А.Д. Соловьёва. «Фразеологизмы в публицистике В.М. Шукшина»

Публицистика В.М. Шукшина относится к последним десяти годам его творческой жизни — 60—70-м годам XX века. Она не представляет собой отдельное, самодельное творчество — он писал для газет, журналов с целью объяснить свои позиции в литературе и киноискусстве, свои взгляды на некоторые социально-общественные явления.

Почти все 33 статьи объединяются искренним интересом, многие — болью к небольшому кругу проблем, которые Шукшин считал для себя главными: взаимоотношения современной для него литературы и кино, взаимоотношения города и деревни («Куда же всё-таки идёт деревня?»), роль интеллигенции в деревне. В данной статье представлены комментарии к языковому материалу нескольких публицистических работ В. Шукшина, посвящённых названным проблемам. Кроме этого, Шукшин размышлял в публицистических работах о народном герое (любимом персонаже истории — Степане Разине), о творчестве других писателей и деятелей кино (В. Белова, А. Скалона, М.И. Ромма, М. Хуциева).

Как отмечают исследователи литературного творчества В. Шукшина, в художественных произведениях он исповедовал отказ от авторской оценки своих персонажей: Шукшин не навязывал своей авторской позиции, «он отказался от авторитетного слова, внеся в прозу истинную полифонию голосов, версий бытия, рождаемых самой жизнью в слове рассказчика-свидетеля, в диалогах персонажей»¹. Читатель Шукшина сам должен делать оценки, выводы: каков персонаж? кто прав? что нравственно? что безнравственно? что духовно? что бездуховно? Что с нами происходит? Но в публицистике Шукшин проявляет себя как полемист, жёстко отстаивающий свои позиции в литературном и кинематографическом процессах, во взглядах на современное ему общество.

Шукшин считал: самое главное, что думающий читатель и зритель ждёт от автора, — Это правда. Два понятия — Правда и Нравственность — у Шукшина стоят рядом:

«Правда труженика и правда паразита, правда добра и правда зла — это и есть, пожалуй, предмет истинного искусства. И это есть высшая Нравственность, которая и есть Правда» («Нравственность есть Правда»).

Публицистическое произведение всегда направлено определённому адресату. Адресат В. Шукшина — читатели его произведений, зрители его фильмов, из которых далеко не все понимали и принимали его персонажей, его отношения к теме произведения. Шукшин не отметал с порога мнений своих оппонентов, он пробивался к своему читателю, зрителю. Интонация этих статей — это интонация беседы, искреннего разговора. Он искренне не понимал, почему в его персонажах отмечают прежде всего грубость, чаще всего такие обвинения ему предъявляли женщины-критики («тёти в штанах»). Шукшин парирует:

«Если бы мои "мужики" не были бы грубыми, они не были бы нежными» («Нравственность есть Правда»).

В языковом фонде произведений В. Шукшина фразеология представлена очень богато: это 5594 единицы, разнообразных по структуре, семантическим и грамматическим свойствам. Фразеологизм — это раздельно оформленная единица языка, имеющая целостное значение для обозначения одного понятия, постоянный (или относительно постоянный) состав и закреплённую синтаксическую функцию².

В произведениях одного автора обязателен состав узуальных языковых единиц, без которых невозможно восприятие текста читателями. В идиостиле В. Шукшина узуальные единицы преобладают по сравнению с авторскими употреблениями, это фразеологизмы восстановить в правах, двигаться вперёд, махнуть рукой, на сон грядущий, обойдённый вниманием, обретать силы, открыть глаза, открыть свою душу, познавать само себя, посадить в лужу, приложить свои силы, просить выхода, прямо смотреть в глаза (правде), рот открыть, сделать своё дело, скулы воротит, служить примером, со спокойной душой и др.

Наиболее заметно языковое новаторство Шукшина в публицистике. Причины авторских изменений, обновления в языковом (речевом) составе всегда сводятся к отсутствию в узусе необходимых номинаций для оформления авторского отношения, авторской оценки какого-либо явления.

Наибольшее количество авторских фразеологизмов отмечено в публицистических работах В. Шукшина о творчестве в литературе и киноискусстве. Своё неприятие шаблонов, стандартов в искусстве Шукшин передаёт целым рядом фразеологизмов, выражающих понятие «писать стандартно, конъюнктурно»: выделывать ногами кренделя, на общие фразы выскочить, нарабатывать инерцию, отмолотить норму, рука летит по бумаге, сработала привычка и др.

