и советскую историю. Слово «кулак» с 19 века использовалось для обозначения относительно зажиточных крестьян. В 20 веке после Октябрьской революции и во времена Сталина слово приобрело отрицательную коннотацию.

Ассоциации, которые возникают у носителей русского языка при слове баня, не совпадают с ассоциациями у носителей немецкого языка к слову Schwitzbad. Для сибиряков баня означала завершение трудовой недели. Сама подготовка бани (дрова, вода, растопка бани) доставляет огромное удовольствие и радость. Немецкое слово Schwitzbad (дословно: место (ванна, бассейн), где потеют) не вызывает таких ассоциаций. Подобные реакции были даны реципиентами во время анкетирования.

Подводя итогу сказанному, можно сделать следующие выводы:

1) Трудности перевода рассказов В.М. Шукшина на немецкий язык обусловлены богатством лексических средств, функционирующих в языке писателя: наличием разговорно-просторечной и диалектной лексики, сибирских вариантов фразеологизмов, разнообразных оценочных суффиксов:

— использование просторечной и диалектной лексики является маркером местной культуры. Подобная лексика — средство индивидуализации персонажей, выражение оттенков шутливости, непринужденности, пренебрежительности, ироничности, грубости. Диалектизмы придают контексту живость, особый местный колорит, художественную достоверность;

— употребление лексем с оценочными суффиксами придает ситуации большую экспрессию, а сибирские фразеологизмы — речи героев В.М. Шукшина образность.

2) Частичная эквивалентность значений слов при переводе приводит к потере коннотативной составляющей, что в свою очередь является причиной «утечки информации», и соответственно, «сдвигов» в содержательно-смысловом плане переводного текста. Переводческие трудности, возникающие на этапе постижения оригинала, ведут к фактическим ошибкам в тексте перевода.

3) При переводе не учитывается социокультурный контекст немецкоязычного читателя, транслитерация реалий русской деревни 60-х годов, без дополнительных комментариев, является малопродуктивным способом перевода.

4) Перевод прозы Шукшина на немецкий язык предполагает длительный предпереводческий период, во время которого переводчик знакомится с реалиями русской деревни, особенностями русской просторечной и диалектной речи, творчеством автора. На этапе послепереводческого анализа переводного текста необходимо сравнение коммуникативной ситуации (внетекстовые и внутритекстовые факторы), представленной в исходном тексте, с коммуникативной ситуацией, созданной переводчиком в переводном тексте.

Литература

1. Лотман, Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек — текст — семиосфера — история. — М., 1999.

2. Gerzymisch-Arbogast, H. Übersetzungswissenschaftliches Propädeutikum. — Tübingen: Francke., 1994.

3. Reiss, K. Grundfragen der Übersetzungswissenschaft. — Wien: Facultas Universitätsverlag, 1995.

4. Брандес, М.П. Предпереводческий анализ: учеб. пособие / М.П. Брандес, В.И. Провоторов. — М., 2001.

5. Nord, C. Textanalyse und Übersetzen. Theoretische Grundlagen, Methode und didaktische Anwendung einer Übersetzungsrelevanten Textanalyse. — Heidelberg: Julius Groos Verlag, 1995.

6. Linke, A. Studienbuch Linguistik / A. Linke, M. Nussbaumer, P.R. Portman. — Max Niemeyer Verlag. Tübingen, 2004.

7. Проничев, В.Н. «Новый звательный» в рассказах В.М. Шукшина // В.М. Шукшин. Жизнь и творчество. Труды краевого музея истории литературы, искусства и культуры Алтая. — Барнаул, 1992. — Вып. 2.

8. Байрамова, Т.Ф. Нелитературная эмоционально-оценочная лексика в рассказах В.М. Шукшина // В.М. Шукшин — жизнь и творчество. Труды краевого музея истории литературы, искусства и культуры Алтая. — Барнаул, 1992. — Вып. 2.

9. Schröder, I. Mein Schwiegersohn hat eine Fuhre Holz geklaut. In: W. Schukschin. Erzähungen. Berlin: Verlag Volk und Welt, 1984.

10. Виноградов, В.С. Введение в переводоведение (общие и лексические вопросы). — М., 2001.

11. Ожегов, С.И. Толковый словарь русского языка / С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. — М., 2009.

12. Мокиенко, В.М. Большой словарь русских поговорок / В.М. Мокиенко, Т.Г. Никитина. — М., 2007.

13. Лейн, К. Большой русско-немецкий словарь / К. Лейн, Д.Т. Мальцева. — М., 2002.

14. Девкин, В.Д. Немецко-русский словарь разговорной лексики. — М., 2002.

15. Ефремова, Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. — М., 2000.

16. Gdovska, B. Jazykovye sredstva predstavlenija èmocij v poèzii: na materiale liriki A.S. Puškina i russkich poètov XX veka. Uniwersytel im.Adama Mickiewicza w Poznani. — Poznan, 2006.

17. Langenscheidts Großwörterbuch Deutsch als Fremdsprache. — Berlin/München, 2002.