Эпилог

Стоит возле Сросток, как страж, Пикет-гора, где некогда располагался казачий пост. Правда, местные народности называют ее на свой лад — Бикет.

В ясную, летнюю погоду с горы Пикет видна широко окрестность во все стороны до 30 километров: на северо-запад — Степной Алтай, на юго-восток — Горный. А Пикет высится на пограничье. Под горой же стекаются, срастаются две реки — Катунь и Бия. От слова «срастаются» и пошло название — Сростки.

Конечно, и подростком, и юношей, и будучи взрослым, Василий Макарович любил подниматься на гору Пикет, чтоб отсюда полюбоваться неописуемо прекрасными алтайскими далями. В воспоминаниях любимой сестры Шукшина — Тали, Натальи Макаровны Зиновьевой, это тоже нашло отражение. Вот как оно выглядит:

Однажды летом, на второй день после приезда, в предрассветный час Вася тихонько вышел на улицу, стукнула калитка, я — к окну. Он прошел мимо по направлению к горе Пикет. Я почему-то всегда боялась за него, уж больно был он рискованным. Я разбудила маму... говорю: пойдем за ним. Он идет вразвалочку, а мы, две заполошные, пуганые вороны, трусим за ним на небольшом расстоянии. Был четвертый час утра. Село уже приготовилось умываться в серебре росы, отбеливалось, перекликались во дворах петухи... Вася стал подниматься на гору, тогда я тихонько окликнула его. Он увидел, что мы тоже поднимаемся по косогору... засмеялся: «Ну, вы даете...» Прижал нас к себе... и предложил подняться выше и вместе встретить рассвет. Останавливался, сладостно причмокивал, поднимал руки вверх и в стороны, как будто накачивал себя воздухом, который, как он сам выразился, можно черпать банным ковшом и пить до опьянения. А нам было и невдомек, что природа, рассвет в родных местах помогали ему в работе, он как будто заряжался, а гора Пикет была его стартовой площадкой. Не думал, конечно, что она будет для него и финишем...

Да еще каким финишем! Море людей будет сюда приезжать, чтоб отдать уважительный поклон сыну алтайской земли. Но это празднество, широкое и вольное, как душа Василия Макаровича, наращивало свои силы и размах исподволь... Начиная с 1976 года в день памяти Шукшина люди стихийно начали собираться на горе Пикет, даже в первое время вопреки воле местного руководства... Но с малого родника начинаются глубоководные реки.

С восходом зари начинает сходиться сюда разный хороший народ, чтоб отпраздновать «на миру» день рождения знаменитого алтайского сына Василия Макаровича Шукшина — двадцать пятого июля. К этой дате приурочены Шукшинские чтения, которые проводятся ежегодно в Алтайском крае, а к горе Пикет стекаются люди из окрестных сел и деревень, из больших и малых городов России.

С горы Пикет распахивается удивительно красивая панорама Закатунской долины, шукшинской «малой родины», которую рассекает стремительный и стратегически важный для страны Чуйский тракт, уходящий к монгольской границе через горы, леса и пышные золотящиеся поля. Кстати, пшеница, выращиваемая на Алтае, отличается высоким составом клейковины, по качеству выше краснодарских и новосибирских сортов. Мне кажется, и местные люди резко отличаются от других областей России солнечностью, добросердечностью и радушием.

В одном из писем родной сестре Наталье Макаровне Зиновьевой Шукшин однажды написал:

Я хочу, чтоб меня тоже похоронили на нашей горе и чтоб вид оттуда открывался широкий и красивый.

Но не отдала его Москва «малой родине», отняв однажды. Не пожелала вернуть Василия Макаровича Сросткам и жена его — мать двоих детей, Лидия Николаевна, чтоб вечно рядом был ее супруг: в минуту тяжелую или радостную прийти да поговорить по душам с Василием Макаровичем, одна или с Машей и Олей.

Да и в традициях всех ведущих столиц мира заведено так: забирая у провинций таланты, они оставляют их рядом со своим сердцем, как самые высокие символы Отечества.

Признание и высокая оценка впечатляющего наследия В.М. Шукшина в Дании, Исландии, Норвегии, Швеции и Финляндии убеждают соотечественников в том, что слава сибирского самородка стала давно достоянием мирового сообщества и, конечно, гордостью отечественной культуры и Алтайского края, вскормившего, выучившего и подарившего миру истинно народный талант.