«Я, боюсь, тут на общие фразы выскочу и отмолочу норму» («Вопросы самому себе»): на общие фразы выскочить — «написать о хорошо известном, знакомом всем», отмолотить норму — «написать так, как ожидает кто-либо (читатель)». Шукшин убеждён, что конъюнктурное писание для самого автора не проходит бесследно:

«Истинная литература за такие штуки бьёт кованым копытом по голове» («Средства литературы и средства кино»): бить кованым копытом по голове — «жестоко мстить». Всё удобное мешает искусству, и потому «Нельзя, чтобы авторская воля наводила фокус на те только явления жизни, которые она найдёт более удобными для самовыявления» («Нравственность есть Правда»). Здесь научный и технический термин Шукшин использует с обновлённым содержанием: наводить фокус — «выделять, привлекать особое внимание к чему-либо».

Шукшин не боится признаться в том, что ему не всегда удавалось отходить от схем в изображении персонажей. В киносценарии «Брат мой...» (в прокате — фильм «Странные люди») стандартная схема взаимоотношений братьев («положительного» Сени, живущего в селе, и «отрицательного» Ивана, уехавшего в город) с самого начала предопределяет развитие событий:

«Всё сразу ясно. Дальше схема продолжает гнуть меня в бараний рог. Силы расставлены, рука летит по бумаге, сталкивая героев, слегка путая сюжет (современно!)» («Нравственность есть Правда»): узуальный фразеологизм гнуть в бараний рог «подавлять, подчинять» контекстно связан с двумя авторскими единицами — силы расставлены «(что-либо) делается по определённому плану» и рука летит по бумаге «(кому-либо) пишется легко, без усилий». Ниже Шукшин пишет: «Я сам себя высек, почаще надо останавливать руку, а то она нарабатывает инерцию» (Там же). Нарабатывать инерцию — «использовать что-либо привычное, закреплять что-либо». Если не остановиться вовремя, пойдёт «ещё один недоносок» шагать по экранам (Там же). В те годы фразеологизм шагать по экранам обозначал «показываться, демонстрироваться» только по отношению к «настоящим произведениям соцреализма» — фильмам, идеологически безукоризненным.

В годы торжества шаблонов и стандартов в литературе и кино не идти на поводу стандартных схем, к которым читатель и зритель привыкают и которых ждут от автора, — значит сознательно встать на тяжкий путь непонимания и даже отлучения от любимой работы. Но ломать себя в угоду читателю (зрителю) и тем, от кого автор зависим, безнравственно, недостойно: «Стыдно выделывать ногами кренделя, когда народу плохо» («Вопросы самому себе»). Выделывать ногами кренделя — «развлекать (читателя)». Развлекать, веселить — это другие профессии, литератор же должен отразить своё время, открыть глаза современникам на самое главное в этом времени: «Человек просто талантливый — этот совершенно точно отразит своё время <...>, быть может, сам того не поймёт, но откроет глаза мыслящим и умным» («Нравственность есть Правда»); назначение литератора Шукшин выразил двумя узуальными фразеологизмами, употребив их словарные значения: отразить своё время «понять основные процессы, тенденции эпохи» и открыть глаза «помочь понять что-либо кому-либо».

В такое время, предлагает Шукшин, нужно искать спасения в русской культуре: классики русской литературы — А. Пушкин, М. Лермонтов, Л. Толстой, А. Чехов — сделали своё дело, они рассказали Правду:

«Какой головокружительной, опасной кручей шли они. И вся жизнь их — путь в неведомое» («Нравственность есть Правда»). В цитате две авторские единицы: кручей идти — вариант узуального фразеологизма идти по краю «рисковать, не бояться опасностей», путь в неведомое — перифраза из Маяковского «Поэзия — езда в незнаемое».

Полемичность, публицистическая заострённость Шукшина обнаруживается в том, кого он считает героем нашего времени (тема бесконечных дискуссий).

«Теперь предстоит самое странное и рискованное: провести параллель. Герой нашего времени — это всегда «дурачок», в котором наиболее выразительным образом живёт его время, правда его времени» («Нравственность есть Правда»). Употребление узуального фразеологизма провести параллель («сопоставить, сравнить») в таком контексте — в сопоставлении понятий герой и дурачок — было не просто рискованно, но безумно: в литературе и кино героями могли быть только строители коммунизма. «Есть на Руси ещё один тип человека, в котором время, правда времени, вопиет так же неистово, как в гении, так же нетерпеливо, как в талантливом, так же потаённо и неистребимо, как в мыслящем и умном... Человек этот — дурачок» (Там же). «Дурачок», чудик, человек не от мира сего («духовно богатый») — любимый персонаж, введённый в литературу Шукшиным.

