«Охота жить!..» (Пермь, 2007)

Оригинальное название: «Охота жить!..»
Жанр: деревенские истории в двух действиях
Руководитель постановки: народный артист России Михаил Скоморохов
Режиссер: заслуженный артист РФ Александр Калашниченко
Автор: Василий Шукшин
Инсценировка: Ксения Гашева
Художник: заслуженный художник РФ Юрий Жарков
Музыкальное оформление: заслуженный работник культуры РФ Марк Гольдберг
Хореограф: Арнольд Райник
В ролях: заслуженная артистка РФ Ирина Сахно, заслуженная артистка РФ Валентина Лаптева, Татьяна Гладнева, Наталья Аникина, Андрей Пудов, Ольга Логинова, Наталья Фролова, Елена Бычкова, Анатолий Смоляков, Михаил Шибанов, Дмитрий Юрков, Анна Демакова, Ксения Жаркова, Александр Красиков, Татьяна Пешкова, заслуженная артистка РФ Татьяна Жаркова, Александр Шаров, Николай Фурсов, заслуженный артист РФ Вячеслав Тимошин, заслуженная артистка РФ Ирина Шишенина, Анастасия Дашина, Мария Прозорова, Анна Михайлова, Яков Рудаков, Сергей Трухин, Евгения Шишенина, Данил Юрков
Длительность: 2 часа 20 минут
Язык: русский
Страна: Россия
Театр: Пермский театр юного зрителя
Премьера: 20 декабря 2007 года
Ограничение по возрасту: 16+

Спектакль «Охота жить!..», поставленный в Пермском театре юного зрителя, посвящен творческой деятельности В.М. Шукшина. Премьера постановки состоялась 20 декабря 2007 года. В работе над спектаклем театр обратился к нескольким рассказам, в которых автор дает разнообразие типов и характеров сельских жителей, объединенных стремлением жить честно, достойно, с открытым сердцем. В сценическом тексте использованы шесть рассказов — «Письмо», «Бессовестные», «Одни», «Чудик», «Мой зять украл машину дров», «Сапожки». Рассказы связаны одной простой мыслью — охота жить, радоваться жизни во всем ее разнообразии и богатстве. В своей чистоте, наивности, простодушии, умении любить ближнего герои В.М. Шукшина становятся философами и поэтами, воспаряющими над обыденностью. Эти люди и есть «золотой фонд нации», соль земли, ими жива Россия.

О спектакле

Не так прост Шукшин, и Пермский ТЮЗ в этом убедил зрителей

Возвращение прозы Василия Шукшина на театральную сцену в начале XXI века происходит медленно и далеко не во всех театрах России. В этом есть, на первый взгляд, некая странность, так как творчество писателя стало классикой отечественной литературы и вошло в стандарты образовательных программ школ и вузов.

Но за время реформ оказались глубоко «перепаханными» не только шукшинская деревня с ее некоммерческими «чудиками», но и вся бывшая советская литература. В общественном сознании произошла смена эстетических, идеологических и нравственных парадигм. Вследствие этого, проза Шукшина как нечто традиционное и освоенное, отошла в театрах на второй план. Например, на Урале и в Сибири немало театральных городов, но проза Шукшина идет на сцене только в Перми, в театре юного зрителя.

Она появилась в репертуаре ТЮЗа не в результате эксперимента. Василий Шукшин, что называется, изначально был своим автором для художественного руководителя и постановщика спектакля Михаила Скоморохова. Народный артист России Михаил Скоморохов сам родом из уральского села, и его до сих пор волнует жизнь людей российской деревни. Премьера спектакля «Охота жить» с подзаголовком «Деревенские истории в 2-х действиях» прошла в декабре 2007 года и была приурочена к 50-летию творческой деятельности Василия Шукшина. Инсценировка была создана пермской писательницей Ксенией Гашевой. В сценическом тексте использованы шесть рассказов — «Письмо», «Бессовестные», «Одни», «Чудик», «Мой зять украл машину дров», «Сапожки».

В спектакле пластический образ деревни воплощается в виде внутреннего пространства большой деревенской избы. Это единая сценическая установка, созданная художником Юрием Жарковым в реалистическом стиле и серых тонах старого дерева на все эпизоды: в центре настоящий деревенский стол, на столе клубок со спицами для вязания, деревянная скамейка, на стене пожелтевшие фотографии дедов и отцов, в глубине окно с колышущимися занавесками. Взмахнут новой скатертью на столе, вот вам и изба других хозяев. Принесут на стол пару чайных чашек — вот вам третий дом. Еще несколько скамеек поставят в ряд, и изба превращается в сельский клуб, куда приходит посмотреть кино. Уберут скамейки и стол, посадят в центре баяниста, и так начнутся в сельском клубе танцы. Смысл образа постоянно преобразующейся деревенской избы — в единых вековых устоях, традиционной среде обитания героев спектакля, глубинной общности всех со всеми, что в принципе соответствует художественному миру деревни в творчестве писателя.

