Г.В. Кукуева. «Авторские ремарки в рассказе В.М. Шукшина "Горе"»

Выбранный нами для анализа рассказ В.М. Шукшина отличается сложной композиционно-речевой организацией, связанной с реализацией в художественной ткани текста поэтического приема «расслоение речевой сферы рассказчика» [4, 122—124]. Отличительная черта данного текста — наличие диегетического повествователя, одновременно представленного в ипостаси субъекта и объекта повествования. Благодаря этому авторское повествование оказывается «склеенным» из разных пространственно-временных фрагментов, которые представлены как «сегодняшнее» мировосприятие говорящего и ретроспективное, направленное в момент изображаемых в рассказе событий. Ретроспективный план повествования в речевой партии повествователя (далее: РППов) подается двояко: диахронически — в прошедшем времени, когда мальчик выступает объектом повествования («Было мне лет двенадцать. Сидел в огороде, обхватив руками колени, упорно, до слез смотрел на луну»); синхронически — от лица мальчика в настоящем времени («У дедушки Нечая три дня назад умерла жена, тихая, безответная старушка»).

Ремарочный слой также оказывается под влиянием субъектного расслоения речевой сферы рассказчика. Для анализа в данной статье мы остановимся на распространенных ремарках. Наш выбор продиктован несколькими причинами: признаком субъектного расслоения обладают именно распространенные ремарки, они выполняет функцию повествования и тем самым свидетельствует об авторской интенции.

В РППов имеют место ремарки, в которых достаточно легко просматривается явление субъектного расслоения речевой сферы рассказчика. Такого рода ремарки могут быть: а) препозитивными, выполняющими функцию ввода новой сцены, картины: «Длинная, ниже колен, рубаха старика ослепительно белела под луной. Он шел медленно, вытирая широким рукавом глаза. Мне его было хорошо видно. Он сел неподалеку. Я прислушался»; б) интерпозитивными: «— Чижало, кум, силов нету. — Он шел впереди, спотыкался и все вытирал рукавом слезы. Я смотрел сзади на него, маленького, убитого горем, и тоже плакал — неслышно, чтоб дед подзатыльника не дал. Жалко было Нечая».

Субъектом повествования в данных примерах является рассказчик взрослый человек, точка зрения рассказчика в детстве входит в основное повествование как чужое «слово». При этом сам рассказчик (мальчик) выступает объектом повествования. Воспроизведение прошлого опосредовано точкой зрения взрослого рассказчика, причем детали произошедшего события представлены сквозь призму видения ребенка. Доказательством этому служит «план фразеологии», в котором особую функциональную нагрузку несут отдельные лексемы, формирующие точку зрения рассказчика мальчика. Таковыми являются: «ослепительно белела» (рубаха), «широкий рукав», дейктический элемент «неподалеку». Все эти лексемы отражают момент непосредственного наблюдения рассказчика ребенка, указывают на его местоположение в конкретной ситуации относительно наблюдаемого лица. Увидеть представленные в речи рассказчика детали одежды: «широкий рукав», «рубаха, ниже колен», «ослепительно белела» можно лишь находясь на небольшом расстоянии от объекта наблюдения.

Лексические единицы «маленький», «убитый горем», являясь информативно-интеллектуальными, выполняют роль прагмем [1], ибо закрепляют в своем значении элемент эмоционально-оценочного отношения автора (рассказчика мальчика) к старику.

Точка зрения «взрослого» рассказчика маркируется глаголами прошедшего времени несовершенного вида «шел», «спотыкался», «вытирал» (глаза), «смотрел», информирующими читателя о некотором положении дел. Наряду с информативной функцией «слово» рассказчика может содержать оценку самого процесса наблюдения, субъектом которого является мальчик. Свидетельством этому служит оценочное безличное предложение: «Мне его было хорошо видно», в котором особую смысловую нагрузку несет элемент оценочного дейксиса — наречие «хорошо».

Выполняя функцию повествования, распространенные ремарки вступают в «семантическое несогласование» [5] с репликой героя. Смысл данного стилистического явления состоит в том, что автор-рассказчик в ремарочном слое описывает не только действие или поведение героев, но еще и дает критический комментарий, содержащий оценку события как с точки зрения рассказчика взрослого человека, так и с точки зрения рассказчика ребенка. В результате ремарка становится объемной и семантически емкой, что дает право говорить о неравнозначности, несимметричности «слова» автора и «слова» персонажа, о семантическом перевесе ремарочного компонента.