Агитационные образы «положительных героев», которые должны были служить примером, отвращают настоящего читателя и зрителя от искусства: «Такая "агитация положительным героем" бьёт нас другим концом! И ещё как бьёт!» (Там же). Бить другим концом — «приводить к обратному, нежелательному результату». Как считал сам Шукшин, подобное произошло с его сценарием «Живёт такой парень»: «Мне надо было подмахнуть парню героический поступок» («Вопросы самому себе») — подмахнуть (героический) поступок значит «описать что-либо выдающееся, героическое».

Большинство профессиональных критиков было беспощадно в оценке литературных и киноработ В. Шукшина («мелкотемье», «не знает современной деревни» и т.п.). Такую критику Шукшин воспринимал обострённо, но чаще был ироничен:

«Меня особенно возмутил т. Высоцкий (я его тоже возмутил). Так прямо и махает красным карандашом — хошь не хошь — клони грешную голову» (Архив. Письмо Н.Н. Яновскому). Неприятие такой критики Шукшиным выразилось во фразеологизме махать красным карандашом («резко критиковать, отвергать») с просторечным компонентом махает и в сочетаемости этой единицы с другими фразеологизмами хошь не хошь («обязательно, непременно»), клонить грешную голову («каяться, признавать грехи, ошибки»).

Ещё более жестокой была государственная цензура, и отношение к ней Шукшин выразил очень жёстко:

«Так случилось, что умному, деятельному негде приложить свои силы и разум — сильные мира идиоты не нуждаются в нём, напротив, он мешает им. Нельзя рта раскрыть — грубая ладонь жандарма сразу закроет его. (Хорошо, если только закроет, а то и по зубам треснет)» («Нравственность есть Правда»). Узуальный фразеологизм сильные мира сего («правящие силы, влиятельные в обществе люди») Шукшин использует в вариантой форме, замещая местоимённый компонент сего существительным с резкоотрицательной оценочностью идиоты; центром этого высказывания становится авторская единица грубая ладонь жандарма («цензура, запрет на творческую самостоятельность»); эти две силы, давящие на художника, — правители и их слуги-надзиратели за культурой — объединены, даже графически в тексте поданы одинаково. Противопоставление этим силам «умных и деятельных» содержится не только в этих номинациях (умные, деятельные — сильные мира идиоты, грубая ладонь жандарма), но и в противопоставлении действий: фразеологизм приложить свои силы и разум (Шукшин обновляет инвариантную форму фразеологизма приложить свои силы за счёт однородного компонента разум) «работать творчески, создавать ценности», но в этих условиях (нельзя) рта раскрыть («попытаться высказаться») — закрыть его (рот) («запретить»), по зубам треснуть («наказать, оскорбить, унизить»).

В статьях о деревне, о взаимоотношениях города и деревни Шукшин чаще всего анализирует причины культурного отставания деревни, пишет о потребности деревни в образованных молодых людях. В деревне мало книг — нужны огромные тиражи:

«Но надо представить себе, какая это зияющая утроба — деревня» («Вопросы самому себе»). Авторская единица зияющая утроба («кто-, что-либо, нуждающееся в постоянной помощи (культурной, духовной)») образована на основе узуального фразеологизма ненасытная утроба «обжора, человек, постоянно нуждающийся в пище»; деревня же очень нуждается в духовной пище. Но пока, как отмечает Шукшин, деревню покидает молодёжь (поднимаются и уходят с земли отцов, покидают гнёзда); «Деревня: запустение — гармонь никого не ищет» («Вопросы самому себе»). Авторский фразеологизм никого не ищет — перифраз строчки из песни «Одинокая гармонь». Ушедшие в город молодые люди ничего не приобретают в нём, не умея противостоять внешним приметам «культурной» жизни:

«<Илья> очерствел в городе, прихватил жестокой житейский "мудрости" современного городского мещанства ("надо хитрей быть", "не открывай всем свою душу" — ткнут пальцем, сделают больно)» («Нравственность есть Правда»). Фразеологизм открывать душу («быть искренним, доверчивым» — в контексте отрицательная частица не входит во фразеологизм) отражает исконную природу деревенского жителя и этим отличает его от мещанина. В деревне, считает Шукшин, нет мещанства — дискуссий на темы мещанства в 60-е годы было очень много, и Шукшин был, по словам Л.А. Аннинского, «склонен в тот период к полемически крайним формулировкам»³.

Мещанство, по мнению Шукшина, — зло, которое истребляет истинную культуру, духовность:

«Мещанин — существо, лишённое беспокойства, способное слюнявить карандаш и раскрашивать, беспрерывно. Судорожными движениями сокращающееся в сторону "сладкой жизни". Производитель культурного суррогата. Существо крайне напыщенное и самодовольное» («Вопросы самому себе»). Устойчивая единица сладкая жизнь («представления, мечты о богатой, безбедной жизни»), появившаяся в русском языке после выхода фильма Ф. Феллини, в тексте Шукшина употребляется как обозначение мещанского представления о смысле существования человека.

