«Аттестат — мой подвиг...»

Вернувшись в Сростки, решил сдать экстерном экзамен на аттестат зрелости. Провалился по математике. Остался на повторный экзамен. Осенью пересдал. Это уже совершались подвиги в честь Марии!

После армии Василий Шукшин и Маша Шумская поженились. Родня жениха приняла невестку с распростертыми объятиями. Поначалу все в Сростках были очарованы этим союзом двух юных сердец. И все в жизни молодоженов шло ладно да спокойно.

— И Вася, и я, — вспоминала позже Мария Ивановна, — понимали, что он станет известным писателем, поэтому я не взяла его фамилию. Я с трудом переношу внимание ко мне посторонних людей.

Мария готовила любимую куриную лапшу Василию, а по вечерам они, сидя на крылечке вдвоем, пели задушевно «Вечерний звон»:

Вечерний звон,
Вечерний звон.
Как много дум Наводит он!
Бом-бом...

И всем сросткинцам любо было смотреть на эту дружную, удивительную пару, будто специально созданную природой друг для друга.

Мария уже в те годы каким-то тайным женским чутьем угадывала в Василии сокрушительную силу, скрывавшую в себе нечто грозовое для ее устоявшегося уклада жизни. Она дистанцировалась от нее, на всякий случай интуитивно отгораживаясь невидимым барьером, — ведь у большинства женщин интуиция сильно развита для сохранения потомства и жизни на земле.

Мария искренне верила в будущность таланта Василия: писать он начал рано, почти со школьной скамьи, но более серьезно — с шестнадцати-семнадцати лет, учась уже в техникуме. Со многими сочинениями своего суженого этой поры будущая жена Шукшина была знакома.

По свидетельству сестры, Натальи Макаровны Зиновьевой, Василий Шукшин свои рассказы уже тогда отправлял в Москву, в журнал «Затейник», а может, и не только туда. Ответы, видимо, приходили отрицательные; может, поэтому позже он выберет не литературную стезю, а кинематограф.

И здесь нельзя не упомянуть об одной ускользнувшей от многих исследователей детали, перед которой я, замерев, не могла не остановиться.

Краевед В. Гришаев в своей книге «Тропою памяти» мимолетно сообщает о том, что у Василия Шукшина был необычный блокнот: обложка металлическая, а на верхней половине распятие изображено. Внутри — нарезанная бумага. В свободную минуту Василий вынимал этот блокнот и начинал писать, а металлическая обложка становилась как бы опорой. К тому же всегда перед лицом было распятие Христа, пострадавшего из-за любви к человечеству. Особенно увлекался Василий сочинительством на уроках математики или физики, может, эти предметы его не очень-то интересовали.

Но ясно, что уже в юные годы, подсознательно или сознательно, Василий Шукшин выбрал свой крест. Ничего случайного не бывает у таких людей, как он или подобные ему. В судьбах их каждая деталь имеет немаловажное значение. Это еще и вызов тем обстоятельствам, в которых молодому человеку суждено было родиться, учиться, трудиться. Не забывайте, он жил в эпоху полного отрицания Бога.

Из автобиографии В.М. Шукшина:

Считаю своим маленьким подвигом — аттестат. Такого напряжения сил я больше никогда не испытывал. После этого работал учителем вечерней школы рабочей молодежи, исполняя одновременно обязанность директора этой школы. Преподавал русский язык, литературу и историю в седьмом классе.

Именно к этому периоду жизни можно отнести воспоминание преподавательницы истории Людмилы Рубисевич:

В 1953 году я вошла в 10-й класс и вижу на последней парте молодого человека в тельняшке. Я подумала, что, возможно, он из районо, так как в сравнении с другими школьниками выглядел намного старше. Это был Василий Шукшин. Он решил сдать экстерном экзамены за среднюю школу на аттестат зрелости и стал посещать школьные уроки, для того чтобы подготовиться к экзаменам. В тот день у меня была тема «Десять сокрушительных ударов Сталина». И когда я уже возвращалась домой, Вася догнал меня и сказал: «Извините, Людмила Алексеевна, вы говорили про десять сокрушительных ударов, а у меня одиннадцать». Ему предстояло сдавать одиннадцать предметов на аттестат зрелости. И все их выдержал.

Поэтому лично меня не удивляет, что он был таким известным писателем, режиссером, актером.

Наступил поворотный 1953 год, когда в ЦК КПСС, после смерти И.В. Сталина, произошли серьезные перемены.

Шукшин некоторое время исполнял обязанности директора вечерней школы и преподавал русский язык и литературу. Не соврал он Владимиру Жупыне — стал после армии учителем, человеком самой уважаемой должности на селе.

Но, как вспоминал позже Василий Макарович:

Учитель я был, честно говоря, неважнецкий. Без специальности, образования, без быта. Но не могу и теперь забыть, как хорошо, благодарно смотрели на меня наработавшиеся за день парни и девушки, когда мне удавалось рассказать им что-то новое, важное и интересное. Я любил их в такие минуты и в глубине души не без гордости и счастья верил: вот теперь, в эти минуты, я делаю настоящее, хорошее дело. Жалко, мало у нас таких минут. Из них составляется счастье.

В пору директорства Василия Шукшина молодежь Сросток выдвинула его на должность секретаря комсомола — серьезный, армию отслужил, женился, заметный стал на селе человек. Но тут мать, Мария Сергеевна, резко вмешалась в судьбу своего любимого сына:

— Секретарь — должность выборная. Сегодня ты секретарь, а завтра никто. А я хочу, Вася, чтоб ты поехал в город и выучился на доктора. Не было в Сростках доктора, а тут появится свой.

Приезжал партийный секретарь — ничего не вышло. Мария Сергеевна оказалась непреклонной. Продала последнее богатство семьи — корову Райку, чтоб вручить деньги Васе, а Шукшины жили всегда бедно! Да и кто помнит российскую деревню в послевоенное время, знают, как много для семьи значила корова, и потому поймут, какой благородный поступок, если не подвиг, совершила тогда Мария Сергеевна.

Вот тут и выходит, что сельская идиллия, при всей искренней и непогрешимой любви к жене Марии, была вовсе не тем, к чему стремился в своих тайных мыслях-мечтаниях Василий Шукшин.

Последующие его поступки доказывают нечто, чему есть объяснение: Шукшин целеустремленно воплощал в жизнь свои надежды. А русская женщина, любившая его всем сердцем, юным и чистым, как только можно в ее бескомпромиссном возрасте, и подозревать не могла, какой подвох готовит судьба ей, искренне уверовавшей в непогрешимость их отношений.