«...Он непоправимо сглупил»

Бийский кинооператор Вячеслав Ковердяев в 1967 году в одной компании услышал, как Шукшин вдруг сказал с тайной печалью и угрозой в голосе, с сумасшедшинкой в глазах:

— А сейчас я спою вам одну замечательную песню.

И затянул:

Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там, в стране далекой,
Назовешь ты меня чужой.

Пел, выворачивая душу, так, что всем плакать хотелось. И угадывалось за этим порывом нечто более значительное, чем желание петь. Родина опять напомнила ему о той, которая, любя, ничего ему не простила. А он, возможно, этой песней окликал ее, напоминал о себе издали, смирившись с утратой, скорбел о ней.

Двоюродный брат Шукшина Иван Попов считал, что Василий Макарович покаялся незадолго до смерти перед Марией в рассказе «Осенью».

Многим верилось, что прототипом Марии в романе «Любавины» послужила Мария Шумская; другие настойчиво утверждали, что она более напоминает образ матери — Марии Сергеевны. Там один из героев романа Кузьма, уже женатый и имеющий дочь, тоскует по первой своей любви.

Но вернемся к рассказу «Осенью». Для наглядности познакомимся с несколькими абзацами из него:

Паромщик Филипп Тюрин стал думать про свою жизнь. Вот как у него случилось в молодости с женитьбой. Была в их селе девка Марья Ермилова, красавица. Круглолицая, румяная, приветливая. Загляденье. О такой невесте можно только мечтать на полатях. Филипп очень любил ее, и Марья тоже его любила — дело шло к свадьбе. Но связался Филипп с комсомольцами. И опять же: сам комсомольцем не был, но кричал и ниспровергал все наравне с ними. Нравилось Филиппу, что комсомольцы восстали против стариков сельских, против их засилья. Было такое дело: поднялся весь молодой сознательный народ против церковных браков. Неслыханное творилось.

Старики ничего сделать не могут, злятся, хватаются за бичи — хоть бичами, да исправить молокососов, но только хуже толкают их к упорству. Веселое было время. Филипп, конечно, — тут как тут: тоже против венчания. А Марья — нет, не против: у Марьи мать с отцом крепкие, да и сама она окончательно выпряглась из передовых рядов: хочет венчаться. Филипп очутился в тяжелом положении. Он уговаривал Марью всячески (он говорить был мастер, за что, наверное, и любила его Марья, — искусство редкое на селе), убеждал, сокрушал темноту деревенскую, читал ей статьи разные, фельетоны, зубоскалил с болью в сердце.

Марья ни в какую: венчаться, и все. Теперь, оглядываясь на свою жизнь, Филипп знал, что тогда он непоправимо сглупил.

За год до смерти рассказ «Осенью» был опубликован в июле 1973 года в журнале «Аврора». Потом Шукшин вновь включает этот рассказ в свой последний сборник «Беседы при ясной луне». До смерти оставалось всего пять месяцев. Словно что-то мучило писателя, коль он постоянно возвращался к этой теме, напоминая кому-то о своей вине.

Знаю по жителям моего древнего села Крапивина, что по настоянию дедов или родителей, а порой и по собственному желанию некоторые молодые втайне от властей, всячески порицающих церковный брак, венчались, не боясь порой лишиться комсомольских и даже партийных билетов. Но, если комсомольская среда дознавалась окольными путями о свершившемся, вот тут-то и начинался сыр-бор — тут и радио, и газеты, и в клубе собрание, этакий прочесон показательный устраивался, в назидание подрастающему поколению.

В деревнях старожилы на эти новшества смотрели снисходительно, посмеиваясь: мол, пусть молодые побузят, выпустят пары, перебесятся, а все равно придут к тому же. Много чего накатывалось на деревню инородного, извне привносилось напористого, может, и нужного, да у крестьян жизнь была всегда своя. Они там, «наверху», напридумывают, а ты тут отдувайся. Как в загон всех сгонят, а корму никакого, наоборот, последний поотнимают! Вот и вели сельские жители полуподпольную жизнь — одну для власти, другую — для себя.

Нет, не случайна тема венчания в рассказе «Осенью». И металлическую обложку от церковной книги с распятием носил с собой Василий Шукшин тоже не случайно.