Деревня, родина для Шукшина — святые понятия, и самые нежные, пронзительные публицистические строки посвящены им:

«... Сердце лизнёт до боли при слове "Алтай"» («Слово о "малой родине"»); сочетающиеся два фразеологизма — сердце лизнуть «нежно, ласково воздействовать на кого-либо» и до боли «очень, сильно» — передают трогательную любовь к малой родине.

«Я думаю, что русского человека во многом выручает сознание вот этого — есть ещё куда отступать, есть где отдышаться, собраться с духом. И какая-то огромная мощь чудится мне там, на родине. Какая-то животворная сила, которой надо коснуться, чтобы обрести утраченный напор в крови» («Слово о "малой родине"»). Оба выделенных фразеологизма-синонима объединяются понятием «восстановить силы, подготовиться к активной жизни». Память о родине нужна Шукшину, «чтобы постоянно ощущать в себе житейский "запас прочности": всегда есть куда вернуться, если станет невмоготу» (Там же) Контекстная антонимия фразеологизмов запас прочности «необходимые физические и духовные силы», образованном на основе технического термина, и стать невмоготу «(кому-либо) трудно, невозможно что-либо преодолеть, перебороть» отражает сложные жизненные и творческие обстоятельства Шукшина.

Желание окончательно поселиться в деревне в последние годы преследовало Шукшина, он признавал свою раздвоенность:

«Так у меня вышло к сорока годам, что я — ни городской до конца, ни деревенский уже. Ужасно неудобное положение. Это не между двух стульев. А скорее так: одна нога на берегу, другая — в лодке. И не плыть нельзя, и плыть вроде страшновато. Долго в таком состоянии пребывать нельзя, я знаю — упадёшь» («Монолог на лестнице»). Узуальный фразеологизм сидеть между двух стульев (на двух стульях) в тексте Шукшина представлен в эллиптированном варианте со значением «сложное, противоречивое положение, состояние у кого-либо», более экспрессивном, с ситуативно оправданным сокращением глагольного компонента.

Тема интеллигенции, её роли в обществе постоянна в публицистике Шукшина — или как основная, или как сопутствующая. Словосочетание интеллигент духа («Монолог на лестнице») у него наполнен особым содержанием, истоки которого — в доброте:

«Сознаю, что выразился несколько красиво и не совсем самостоятельно («аристократы духа» уже были) <...> Вот что это такое: это очень хороший человек. Деревенские старик и мальчик остановились и поздоровались с незнакомым. Я их не знаю и не захлёбываюсь сразу от восторга: «Вот они, настоящие хорошие люди!» Нет, я поздоровался и — по привычке думать — думаю: откуда это у них? Положим, мальчику сказал учитель: «Надо здороваться со всеми». А этот, седой-то?.. Ведь жизнь прожил, устал, наработался, навоевался, наголодался — всякое было. Но неистребимо живёт в нём вот это бескорыстие — «дай вам бог здоровья!» Так просто, от доброты душевной».

Интеллигент, по мнению Шукшина, тот, кто восстановит слабого и беззащитного в правах человека, кто не захочет подпеть могучему басу сильного мира сего, кто хочет приложить свои силы и разум.

«Это и тихий домик Циолковского, где Труд не искал славы» («Монолог на лестнице»).

Интеллигент помогает обществу познавать само себя.

«Общество, познавая само себя — обретает силы, движется вперёд» (Там же).

От назидательности публицистические статьи Шукшина оберегают его искренность и ирония, он не стремится всех переубедить, он объясняет свои взгляды. «...от моей головы пошло сияние — такой бы я вдруг сделался умный...» (Там же).

Создание новых фразеологических единиц в публицистике отвечало требованиям В. Шукшина отстаивать свои эстетические и литературные позиции нешаблонными, незатёртыми языковыми средствами. В текстах эти новые единицы выполняют функцию авторской оценки явлений, персонажей. Шукшин был одним из тех писателей, кто повлиял на развитие публицистики, на изменение, обогащение её словаря, разрушая стандарты.

Примечания

1. Рыбальченко Т.Л. Вступление // Творчество В.М. Шукшина в современном мире. Барнаул: Изд-во Алтайск. гос. ун-та, 1999. С. 4.

2. См.: Чепасова А.М. Семантические и грамматические свойства фразеологизмов. Челябинск: Изд-во Челяб. гос. пед. ин-та, 1983.

3. Аннинский Л.А. Вопросы самому себе / Сост. Л.Н. Федосеева-Шукшина; Предисл. Л.А. Аннинского. М.: Мол. гвардия, 1981. С. 20.