Очень важна была для театра категория времени, образ которой всегда символичен и несет в себе несколько семантических пластов и свидетельствует о пределах свободы действующих лиц. Время конкретного действия в инсценировке — три дня и три ночи, символическое число для русских сказок и легенд и достаточное, чтобы обнаружился конфликт, характеры героев и произошло некое важное событие, разрешающее основные драматические коллизии. Другой пласт — это время деревенской повседневной действительности, повторяющейся из года в год, связанное с календарными заботами и традиционными праздниками, то есть, время мифологическое и иногда, в воспоминаниях стариков о войне, о работе в колхозе — время социальное. Символично, что инсценировке «Охота жить» действие начинается в летнюю ночь (еще ни зги не видно и многое непонятно), когда старуха Кандаурова (рассказ «Письмо») в своей избе «проснулась в страхе, до утра больше глаз не сомкнула...». А заканчивается оно солнечным днем с дождем и радугой, когда Чудик из одноименного рассказа, возвратившись из города домой, промокнув до нитки, тем не менее говорит: «Как хорошо... Дома! Жить охота! Охота жить!». Физическое время сопряжено с чувствами героев, а его динамика — от темноты к свету — совпадает с переменой настроений — от страха к удовольствию и радости. Театр с помощью человеческого проживания времени на календарном и мифологическом уровнях, которые гораздо объемнее конкретного социального времени и дают больший простор для самоопределения личности, сознательно выводит в прозе Шукшина на поверхность те смыслы, которые всех заряжают энергией будущей жизни. Отсюда рождается общее эмоциональное высказывание разных героев по ходу спектакля — «охота жить».

Постановщик Михаил Скоморохов заостряет всеобщее ощущение времени и «охоты жить» использованием очень выразительного кинематографического приема. В первые минуты спектакля мы видим всех героев в сельском клубе, они смотрят черно-белое кино, где на экране молодой Василий Шукшин с Ноной Мордюковой разыгрывают мелодраматическую историю любви сельских жителей. На самом деле артисты смотрят в зал, и это мы, зрители, видим реальное кино и просвечивающие сквозь экранное изображение лица будущих персонажей спектакля. Экран со старым фильмом, как документ истории, отделяет зрителей от героев шукшинской прозы, которые тоже оказались отодвинуты временем в иную от наших современников, историческую даль.

Подробная художественная разработка категории времени свидетельствует о том, что для постановщика спектакля Михаила Скоморохова в творчестве Шукшина были важны некие вечные явления жизненного ряда — любовь, вера, добро, дом, родная земля, надежда, что называется, экзистенциалисткие мотивы человеческого существования во все времена. В этом творческом поиске его усилия активно были поддержаны музыкальным оформлением спектакля, сделанным Марком Гольдбергом. В спектакле чувства сельских жителей и значимые события деревенской жизни проходят под аккомпанемент классической зарубежной и отечественной музыки — использовались сочинения Дворжака, Рахманинова, Малера, Щедрина. Таким образом, природа чувств шукшинских характеров оказалась вписана в мировую культуру. Лейтмотивом всего спектакля стала музыка из сюиты Свиридова «Метель» (сцена венчания); приметы советского времени воплотились в начальных аккордах Первого концерта Чайковского, который был своеобразным музыкальным штампом того времени, а также в Полонезе Огинского, обязательном произведении танцевального репертуара сельского клуба. Все это помогло ТЮЗу отойти от традиционной социально-нравственной характеристики шукшинских персонажей и приблизить их мир к миру наших современников.

В инсценировке и спектакле драматическое действие течет, как широкая река в некоторых местах, по нескольким «рукавам», в результате чего в одно время и в одном месте параллельно воссоздается существование героев всех рассказов, и в целом возникает портрет русского народа.

Театр почти в неприкосновенности сохранил диалоги автора, сюжетные повороты в судьбах героев. В рассказах о деревенских стариках (первый акт) на сцене обострены экзистенциальные мотивы «заката» жизни: «чижало одному», «в покое бы дожить да в тепле», «как-то пусто стало в нашем доме без ребячьего смеха», «Да где же у меня Бог-то?», «за что я, спрашивается, работал»?

Моменты грусти-тоски однако преодолеваются кипучей деятельностью, как известно, не всегда разумной, что воссоздано на сцене с чисто шукшинским теплым юмором. Вдовец Глухов на седьмом десятке лет решил вновь жениться, и исполнитель этой роли актер Валерий Серегин в сцене сватовства долго «носится» с бутылочкой, которую принес для торжественного случая и не знает, удобно ли сразу поставить ее на стол, то ли сначала спрятать... А куда? Только в свои штаны, да она слишком большая для кармана... По-шукшински «остервенелый» характер показывает сваха Малышева — Валентина Лаптева. Ну, не хочет она брака Глухова с Отавиной, но нет и оснований для отказа, и начинает она жестикулировать, как оратор на партийном собрании (вот здесь вторгаются в действие аккорды из Первого концерта Чайковского, создающие комический эффект). Прекрасно был «пойман» горячий характер Кандауровой актрисой Ириной Сахно. В ее монологе с выразительными и разнообразными интонациями такая живая страсть к жизни, такая гамма чувств, и среди них молниеносная атака тещи на зятя, который «угрюмиссся»... Вот уже в ее руках спица от вязания, как стрела, которой она, словно воин, пронзает невидимого противника. И тут же мгновенное остуда гневных чувств, извинение, понимание, что так можно навредить семейной жизни дочери... Актеры Наталья Попова и Андрей Пудов (рассказ «Одни») выразительно подчеркнули в образе пожилой пары Калачиковых, вырастивших двенадцать детей, «лед и пламень» характеров, прагматизм жены и мужнину тягу к творческому полету. Сидят по углам, они смотрят в разные стороны. Но тоскливо на душе у каждого, и Антип и Марфа, наконец, садятся рядком и запевают самую душевную, на их взгляд, народную песню «Есть по Чуйскому тракту дорога...»