На «киноволне» оживленного интереса международной общественности к яркой творческой личности Шукшина появились сборники избранного российского писателя во Франции, ФРГ, Италии, США, Японии, Англии, странах Скандинавии, не говоря уж о собственной стране, где в издательствах было напечатано семь его книг, за пятнадцать лет пребывания в кино снято пять фильмов и сыграно более двух десятков ролей!

Подходя к себе всегда критически, сам автор считал из своих фильмов удавшимися лишь два — «Печки-лавочки» и «Калину красную».

В двадцать пять поступил он во ВГИК, в тридцать лет его окончил, в сорок пять Шукшина не стало. Но как много Василий Макарович успел за такой короткий отрезок времени, отведенный ему судьбой!

Утверждая его память, по родной стране начали появляться центры В.М. Шукшина, и один даже — в Париже, куда вместе с Л.Н. Федосеевой-Шукшиной ездили артисты Татьяна Белевич и Никита Астахов — одни из первых исполнителей произведений знаменитого сибиряка.

Сборники рассказов и повестей, подготовленные издательствами «Прогресс», «Спутник», «Радуга», нашли благодатную почву у доброжелательного зарубежного читателя. Исторический роман о Степане Разине вышел на финском и шведском языках, театральная инсценировка «К светлому будущему» — на финском, прозвучали рассказы «Срезал» и «Горе» по шведскому и исландскому радио...

«Всеми высшими завоеваниями духа мы владеем сообща», — написал швед Вернер фон Хейденстан. В этом гуманизм мировых шедевров. Они дают возможность владеть ими вместе, объединяя вокруг себя людей разных сословий, религиозных убеждений, рас и континентов.

...У подножия горы Пикет, окруженный вниманием сельчан, находится Дом-музей Василия Макаровича Шукшина. А рядом с ним — великолепный ухоженный сад, заложенный сотрудниками музея при помощи Научно-исследовательского института садоводства Сибири им. М.А. Лисавенко.

Сохранилась усадьба, где родился Шукшин, дом № 48 по улице Береговой, где прошли детские и юношеские годы Василия Макаровича, старая школа в центре села, где он некогда учился. Имя Шукшина носит двухэтажная местная школа, выстроенная в шестидесятые годы, расположенная через дорогу.

Не обходится ни одно празднование Шукшинских чтений без Рениты и Юрия Григорьевых, больших и преданных друзей Василия Макаровича, поставивших фильм о Шукшине «Праздники детства», где в роли матери, Марии Сергеевны, снялась актриса Людмила Зайцева, почитаемая в Сростках.

Как сообщила Ренита Андреевна Григорьева присутствующим на Шукшинских чтениях — с 1986 года Госкино СССР учредило премию «За любовь к Родине», которую будут вручать ежегодно лучшим кинолентам года на Пикет-горе в присутствии земляков Василия Макаровича.

И тот ПРАЗДНИК ДУШИ, за который ратовал своенравный сибиряк, продолжается на Пикет-горе, куда в 70-летие со дня рождения Шукшина народу понаехало, как никогда.

А местные жители не могут забыть другого: как в Сростках побывал известный артист из Киева Павел Громовенко, да такое шукшинское «Верую!» выдал — народ ходуном ходил. Хочется надеяться, что и москвич Сергей Никоненко, исполняющий неповторимо этот рассказ, не уступит в талантливости запорожскому казаку и однажды удивит Сростки своей самоотверженной приверженностью к имени Василия Шукшина. И оживут и заискрятся, волнуя и поджигая сердца, снова оптимистические нотки в словах Василия Макаровича:

— Душа болит? Хорошо! Ты хоть зашевелился, ядрена мать! А то бы тебя с печки не стащить с равновесием-то душевным. Живи, сын мой, плачь и приплясывай. Ты уже здесь, на этом свете, получишь сполна и рай и ад. Верь в жизнь. Повторяй за мной: верую! В авиацию, в механизацию сельского хозяйства, в научную революцию! В барсучье сало, в бычачий рог!

Вот оно, неповторимое, жизнеутверждающее шукшинское озорство и глубокомыслие, народная мудрость и хитрая усмешка. А за этой перечислительной трескотней и временной казуистикой возникает шаровая молния — болеющая, высоконравственная душа народа, выразителем которой был и остается Василий Макарович Шукшин, потому-то к нему и не зарастает народная тропа.