Интуитивно угадываю за сюжетом рассказа внутреннее напряжение молодых перед комсомолом и древними традициями предков.

История любой цивилизации земного человечества доказала, что религия и светская духовность играли во все времена важнейшую роль в формировании мировоззрения общества, его культуры и государственности. В основе существования любой цивилизации — египетской, индийской, персидской, китайской, японской, эллинской, европейской, русской — была традиция. Тайна содержится в самом слове «религия»: «лига» — означает объединение, союз, связь, если хотите, а религия — обратная связь, связь человека с Богом, которым предусмотрена свобода выбора в проявлении сознательной воли. Она — в сокровенном, в ритуалах, молитвах устанавливает обратную связь с создателем. Мы живем в его царствии, мировой космической среде — и независимость от создателя, от живой ткани сакрального пространства, в котором, следуя Его замыслам, органично помещено человечество, от действующих в нем законов, несостоятельна: мы можем выбирать только между исполнением и неисполнением его замыслов, его воли, его законов, законов космического сознания. Все нагромождения помимо Его воли неизменно рушатся — и в этой связи принимали иные очертания целые государства, исчезали народы, уходили под воду континенты, чтоб вновь восторжествовала гармония и традиция...

Ведь подспудно противостояние между прошлым и наступившим временем не прекращалось до наших дней. Особенно в деревнях. И видимо, существовало нечто, что сыграло позже в разрыве Марии и Василия тоже свою роль. Шукшин, пройдя армейский всевобуч, давление райкомов, стал к тому же коммунистом, хотя многие его поступки постоянно противоречили жесткой партийной дисциплине: спасая в этом случае талант, видимо, поддался художник очередному поветрию. Да и никуда от него нельзя было тогда деться, если желал чего-нибудь добиться в жизни. В молодости, когда вся пропаганда брошена была на ломку сознания молодых людей, поставив их на спорную грань тургеневской дилеммы «отцов и детей», многие предпочли именно такой путь.

Приоткрывает занавес над прояснением сути происходящего в те времена прозревающее авторское чутье и запрятанное надолго покаяние Василия Шукшина:

Теперь, оглядываясь на свою жизнь, Филипп знал, что тогда он непоправимо сглупил.

Но осознание этой данности придет к Шукшину в конце жизни.

Шукшин не успеет постигнуть всей глубины ее, ибо сердце его перестанет биться на той острой грани приближения к этому прозрению, и осознание того, что самое дорогое он отдал во имя мифа, так и не вкусив обещанного царствия, выразит свой гнев и боль по этому поводу в фильме «Калина красная». Там он поет для любимой Марии вновь их общую песню «Вечерний звон», став рядом с преступниками, видимо, считая и себя таковым.

А мне невольно вспоминается образ русской женщины из романа Стендаля, который с французской беспечностью дает ей странное имя Армане, вынеся его в оглавление своего произведения.

Армане совершенно безразлична к богатству, роскоши и общественному мнению. У нее нет «чувства собственности», характерного для «цивилизованного мира», а по мнению французского писателя — вообще отсутствующего у русских. Заметив, что Октав (жених Армане) гордится своими двумя миллионами, она теряет к нему уважение.

Октав де Маливер и Армане Зоилова, в которую он влюблен, составляют исключение в окружающем их обществе. Октав — потому что он считает это общество несправедливым, а себя кем-то вроде преступника, Армане — потому, что по своей природе она чужда интересам, страстям и взглядам высшего света, не свойственным «человеку природы». Оба героя Стендаля чувствуют отчуждение и нравственное одиночество даже среди близких им людей и вместе с тем свою духовную близость. Октава к Армане тянула любовь не физическая, а скорее — «восторг перед добродетелью».

Их противостояние в жизни сближает смерть Октава, которая проясняет до конца всю глубину их чувства. Так проявляется жизнь подсознания, неподвластная разуму и воле.

На мой взгляд, именно это произошло между Марией Шумской и Василием Шукшиным перед лицом смерти — искуплением всего сущего на земле.

После смерти Шукшина начался невиданный взлет Василия Макаровича и проявились до конца окружающие его люди.