Во второй части спектакля действующие лица представляют среднее и молодое поколение деревни. В драматизации характеров выходят на первый план иные, по сравнению с первой частью, экзистенциальные мотивы: «Я и Другой» («Чудик»), разрушение личности в мире неподлинного бытия («Мой зять украл машину дров»), Любовь как новое открытие самого себя и сотворение тем самым нового мира вокруг себя («Сапожки»). Нестандартный Чудик в исполнении Александра Калашниченко поражает искренностью своей веры в то, что его добрые намерения с благодарностью примут другие. С двумя трехлитровыми банками на шее, с сумками в обеих руках и билетом в зубах и вытаращенными от удивления глазами — таков он перед отъездом к брату, истинное воплощение простака, которому суждено вечно быть в диссонансе с другими, соблюдающими общепринятые нормы общения. За исполнение этой роли Александр Калашниченко на международном фестивале «Золотой конек» в Тюмени 2008 года был победителем в номинации «Лучшая мужская роль второго плана». Под стать Чудику, два сапога — пара, в спектакле его жена Груша — Елена Бычкова, с такими же округленными то ли от счастья, то ли от удивления глазами, не замечающая странностей мужа и охотно навешивающая на него банки и кульки с гостинцами «для племяшей». Брат Дмитрий в исполнении Дмитрия Юркова внешне выглядит «пообтесаннее», все-таки городской житель, но в вечернем застолье раскрывается тот же повышенный градус чувств и сопереживания близким.

Если в создании образов людей с «чудинкой» театр актеры откровенно играют, подчеркивают «странность», нетипичность своих героев, то в отношении других персонажей используются средства психологического театра. Таков сюжет с сапожками. Роль Сергея, давно женатого мужчины, открывшего в себе вдруг потенциал нерастраченной любви к жене, сыграна Николаем Глебовым внешне спокойно, на выразительном подтексте в паузах и благодарном ответном молчании зрительного зала. Достойной партнершей Глебова в этом психологическом эпизоде стала актриса Ирина Шишенина в роли жены Клавы, когда у зрителей возникает ощущение подлинного счастья двух любящих сердец, минуты редкого созвучия душ. Романтическая музыка Дворжака и Свиридова помогает актерам долго удерживать нужное настроение на сцене и в зале.

Драматические развязки сделаны театром с неистощимой фантазией и чисто театральным юмором. Так, скандал работящего Вениамина с тещей Лизаветой Васильевной начинается под аккомпанемент из «Кармен-сюиты» Щедрина, темы тореро. Когда Вениамину («Мой зять украл машину дров») приходит в голову шальная мысль запереть тещу в туалете, грозным предупреждением ей, «сажалке», звучит отрывок из Четвертой симфонии Малера. Эта же мелодия предупреждает беспечного Чудика о предстоящей страшной расплате за его творческую раскраску детской коляски в гостях у брата. Душевная народная песня про Чуйский тракт и несчастную любовь шофера Кольки Снегирева, начавшись в избе стариков Калачиковых, с той же душевной отдачей продолжают чуть позже в городе петь Чудик и его брат. И зрителям кажется, что эту песню знает весь русский народ, который с завидной регулярностью слушает подобную музыку в радиопередаче Э. Успенского «В нашу гавань заходили корабли».

Поистине народным защитником непутевого Веньки становится старик Михайло в исполнении Вячеслава Тимошина. Чувство достоинства, спокойной смелости и мудрости человека, побывавшего на войне видит зритель в этом образе. Ясно проговаривается система ценностей сельский схода, а зрителям открываются в рассказах Шукшина то, что было дорого в сельских жителях самому писателю: честность, справедливость, доброта.

Финал спектакля кольцуется с началом — опять просмотр кинофильма в сельском клубе. Знакомые театральные персонажи вновь оказываются за экраном, а на нем крупным планом сам Василий Шукшин... И Лидия Федосеева-Шукшина, на сей раз эпизоды их совместной работы в «Калине красной»... Театр словно отдает дань памяти мастеру искусства слова и кино, дань памяти созданному им художественному миру с его героями, на первый взгляд обыкновенными, но на самом деле незаурядными личностями.

Постановка Пермского ТЮЗа сделана без внешних театральных изысков, но она является одним из настоящих творческих достижений современного театрального искусства, потому что в ней присутствует процесс глубокого художественного исследования «духа предков», того, без чего не сможет сохранить себя в глобальном мире любая нация.

Галина Куличкина.