Именно своей мятежной, неповторимой сутью Василий Макарович Шукшин подтвердил лишний раз то, что было написано задолго до рождения сибирского художника Жерменой де Сталь в книге «Десять лет в изгнании», изданной в 1821 году, о характерных чертах простого русского народа, который ее восхищал гораздо больше, чем знать:

Что-то титаническое, дерзновение, всегда превышающее обычные нормы: воображение русских не имеет границ, у них все грандиозно, отвага преобладает над рассудительностью, и если они не достигают своей цели, то только потому, что идут дальше цели.

Василий Макарович перекликается с этой замечательной француженкой в своей приверженности, обостренной и высокой, к родной земле, более углубленно и простовато (а все гениальное всегда было просто!) выразивший этот душевный порыв, это сердечное пристрастие ко всему, что спасало и согревало, ласкало и поднимало с колен, когда накатившие житейские бури сбивали его с ног:

Я думаю, что русского человека во многом выручает сознание этого вот — есть еще куда отступать, есть где отдышаться, собраться с духом. И какая-то огромная мощь чудится мне там, на родине, какая-то животворная сила, которой надо коснуться, чтобы обрести утраченный напор в крови. Видно, та жизнеспособность, та стойкость духа, какую принесли туда наши предки, живет там и поныне, и не зря верится, что родной воздух, родная речь, песня, знакомая с детства, ласковое слово матери врачуют душу.

Как проникновенно и емко сказал Виктор Петрович Астафьев, что внешностью своей Василий Шукшин «был похож на свою Родину». Там ему легче дышалось, писалось, являлось образное мышление и поэтическое вдохновение. Василий Макарович, как Антей, коснувшись земли родной, тут же обретал силу и крылья.

В Доме-музее В.М. Шукшина я обнаружила прекрасные полотна моего земляка-кузбассовца, художника Германа Захарова, который подарил сросткинцам восемнадцать картин. Замерла над строками одного из последних писем Василия Макаровича:

Силы, силы уходят. Не думал, что это когда-нибудь произойдет со мной. Ужасно грустно. В башке полно замыслов.

Пикет-гора — место единения народного духа, высота, до которой подняло материнское сердце Марии Сергеевны судьбу своего любимого сына — Василия Макаровича Шукшина.

Недавно астрономы открыли новую звезду в космическом бездонном пространстве, назвав ее именем Шукшина. Много там еще неизведанного, неисследованного, много загадочного, но одно неоспоримо: она высоко в небесах, она светит. Долго нам еще ее узнавать, но забыть не дано.

1985—2000 г.
Томск — Кемерово — Москва — Сростки

Над калиною красной всходящее солнце багрово.
Заметались снега в круговерти бездонного дня.
И глядели глаза, сострадая, на землю сурово,
Ту, что гнула калину, кого-то, видать, веселя.
Этот взгляд не забыть и лица с достоевской печалью вселенской.
Как он знал этот мир! Как болел за него и страдал!
Может быть, оттого, что рожден в простоте деревенской,
Был под этой калиной, чей сок так и горек и ал.
Воронья было много над бедной ее головою,
И злословия много. Душа же любила ее
За красу и добро да за сердце ее огневое,
И смолкало, страшась непонятно чего, воронье!
Правды страстно хотел человек, воспевавший калину.
Панихиду не рано ль справляла над ним и над нею пурга?
Он безжалостно тратил года своей жизни былинной
Для того, чтоб она для других оставалась пряма и строга.
Для того, чтоб цвела по весне безмятежно и ярко,
Для того, чтоб всегда не сгибала своей головы.
Ничего не просил — ни любви от нее, ни подарка:
Кто в Сибири рожден, всегда и во всем таковы!
Пусть же здравствует цвет, что белей лебедей и заметней!
Пусть алеют багряно и скорбно над Родиной кисти калин,
Что выращивал он, каждый миг был за цвет их в ответе,
И за то, что хотел и сумел бы осилить один.
Поспешила принять в свое лоно земля его тело,
И ушел он в цветы и коренья плакучих берез.
Лишь пылала костром над сугробистой пагубой белой
Та, о ком он пропел в свое время, влюбленный до слез.

И разыгрались же кони в поле,
Поископытили всю зарю.
Что они делают? Чью они долю
Мыкают в поле том? Уж не мою ль?

В. Шукшин

Не бойся врагов — в худшем случае они могут тебя убить.
Не бойся друзей — в худшем случае они могут тебя предать.
Бойся равнодушных — они не убивают и не предают.
Только с их молчаливого согласия существуют на земле предательство и убийство.

Роберт Эберхардт