Особо хотелось бы рассмотреть имеющие место в ремарочном слое пояснительные конструкции, которые, в силу своей природы, обладают прагматичностью: «Дедушка Нечай сидел, по-татарски скрестив ноги, смотрел снизу на нас — был очень недоволен» (1), «(...) тоже плакал — неслышно, чтоб дед подзатыльника не дал» (2). Специфика данных конструкций состоит в том, что они являются частью авторского посыла, разработанного в тексте для ориентации на читательское сознание. Но данный посыл, «ориентация изложения» [5] реализуется нетрадиционно для рассказов В.М. Шукшина — через маску рассказчика, что создает впечатление открытого диалога субъекта речи с читателем.

Рассматриваемые пояснительные конструкции, выделяясь пунктуационно, имеют характер дополнительных замечаний к основному повествованию, чем и разрушают синтаксическую одноплановость авторского высказывания. Пояснение в данных ремарках — это своеобразный способ комментирования увиденного. В примере (1) пояснение «был очень недоволен» содержит элемент оценочности, закрепленный в лексеме «недоволен», входящей в состав составного именного сказуемого. Оценивается индивидуальное поведение героя (старика Нечая), «привязанное» к конкретной ситуации (переживания, связанные со смертью жены) и конкретному субъекту оценки (говорящему). Представленная оценка усиливается за счет наречия «очень». В примере (2) пояснение реализовано конструкцией СПП: «<...> плакал — неслышно, чтоб дед подзатыльника не дал» с причинно-следственными отношениями между частями. Лексема «неслышно» закрепляет в своем значении субъективную оценку говорящего: рассказчик оценивает свое поведение в детстве: «тоже плакал — неслышно» (репрезентируется реакция мальчика на увиденное). Выделяемая в СПП придаточная часть «чтоб дед подзатыльника не дал» имеет субъективную окраску, исходящую от говорящего (взрослого рассказчика) и направленную в качестве своеобразного пояснения адресату. Таким образом, читатель, воспринимая некое положение дел, закрепленное в «слове» рассказчика, получает субъективное разъяснение и оценку происходящего в конструкциях пояснительного типа, которые, в свою очередь, выступают своеобразным языковым средством формирования воздействия на читателя.

Итак, рассмотренный нами ремарочный слой в рассказе В.М. Шукшина «Горе» характеризуется рядом важных свойств. Отношение между распространенной ремаркой и репликой героя можно обозначить как «семантическое несогласование», так как ремарка семантически полнее, объемнее самой реплики. Это свойство продиктовано влиянием приема «субъектное расслоение речевой сферы рассказчика». Распространенные ремарки в рассказе выполняют функцию повествовательного звена, что в целом не характерно для ремарочных компонентов малой прозы В.М. Шукшина. Обычно ремарка в произведениях писателя реализует актуальные для нее смыслы: сообщение о месте действия, времени, движениях и жестах персонажа [3; 6]. В рассказе «Горе» ремарочный компонент реализует способность рассказчика перемещаться из одного пространственно-временного континуума в другой, что лишает ремарку привычного для нее свойства: однозначности репрезентируемого события или состояния персонажа. Ремарочный компонент отличается многоплановостью, представленностью эмоционально-оценочных точек зрения рассказчика, находящегося в разных ипостасях. За счет смысловой емкости ремарка активизирует деятельность читателя и выводит последнего на открытый диалог с автором. Открытость диалога как важнейший эстетический принцип прозы В.М. Шукшина [2], несомненно, имеет лингвопоэтическую значимость, ибо автору важно создать иллюзию присутствия читателя в событии и тем самым ввести его в ситуацию коммуникативной деятельности, в которой он был бы не пассивным восприемником информации, а активным ее содеятелем.

Литература

1. Болотнова Н.С. Художественный текст в коммуникативном аспекте и комплексный анализ единиц лексического уровня. Томск, 1992. — 312 с.

2. Деминова М.А., Кукуева Г.В., Чувакин А.А. Диалогичность прозы В.М. Шукшина // «...Горький, мучительный талант»: материалы V Всероссийской юбилейной научной конференции / отв. ред. О.Г. Левашова. — Барнаул: Изд-во Алт. ун-та. 2000. — С. 3—22.

3. Кукуева Г.В. Лингвопоэтическая типология текстов малой прозы (на материале рассказов В.М. Шукшина): дис. д-ра филол. наук. — Барнаул, 2009.

4. Кукуева Г.В. Речевая партия повествователя как элемент диалога «автор-читатель» в собственно рассказах В.М. Шукшина: дис. ... канд. филол. наук. — Барнаул, 2001. — 270 с.

5. Маркасова О.А. Глаголы речевого сопровождения как средство выражения авторской позиции в художественном тексте // Актуализация семантико-прагматического потенциала языкового знака: Межвуз. сб. науч. трудов. Новосибирск, 1996. — С. 136—144.

6. Чувакин А.А., Демидова Е.В., Малыгина Э.В. Творчество В.М. Шукшина в пространстве коммуникации. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2015. — 132 с.